Чарльз Сноу - Коридоры власти

• Название: Коридоры власти
• Автор: Чарльз Сноу
• Издательство: АСТ: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-072215-0, 978-5-271-35785-5

Самый известный роман цикла «Чужаки и братья».

Драматическая история человека, наивно полагавшего, что, даже достигнув высших сфер власти, можно сохранить честь и порядочность. Роджер Квейф — один из самых молодых и самых амбициозных политиков послевоенной Британии. Поначалу кажется, что судьба благоволит ему и его ждет блестящее будущее в парламенте. Но однажды все меняется. Квейф понимает — его несогласие с сильными мира сего может стоить ему слишком дорого, а ради успешной карьеры придется многим пожертвовать.

«Коридоры власти» — роман, название которого стало нарицательным, а его сюжет нередко повторяется в реальной жизни до сих пор!

---

Впрочем, возможно, дело не только в карьере. Пусть Кейву удается скрывать данный факт от окружающих — перед самим собой он честен. Его давно терзала зависть к Роджеру; сейчас он позволил этой зависти — толстого рогоносца к счастливому мужу и отцу — прорваться. Кейву мешают шоры, обычно носимые людьми робкими, обделенными плотской любовью; в симпатичном, располагающем Роджере сконцентрировались все черты соперников Кейва — бывших, настоящих, будущих и потенциальных. По контрасту с Роджером Кейв чувствует себя жалким — и потому решил быть безжалостным. Его «Боюсь, все зависит от Роджера» отдавало вкрадчивостью Потрошителя.

Каро сочла дальнейшую настойчивость бесполезной. Да и гости как-то вдруг решили расходиться, хотя едва пробило половину двенадцатого. Роджер, даже стоя в дверях, сохранял лицо. Вероятно, заподозрил — теперь он считал себя вправе подозревать любые пакости, — что именно Кейв спровоцировал атаку. Однако упреки, гнев или презрение отныне стали для Роджера непозволительной роскошью. Кейв ничем не выдаст неприязни. Будет вести себя как дружелюбный коллега. В очередной раз Роджер поздравил его с триумфом. При этом Коллингвуд похлопал Роджера по плечу.

Гости садились в такси. Мы с Маргарет тоже поднялись с дивана, пора было домой. Теперь, когда остались только свои, Роджер взглянул на жену и с неприкрытой горечью заметил:

— Хуже и быть не могло, как ты думаешь?

— Пожалуй, — не рисуясь, тоже с горечью ответила Каро.

Секундой позже на лестнице послышались торопливые нетвердые шаги. В гостиную буквально ворвался Сэммикинс. На нем был смокинг (никто из сегодняшних гостей, кстати, смокинга не надел), в петлице торчала гвоздика. Сэммикинс явно выпил, и выпил много — глаза глядели зло и весело.

— Ты опоздал, — констатировала Каро.

— Не бойся, я ненадолго, — гаркнул Сэммикинс. — Дай выпить.

— По-моему, тебе достаточно.

— Откуда ты знаешь, сколько и чего мне достаточно? — Сэммикинс говорил как человек, удовлетворивший не только свою жажду, но и свою похоть. Засмеялся, будто наивности Каро, и заявил: — А подать сюда моего зятя!

— Вот он я. — Роджер, было обмякший на диване, выпрямился.

— Тьфу, а я и не заметил! — И Сэммикинс снова потребовал выпить. На сей раз Каро налила ему виски и велела сесть.

— Вот уж нет, садиться не буду! — Сэммикинс залпом осушил бокал, сверху вниз уставился на Роджера и по минутном размышлении почти взвизгнул: — Даже не рассчитывай!

— Ты о чем?

— На будущей неделе я выступлю против тебя. Ты мне отвратителен.

На секунду мне показалось, да и Маргарет тоже, что Сэммикинс обвиняет Роджера в супружеской измене. Но нет, он не мог об этом знать. А если бы каким-то чудом и узнал, не сильно бы огорчился — ибо не привык огорчаться, а привык к почти материнской заботе старшей сестры.

Каро резко встала, схватила его за локоть и с жаром воскликнула:

— Нет, только не сейчас! Нельзя сейчас от Роджера отступаться!

Сэммикинс стряхнул ее руку и закричал:

— И воздерживаться не стану! Пускай слабаки воздерживаются! А я против голос подам!

Роджер не взглянул на него, только пальцами, по обыкновению, прищелкнул.

Выдержал паузу и ровным, усталым, почти раздумчивым тоном произнес:

— Не самое подходящее время для предательства.

У Сэммикинса лицо вытянулось. Он понизил голос:

— Ну извини.

В следующую секунду Сэммикинс уже снова сверкал глазами:

— Предательство? Выбирай выражения!

— По-моему, это именно так называется, — спокойно сказал Роджер.

— На себя бы лучше посмотрел. Ты-то, ты-то сам кого предаешь?

— Готов выслушать твою версию.

— Верю, ты не умышленно. Но подумай: куда ты страну ведешь, будь она неладна? Конечно, у тебя свои соображения; у всех свои соображения. Большие мальчики нас в игру не принимают и принимать не собираются. Ничего не поделаешь. Только надо, чтоб и мы могли хоть кого-нибудь взорвать. В крайнем случае — самих себя. Не то нас шантажом будут изводить по каждому поводу. Мы остатки достоинства потеряем.

