Коллектив авторов Биографии и мемуары - Аракчеев: Свидетельства современников

• Название: Аракчеев: Свидетельства современников
• Автор: Коллектив авторов Биографии и мемуары
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-86793-107-2

В книге представлены собранные из разных источников и подробно прокомментированные воспоминания о жизни и деятельности всесильного временщика Александра I графа А. А. Аракчеева. В качестве приложения помещены панегирические стихотворения, эпиграммы и народные песни, посвященные Аракчееву.

---

Третье посещение, вечернее, прощальное, последовало 21 декабря в 6 часов вечера и продолжалось до конца одиннадцатого часа. После чая граф сам читал мне Высочайшие рескрипты покойного Государя и записки, которые он напечатал для редкости в одном только экземпляре. Потом читал он в печатной же книжке[631] свое прошение к Государю Николаю Павловичу об увольнении в чужие края на теплые воды[632]. После читал отданный им приказ по военным поселениям об отлучке в чужие края[633] и письмо к Императрице с пожертвованием 50 тысяч, пожалованных ему на дорогу, кои он предоставил на воспитание пяти девочек из военных поселян Новгородской губернии с тем, чтобы они слыли воспитанницами Александра I. <…>

Между прочим поверхностный разговор был о Сперанском. Пространный разговор был о благоустройстве Грузина, не только в господской части, но и в крестьянской. Банк их имеет 140 тысяч. Единонаследие в Грузине утверждено покойным Государем, и акт сей хранится в Сенате. Воспитанник его, кажется по фамилии Шумский, — пьяница; теперь он в Грузине, куда выписан в гарнизон за буйство.

Граф, со мною прощаясь, запретил мне бывать у него здесь, но прилежно просил побывать в Грузине. Он предполагал выехать отсюда в Брянск, через Чернигов и Стародуб, 28 декабря. <…>

П. И. Савваитов[634] Заметки

1

Проводив Сперанского из Грузина до самой пристани (на Волхове), граф Аракчеев пригласил к себе на вечерний чай Н. С. Ильинского[635], П. А. Клейнмихеля, домашнего своего доктора и еще кого-то. За чаем начался разговор об уехавшем госте. «Знаете ли, какой это человек? — сказал граф. — Если бы у меня была треть ума Сперанского, я был бы великим человеком». <…>

2

Замечателен случай, заставивший Николая Степановича Ильинского оставить Грузино. Когда зарезана была любовница Аракчеева Настасья, граф приказал похоронить ее в Грузинском соборе, рядом с могилой, которую он приготовил для себя. Для избежания каких-нибудь неприятностей от своего начальства Николай Степанович послал донесение об этом преосвященному Моисею[636], тогдашнему викарию новгородскому, и просил разрешения исполнить требование графа. В это время известный архимандрит Фотий, отправляясь в Грузино — утешать Аракчеева и, конечно, принять участие в погребении его возлюбленной, посетил преосвященного Моисея и узнал от него о полученном из Грузина донесении; по приезде в Грузино он сообщил об этом графу. Аракчеев вскипел гневом на своего протоиерея и, между разными угрозами, сказал: «Ему не будет места не только в Сибири, а и на земле!» Когда весть об этом дошла до Николая Степановича, то он поспешил обратиться к митрополиту Серафиму с просьбою, чтоб владыка перевел его куда-нибудь из Грузина. Митрополит определил его протоиереем в собор Боровичский <…>

От того же Н. С. Ильинского слышал я и следующий рассказ об Аракчееве: обязанный первоначальным своим возвышением Императору Павлу Петровичу, Аракчеев до конца жизни глубоко чтил память своего благодетеля. В грузинском саду, неподалеку от дома, в котором жил Аракчеев, был поставлен бюст Императора. В летнее время, когда Аракчееву угодно было приглашать к себе на обед грузинскую служебную знать, обеденный стол в хорошую погоду обыкновенно накрывался у этого бюста, против которого всегда оставлялось незанятое место и во время обеда ставилась на стол каждая перемена кушанья; в конце обеда подавался кофе, и Аракчеев, взявши первую чашку, выливал ее к подножию императорского бюста; после этого возлияния он брал для себя уже другую чашку.

Вспомнился мне еще один рассказ о графе Аракчееве, слышанный мною от А. С. Норова[637]. Отец Авраама Сергеевича был хорошо знаком с Аракчеевым, который, по этому знакомству, и покровительствовал Норовым в первые годы их службы[638]. Бывши уже в чине полковника, Авраам Сергеевич вздумал просить себе у Императора Александра I губернаторской должности. На другой или третий день после того, как он подал об этом прошение Государю, граф Аракчеев пригласил его к себе.

«Благодари меня», — сказал ему граф, поздоровавшись с ним. «Благодарю покорно, хотя еще и не знаю — за что», — отвечал ему Авраам Сергеевич. «Да хорошенько благодари — за то, что я успел оказать тебе большое благодеяние. Ты просил Государя сделать тебя губернатором; ведь Государь чуть было не согласился на твою просьбу, да, к твоему счастью, я остановил его. Знаю я, что ты храбрый офицер, что ты человек добрый; но какой ты губернатор? по своей доброте ты испортил бы всю губернию, да и сам попался бы в неприятное положение».

Л. В. Ширяев[639] Из записной книжки старожила

Известный граф Алексей Андреевич Аракчеев не знал ни одного иностранного языка, о чем часто сожалел. Он, как известно, был очень груб в обращении. Однажды, при представлении выпушенных из 2-го кадетского корпуса офицеров, он, выйдя из кабинета, поклонился собравшимся и затем, проходя мимо выстроенных офицеров, бормотал про себя: «Какие рожи, — все незнакомые!» Кстати заметим, что сам Аракчеев получил воспитание в этом корпусе.

В 1818 году последовало распоряжение о включении в число войск военных поселений гренадерского императора австрийского полка. По этому случаю офицеры полка представлялись графу как главному начальнику поселений. Один из представлявшихся, ротный командир Емельянов (впоследствии полковник и смотритель Чесменской богадельни), так передавал потом подробности этого единственного в своем роде свидания. «Мы были напуганы заранее рассказами о грозном графе, но вместо того увидели перед собою сухощавого, высокого старика в семеновском мундире[640], который, низко поклонившись на все четыре стороны, повел такую речь: «Господа! Имею честь рекомендоваться: верою и правдою служу Государю-батюшке, от роду имею 60 лет; прошу любить и жаловать. Вы будете, господа, у меня служить (тут голос его стал сильно возвышаться), а потому прошу порядков моих не нарушать; я вас, ротных командиров, знаю! Вам только солдат обирать, курочек да яички незаконно собирать; только я этого не потерплю!» Дальше Аракчеев уже не говорил, а кричал, сопровождая речь грозными жестами: «А если вы у меня — что-нибудь, то я вас туда турну, куда Макар телят не загонял, куда ворон костей не занашивал. Я имею от Государя-батюшки подписанные им бланки, и на основании их могу делать со всяким, что хочу. Помнить у меня это!» Сраженные таким приемом, — рассказывал Емельянов, — мы не помним, как и вышли на улицу».

На одного майора, полагавшего, что во время осмотра Аракчеевым каких-то учреждений в военных поселениях следует ходить сзади графа, Аракчеев, неожиданно обернувшись, грозно закричал: «Да что ты за мной ходишь, как собака!»

Аракчеев очень любил играть в бостон. Однажды случилось так, что каким-то образом два Высочайшие повеления не были исполнены. По этому случаю Аракчеев неожиданно сказал окружавшим его: «Господа! Я преступник: я не исполнил двух Высочайших повелений. Я знаю, что мне стоило бы пойти к Государю, пасть перед ним на колени и просить прощения; тем и кончилось бы дело. Но граф Аракчеев хочет наказать Аракчеева: он не должен за это два года играть в бостон». И Аракчеев действительно сдержал слово.

В начале 1800-х годов только министры имели право разрешать покупки казенных вещей, хотя бы и в самых незначительных размерах. Поэтому однажды генерал-провиантмейстер Мертваго[641] обратился к военному министру графу Аракчееву о разрешении покупки пары кенег (род больших галош) для часовых при каком-то складе. Аракчеев вместо обыкновенной резолюции написал следующую фразу: «Горе нам и в генеральских чинах, когда мы не смеем собственною властью разрешить покупку пары кенег». Эти странные слова были приняты за разрешение и почти всегда до 1840-х годов приводились как закон при разрешении подобной покупки.

Едва ли кому известно, что граф А. А. Аракчеев писал сочинения и даже печатал. А между тем в журнале «Вестник Европы» за 1807 год, в № 22, находится статья Аракчеева под заглавием: «О качестве делаемого в России пороха»[642], из которой видно, что в то время русский порох признавался лучше английского, и вместе с тем в той же статье приводятся довольно интересные сведения о производстве пороха в России в XVIII веке.

П. А. Вяземский[643] Старая записная книжка

Строгость наказаний доходила во времена Аракчеева до ужасных размеров. Прежде чем собирали войска на ученье, привозили на плац целые возы розог и палок; кулачная расправа была самою умеренною из мер наказаний… Во многих полках офицеры в обращении к полковому командиру должны были титуловать его «ваше высокоблагородие», что, впрочем, не составляло чего-либо особенного, потому что между ними, особенно в армии, да еще в гарнизонах, многие не знали грамоты. Расписки вроде нижеследующих: «Прапорщик (или подпоручик) такой-то, а за него, неграмотного, расписался рядовой такой-то», — были нередки. Жизнь солдата считалась даже в мирное время ни во что; их выводили в трескучие морозы на парады в одних мундирах, и многие так обмораживались, что приходилось у некоторых ампутировать руки и ноги.