Кодзиро Сэридзава - Книга о Человеке

• Название: Книга о Человеке
• Автор: Кодзиро Сэридзава
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-389-00139-8

Почитаемый во всем мире японский классик Кодзиро Сэридзава родился в 1896 году в рыбацкой деревне. Отец с матерью, фанатичные приверженцы религиозного учения Тэнри, бросили ребенка в раннем детстве. Человек непреклонной воли, Сэридзава преодолел все выпавшие на его долю испытания, поступил в Токийский университет, затем учился во Франции. Заболев в Париже туберкулезом и борясь со смертью, он осознал и сформулировал свое предназначение в литературе — «выразить в словах неизреченную волю Бога». Его роман «Умереть в Париже» выдвигался на соискание Нобелевской премии. В 1965 году Сэридзава сменил Ясунари Кавабату на посту председателя японского ПЕН-клуба.

«Книга о Человеке», следуя за «Книгой о Боге», продолжает знаменитую трилогию Кодзиро Сэридзавы, созданную им в последние годы жизни. В центре «Книги о Человеке», построенной на событиях как реальных, так и мистических, — размышления о том, как надо жить, чтобы отвечать своему божественному предназначению.

---

Как я уже писал, после поражения в войне я стал батраком, возделывающим пером листы рукописи; запершись на втором этаже домика в Мисюку, я работал дни и ночи напролет, случалось, по многу дней не выходил из дома. Так продолжалось почти год, пока, то ли из-за недоедания, то ли от усталости, у меня вдруг не случился приступ астмы. Я не знал, что это астма, и был в такой растерянности, когда начал задыхаться, что даже не подумал обратиться к врачу. На следующий день пришел молодой военный лекарь, только что после демобилизации. Увидев, как я задыхаюсь, он сразу сказал: «Да у вас астма!» — и сообщил, что существуют инъекции, останавливающие развитие болезни, но каждый укол сокращает жизнь на один год, поэтому лучше потерпеть и подождать, авось болезнь сама излечится, от астмы еще никто не помирал. Но и таблеток он никаких не прописал.

В свое время я поборол неизлечимый туберкулез и верил в свои жизненные силы, поэтому, перемогая, стал ждать исцеления. Минуло две недели — и, о чудо, астма прошла! Я вздохнул с облегчением и вновь взялся за работу. В это время меня посетил бывший редактор журнала «Кайдзо» Харуо Мидзусима. До войны мы были с ним дружны. В конце сорок третьего года он внезапно пришел ко мне, с порога сказал: «Что бы ни случилось, я мечтаю дожить до наступления мира», — пожал мне руку и тотчас ушел, и с тех пор я ничего о нем не слышал.

…Я поспешно спустился со второго этажа. Он стоял в прихожей, улыбаясь. Мы оба некоторое время не находили слов, он прошел в гостиную и сел на дзабутон[21], приговаривая:

— Хорошо, что мы оба дожили до мира, забудем же прошлые беды. Все собирался сказать при встрече, — продолжал он, — я решил выпускать журнал «Мировая культура».

— Замечательно! — Я был искренне рад за него.

Мидзусима рассказал, что в связи с изданием своего журнала он трижды организовывал дружеские встречи ученых и деятелей культуры, но сейчас встал вопрос о возрождении ПЕН-клуба, поэтому он занят организацией заседаний по возрождению ПЕН-клуба, которые пройдут у него в редакции и в ближайшем ресторане. Он пришел, чтобы пригласить меня участвовать.

Я был удивлен, что после окончания войны японские ученые и деятели культуры проявили такой интерес к ПЕН-клубу, и в то же время подумал, как был бы рад Тосон! В конце войны, когда многие члены клуба настаивали на его роспуске и под давлением военных роспуск становился неизбежным, Тосон, рискуя своей жизнью, продолжал отстаивать существование ПЕН-клуба, и теперь его воля и убежденность в своей правоте блестяще оправдываются. Интеллектуалы, которые ныне проявили такой интерес к ПЕН-клубу, вовсе не нуждались в том, чтобы созывать заседания для его возрождения, им достаточно было вступить в уже существующий ПЕН-клуб и участвовать в его деятельности. Так приблизительно я ему и сказал.

Но он возразил мне: довоенный ПЕН-клуб был в каком-то смысле клубом Тосона, многие литераторы в него не входили, а сейчас влиятельные люди в литературном истеблишменте наперебой хотят возродить ПЕН-клуб, поэтому, раз уж мы вступили в новую эпоху, необходимо возродить ПЕН-клуб и заново организовать его работу. Ради этого и созывают заседание. И было бы хорошо, если б я присутствовал и рассказал о воле и убеждениях Тосона, о его идеалах.

Таким образом, в указанный день я пришел в редакцию журнала «Мировая культура». Там собрались Суэкити Аоно[22], Ёсиро Нагаё, Ясунари Кавабата, Ёсио Тоёсима[23], Нобуюки Татэно[24] и за председателя — Масамунэ Хакутё. Поскольку там был Масамунэ Хакутё, я успокоился и ничего не говорил. По решению этого собрания в следующем, 1947 году в феврале открылся восстановительный съезд японского ПЕН-клуба, был принят новый устав, избраны председателем — Наоя Сига[25], заместителем председателя — Ютака Тацуно[26], первым секретарем — Ёсио Тоёсима. Харуо Мидзусима остался начальником канцелярии.

С таким воодушевлением восстановленный ПЕН-клуб не мог в условиях оккупации развить никакой заметной деятельности, и все же я, чтобы передать финансовые дела от старого новому ПЕН-клубу, занялся розыском прежнего секретаря Нацумэ и Сюдзабуро Судзуки, пострадавшего от пожаров во время бомбардировок. Офис Судзуки тоже пострадал, и найти его оказалось не так просто, это заняло целый год.

Тогда же (1948) Наоя Сига после года работы ушел с поста председателя, в июне председателем был избран Ясунари Кавабата, его заместителем — Суэкити Аоно, первым секретарем — Ёсио Тоёсима. Журнал «Мировая культура», издаваемый начальником канцелярии Мидзусимой, переехал в новое здание, и, разумеется, офис ПЕН-клуба переместился вместе с ним. Я передал в этот новый офис списки членов старого ПЕН-клуба, сохранившиеся у бывшего секретаря Нацумэ, и чек на девять тысяч иен, спрятанные в сейфе канцелярии Сюдзабуро Судзуки и чудом уцелевшие в огне. На этом я успокоился, решив, что наконец-то освободился от ПЕН-клуба.

В это время ко мне приветливо обратился Кавабата:

— Мало осталось людей, связанных со старым ПЕН-клубом, поэтому, пожалуйста, окажите помощь в работе нового ПЕН-клуба!

— Если понадобится, сообщите, я приду.

— Я вам позвоню.

— У меня нет телефона.

— Это неудобно… Обратитесь на почту, за взятку вам сразу проведут.

Возвращаясь, я сел на электричку и доехал до почтового отделения в Сэтагая. Обратился к чиновнику, принимающему заявления на установку телефона, и попросил как можно быстрее провести мне телефон. Он сказал, что это займет не меньше года, и дал мне бланк с заявлением. На следующий день, вечером, пришел почтовый чиновник, с которым я говорил накануне, в сопровождении молодой женщины и сказал, что в зоне холма, на котором находится мой дом, расположен особый район, в котором живут представители оккупационных войск, поэтому, если заплатить цену чуть выше, телефон установят сразу. Это и есть взятка, о которой давеча говорил Кавабата, подумал я и спросил, сколько это будет стоить, мне не стесняясь назвали сумму, сказав, что можно заплатить по факту установки. Через два дня у меня был телефон. Удивительное это было время!

По этому телефону Кавабата часто вызывал меня, и я не только не смог отойти от работы ПЕН-клуба, но дважды выезжал в Хиросиму, лежавшую в руинах после ядерной бомбардировки, а в пятьдесят первом году случилось так, что я даже участвовал в качестве делегата от Японии на съезде в Лозанне.

В отличие от старого ПЕН-клуба, у нового не было спонсоров, члены клуба по мере необходимости сами оплачивали свои расходы. Мидзусима, начальник канцелярии, не только не имел жалованья, но и не получал денег на содержание канцелярии. Деньги, оставшиеся от старого ПЕН-клуба, девять тысяч иен, в результате финансовой политики оккупационных войск теперь почти ничего не стоили. Более того, даже для делегатов международного съезда невозможно было найти денежную помощь.

И все же я радовался участию в съезде в Лозанне. Я не мог забыть, как в год своей кончины Тосон (в 1943 году) радовался новогодней открытке, посланной ему М., председателем ПЕН-клуба Лозанны, как был он ею воодушевлен. Подумав о том, что, будь Тосон жив и здоров, как Хакутё, он бы обязательно поехал в Лозанну, я решил, как бы ни было трудно, поехать вместо него.

В условиях американской оккупации выехать за границу было чрезвычайно трудно, необходимо было выполнить массу бюрократических формальностей, но в конце концов Тацудзо Исикава, Симпэй Икэдзима из издательства «Бунсюн» и я втроем отправились на съезд в Лозанну. Вначале мы должны были лететь на самолете, но это был, также по распоряжению оккупационных войск, филиппинский пропеллерный самолет, и, знай я заранее, на чем нам предстоит лететь, я бы, из опасений за свою жизнь, еще несколько раз подумал. Программу пребывания, денежные траты — все определяла оккупационная администрация, и хоть мы под полой использовали доллары, это было нищенское мероприятие.

В местах приземления, начиная с Окинавы, с нами обращались сурово как с военнопленными или гражданами враждебного государства. Вдобавок, когда мы, вылетев из Индии, направлялись в Рим, в небе над ближневосточной пустыней самолет сломался, и несколько часов мы дрожали от страха в ожидании смерти, пока, наконец, не сделали экстренную посадку в Тель-Авиве. Следующего самолета пришлось ждать три дня, после чего мы добрались до Лондона и, посетив международную штаб-квартиру ПЕН-клубов, собирались уже вылететь в Швейцарию, когда выяснилось, что нам, в соответствии с нашим статусом военнопленных, требуется специальная виза для выезда за границу. Еще несколько дней заняли мучительные усилия разрешить эту проблему, и в конце концов мы прибыли в Лозанну накануне открытия съезда.

На железнодорожной станции Лозанны нас ждали люди из ПЕН-клуба. Узнав, что мы — японская делегация, они вызвали по телефону машину и отвезли нас в предназначенную для нас гостиницу. Едва устроившись в гостинице, я хотел нанести визит председателю ПЕН-клуба господину М., чтобы выразить ему свое почтение, но мне сообщили, что он два года как умер.