Роджер медленно поднял голову, однако молчал.

Сэммикинс продолжал разоряться:

— Ты не прав, вот что я тебе скажу! Не прав. Простых вещей не понимаешь. Война — это всегда просто. А ты перемудрил. У тебя должна быть одна забота — чтоб твоя страна прилично смотрелась на мировой арене. Жаль, не нашлось вовремя человека вроде меня, который мудрить не стал бы. Я бы тебя одернул, сказал бы: разуй глаза, ты что делаешь? Ты перемудрил, а надо было следить, чтобы об Англию ноги вытирать не начали.

— А ты, значит, один на всю Англию патриот? — хрипло, с расстановкой произнес Роджер. Этот день дался ему нелегко, Сэммикинс стал последней каплей. Не из-за отступничества как такового — оно практически не меняло общей картины. Сэммикинс — сумасброд, в парламенте считается человеком безответственным, плейбоем от политики. Его голос против собственного зятя потянул бы максимум на абзац в «Светской хронике». Роджера добило не решение союзника переметнуться, а предательство родного человека, который до сих пор активно пользовался его почти отеческой привязанностью. Да, предательство родного человека — и объяснение этого предательства, пьяное, неуклюжее. Роджер с самого начала терзался сожалениями, даже чувством вины — как всякий, кто принужден делать выбор и не может аргументировать этот выбор одной только своей уверенностью, что так — лучше. Роджер, не смирившийся с определением «былое» по отношению к величию своей страны, мечтал о временах, когда понятия «мощь» и «безопасность» больше не будут взаимоисключающими, чем автоматически исключится вероятность неправильного выбора. Да, именно этими старомодными понятиями — мощь и безопасность — Роджер всегда оперировал. И жалел, что опоздал родиться, что прошли времена, когда здравый смысл не толкал на решения, претящие патриоту.

— Всего-то и нужно: не пускать кого попало к кнопке да помнить прописные истины, — бушевал Сэммикинс.

Роджер поднялся, на потолке качнулась огромная сутулая тень.

— А больше, значит, никто прописных истин не помнит?

— Они решают нашу судьбу, — храбрился Сэммикинс.

— Думаешь, до нашей судьбы больше никому дела нет?

— Наверно, есть.

Уверенности у Сэммикинса заметно поубавилось. Настал черед Роджеру повысить голос.

— Убирайся! — рявкнул он.

Роджер слишком долго сдерживался — мы успели поверить в его железные нервы. Выплеск ярости потряс, обескуражил; нет — напугал. Хриплый, натужный крик заполнил комнату. Роджер набычился и медленно, боком пошел на шурина.

Я вскочил с дивана. Я не знал, как предотвратить драку. Сэммикинс строен и ловок, но Роджер фунтов на пятьдесят тяжелее и силен как медведь. Он схватил Сэммикинса, встряхнул и бросил так, что тот распластался по стене и медленно сполз на пол, точно плащик, у которого вешалка оторвалась. Несколько секунд он сидел на корточках, мотая головой, и явно плохо соображал, где находится и что это за люди вокруг собрались. Затем одним пружинистым прыжком, выдавшим спортсмена, принял вертикальное положение и застыл прямо, почти не качаясь. Впечатление было, что он пытается сразить Роджера взглядом. Каро оказалась между мужем и братом, последнего схватила за руку.

— Ради всего святого, уходи.

— Ты хочешь, чтоб я ушел? — оскорбленным тоном уточнил Сэммикинс.

— Ты должен уйти.

Сэммикинс вздернул подбородок и направился к двери. Уже в проеме обернулся и начал было:

— Каро, нам надо будет увидеться…

— Вон из моего дома! — взревел Роджер. — Вон, я сказал!

Каро брату не ответила. Приблизилась к Роджеру, и они вместе, единым семейным фронтом, стали слушать нетвердые шаги вниз по лестнице.

Глава 6 Столкновение в коридоре

На следующий день я заглянул к Роджеру в кабинет. Роджер сидел за столом и делал вид, что любые рассказы о его давешней вспышке суть досужие домыслы. Холодно, почти сварливо он потребовал устного обзора прессы — снова не мог заставить себя взять в руки газету.

— Ничего особенного не пишут, — ответил я.

— И то ладно. — Щека, сведенная нервной судорогой, разгладилась, голос стал мягче. Роджер успокоился слишком легко — так ревнивец хватается за каждую утешительную подробность, так подробности хватает на вдох, не более.

Одна газета сообщала о заседании заднескамеечников и ученых, которое закончилось ссорой последних. Вот, пожалуй, и все.

Как всегда бывает с ревнивцами, утешительная новость через минуту стала поводом для детективного расследования: кто конкретно присутствовал на заседании? Где заседание проходило? Газета была ультраконсервативная, ультраконсерваторы — враги. Роджер догадывался, кто слил информацию. Этот тип, приторно любезный, уже писал ему, уверял, что полностью на его стороне. Он что же, переметнулся? Я покачал головой: