Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Третья книга

• Название: Я дрался на Т-34. Третья книга
• Автор: Артем Драбкин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9955-0820-5

НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка. Продолжение супербестселлеров, разошедшихся суммарным тиражом более 100 тысяч экземпляров. Воспоминания советских танкистов, воевавших на легендарном Т-34.

«Только я успел крикнуть: «Пушка справа!», как болванка пробила броню. Старшего лейтенанта разорвало на части, и вся кровь с него, оторванные куски тела… все это на меня! Мне достался в ногу мелкий осколок от брони, который я потом сам смог вытащить, а механику-водителю осколок попал в плечо. Но танк еще оставался на ходу, и тот, одной рукой переключая рычаг скоростей, вывел «тридцатьчетверку» из-под огня…»

«Я принял решение контратаковать с фланга прорвавшиеся немецкие танки. Сам сел на место наводчика. Расстояние до них было метров четыреста, да к тому же они шли бортами ко мне, и я быстро поджег два танка и два самоходных орудия. Брешь в нашей обороне была ликвидирована, положение стабилизировалось…»

«В бою за село Теплое прямым попаданием снаряда заклинило ведущее колесо одного из атакующих «Тигров». Экипаж бросил фактически исправный новейший танк. Командир корпуса поставил нам задачу вытащить «Тигр» в расположение наших войск. Быстро создали группу из двух танков, отделения разведчиков, саперов и автоматчиков. Ночью двинулись к «Тигру». Артиллерия вела беспокоящий огонь по немцам, чтобы скрыть лязг гусениц «тридцатьчетверок». Подошли к танку. Коробка стояла на низкой передаче. Попытки переключить ее не удались. Подцепили «Тигр» тросами, но они лопнули. Рев танковых двигателей на полных оборотах разбудил немцев, и они открыли огонь. Но мы уже накинули на крюки четыре троса и потихоньку двумя танками потащили «Тигр» к нашим позициям…»

---

Потом наш корпус вывели из состава 2-го Украинского фронта и перевели в состав 3-го Украинского. Из мотоциклетной роты меня перевели в бронетранспортерную роту, но я же танкист! Там я был мало, но успел получить из 4-го мехкорпуса бронетранспортеры М-17 и бронеавтомобили (4-й мехкорпус в другое место переводился, и там они должны были получить другую технику, так что он технику оставлял, а людей перекидывал). Потом меня наконец-то перевели в танковую роту на Т-34 того же разведбата. В ней я провоевал почти до конца войны. Вдруг мне говорят: «Витька, давай на батальон трофейных «Пантер». Хорошо. Надо сказать, что «Пантеры» в атаку не бросали – их свои бы побили. А вот заткнуть дыры, в засаду поставить, прикрыть фланг – это их задача. Фактически этот батальон выполнял функции охраны штаба корпуса. «Пантеры» были перекрашены в обычный наш зеленый цвет, на башне была большая красная звезда с окантовкой и еще красный флажок.

Ранений у меня больше не было, но было ДТП. Я ехал на своем мотоцикле «БМВ» с коляской, в которой сидел ординарец. По дороге вели колонну пленных мадьяр. Они расступились, а тут мне навстречу «ЗИС-5» с боеприпасами. Он меня крылом как рубанет по левому борту, мотоцикл вдребезги, а у меня выбита коленка. Мне вставили чашечку на место, перевязали, но мотоцикл пришлось бросить.

Вскоре меня с трофейных танков вернули на должность зампотеха танковой роты разведбатальона. От Вены наш разведбат пошел в наступление в полном составе, обычно-то мы группками действовали. Разведгруппа – один-три танка, пара бронетранспортеров или броневик и пять мотоциклов – так тыкались. Корпус своими разведгруппами как бы распускал щупальца. А тут впервые батальон в полном составе наступает! Встретились с американцами на реке Энс, выпили. 8 мая поймали по танковым радиостанциям сообщение Би-би-си о том, что немцы капитулировали. Такое было состояние! Ликование! Я остался жив! Начало войны, тяжелый 1941 год, отступление – все это промелькнуло перед глазами. Мы победили, я остался жив! Все ошалевшие! Мы сначала стреляли из ракетницы. Потом вытащили пулеметы. Стреляли с рук трассирующими пулями вверх, салютовали. Развернули пушки в сторону Альп и начали лупить из танковых пушек по лесу.

Мы с американцами пьянствуем, и вдруг из леса выходят немецкие танки. А наш батальон стоит машина к машине, никакой маскировки. Авиации нет. Хорошо, что еще не все патроны расстреляли. Тут подходит немецкий генерал о сдаче в плен договариваться. На сердце отлегло! Мы-то сначала думали, чем стрелять, а немцы сдаются. Немцы построились, мы выделили два броневика и одного офицера, чтобы он сопровождал эту дивизию в плен, а сами вперед! У нас приказ: «На запад!» Мы смотрим – подразделения американской армии стоят по обочинам. Оказывается, их предупредили, чтобы они нам освободили шоссе. Мы так летели – мотоциклы, бронетранспортеры, автомобили и танки с одной и той же скоростью – 60–65 километров в час. А потом, когда закончилось горючее, мы встали и думаем: «Чего дальше-то делать?»

А американцы, когда нас пропускали, они смотрели на нас с изумлением: куда прутся эти русские? Там же все остановились, а мы перли. Два дня стояли без горючего, потом нам подвезли горючее, мы заправились, и нам приказали возвращаться. Мы вернулись.

– Ваши родные так и оставались на оккупированной территории?

Мама и брат. Отец нет. Он был инженером, начальником производства на заводе «Коммунар», военнообязанный, капитан. Был призван в армию в 1941 году. Воевал на Каховке. Вскоре вышел приказ о том, что всех инженеров-производственников, которые были мобилизованы, вернуть на производство, на заводы. И его демобилизовали в районе Сталинграда – отправили в Горький на завод. Он был главным механиком завода. Позже я его встретил в Австрии. Он руководил разборкой технологических линий заводов «Штейр». Все станки они нумеровали. Грузили и отправляли эшелон за эшелонами.

Мама осталась с бабушкой в оккупации, поскольку та не могла ходить. Мама ходила с тачкой, в которой была швейная машинка, по селам, шила, зарабатывала деньги. Кормила бабушку и маленького брата, ему было всего 3 года. Мой средний брат, политрук роты автоматчиков, погиб на Донбассе летом 1942 года.

– Вы говорили про ненависть к немцам. С какого времени она появилась?

Она появилась практически сразу. Мы же разведчики, мы видели, что делали немцы. В Латвии они не жгли ни деревень, ни хуторов, ни городов. Они старались привлечь население на свою сторону. А на нашей территории они жгли деревни – повсюду был пламень пожаров. Одни пепелища от деревень. А где жители? Никого нет. Вот откуда ненависть. Когда видишь мертвого солдата – это тяжело, но понятно – он воевал, защищался. Но когда лежат мирные жители, то вопрос «За что?» перерастает в ненависть. Это было внутреннее чувство – если я не убью немца, то он убьет меня. И была вроде как жажда еще убить, убить немца в бою, когда он мишень. Мы стреляли по немцам, как по мишеням. Были случаи, когда мы их захватывали в плен. Один раз мне даже жалко стало – раненый, окровавленный, причем француз. По-человечески было его жалко, но все равно мы знали, что это враг.

Но нужно стрелять в вооруженного врага, а вот в пленного – такого никогда не было. Кроме тех случаев, когда захватывали власовцев. После войны сказали, что 10 тысяч пленных власовцев находились в лагерях в Сибири. Я удивился – кто же их оставил в живых, когда в плен брал?! Мы их не оставляли. Но они и дрались не так, как немцы. Они дрались насмерть – на танки шли с автоматами.

Но нужно сказать, что немцы – неплохие солдаты. В 1941 году редко одного-двух удавалось захватить, да и то они с усмешкой воспринимали плен – тогда они не сдавались. Только после Курской битвы стали в плен попадать, а уже в 1944 году они просто шли и поднимали лапки кверху, сдавались подразделениями.

– Приходилось расстреливать пленных?

У меня был только один случай, когда я был уже заместителем командира роты по технической части. Дело происходило в Венгрии, в районе Субботицы. Наши ушли, а я остался с танком, на котором заклинило двигатель. Начали готовиться к капитальному ремонту, вытащили аккумулятор – все сделали для того, чтобы можно было заменить двигатель. Когда наши уходили, они мне оставили пленного обер-лейтенанта: «Когда подойдет пехота, отдай ей». Разговаривали с ним. Он показывал фотографии жены, детей. В это время просочилась группа немцев из Будапешта. Они вышли из леса и идут. Он вскочил и начал что-то кричать. Я его останавливаю, он отскочил от меня и опять что-то кричит. Мне командир танка и говорит:

– Виктор, шлепни его к чертовой матери. Что ты с ним возишься?!

– Я же не знаю, может, он кричит, чтобы они сдавались? Чего его шлепать?

– А чего он орет?

Немцы услышали и пошли на наш танк. Мы зарядили орудие осколочным. А как пушку повернуть? Аккумулятор-то вытащили! Вручную… Повернули башню, дали осколочными пару выстрелов. Немцы залегли, а потом начали отходить. Он опять начал кричать. У меня не поднималась рука его застрелить – ведь только что с ним разговаривали. Командир танка выхватил пистолет и выстрелил.

Был еще случай с власовцем с Западной Украины, у него не было нашивки РОА, он был в немецкой форме. Я его привез к пехоте. Говорю: «Ребята, заберите его». Они не стали церемониться.

Ну, а разведчик в принципе не имел права пленного убивать. Был у нас случай под Будапештом. Мы где-то 30 декабря сдали наш участок пехоте и отошли немного в тыл, привести в порядок технику, принять пополнение, все такое. И вдруг меня вызывают: «Виктор, бери группу. Вот тебе два мотоцикла, и дуй на передовую. На фронте непонятно, что творится». А это же 31-е число! Утро, я хотел поехать в медсанбат к девчатам, отмечать Новый год! Думаю: «Ладно, скоро вернусь». Едем. Смотрим – наши отступают. От Комарно на Будапешт. Меня это насторожило. В чем дело? Немцы прорвались! Поток отступающих все меньше, меньше, и вдруг все – наших нет. Ехать вперед опасно. Сворачиваю с дороги в распадок. Вижу, едут мотоциклисты, а потом поток машин, танков. У меня была английская радиостанция с танка «Валентайн». Я передал: «Немцы прошли, я нахожусь там-то». Теперь думаю, как мне выходить? Только на юг, в обход Балатона, – другого выхода нет. Я дунул на юг. Свободно вышел, немцы еще не добрались до этого места. И пошел к своим. Заняли оборону. Погода нелетная, никаких данных нет. Пехота тыкалась, «языка» взять не может. Разведбату приказ: «Добыть данные».

Батальон нанес удар, прорвал линию фронта, и два бронетранспортера М-17 вышли в немецкий тыл. Замаскировались в кукурузе у дороги, ждут. Им бог послал подарок – колонну легковых машин. Впереди бронетранспортер, сзади – тоже и два десятка машин. Едет начальство! Они как ударили с крупнокалиберных пулеметов – машины горят. Ребята бросились к колонне, набили бронетранспортер портфелями, взяли живыми несколько офицеров: генерала, подполковника и капитана. Подполковник оказался власовцем. Начал им мораль читать: «Я весь мир объездил. Отец у меня профессор. Что вы видели в этой жизни? Вы как жили серыми, так ими и останетесь». Ребята обозлились, исколошматили его, но перестарались – привезли труп. Генерал оказался интендантом – что он мог знать? И капитан тоже не особенно много знал. В разведбате говорили, что ребята из этой группы получат как минимум орден Боевого Красного Знамени, а Катушев, командир группы, – Героя. А им дали по ордену Отечественной войны, и больше ничего! Да еще выговор с разбором поведения. Разведчик не имеет права трогать захваченного пленного!