Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

• Название: Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
• Автор: Мигель Унамуно
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1973

В этой книге представлены произведения крупнейших писателей Испании конца XIX — первой половины XX века: Унамуно, Валье-Инклана, Барохи. Литературная критика — испанская и зарубежная — причисляет этих писателей к одному поколению: вместе с Асорином, Бенавенте, Маэсту и некоторыми другими они получили название "поколения 98-го года".

В настоящем томе воспроизводятся работы известного испанского художника Игнасио Сулоаги (1870–1945). Наблюдательный художник и реалист, И. Сулоага создал целую галерею испанских типов своей эпохи — эпохи, к которой относится действие публикуемых здесь романов.

Перевод с испанского А. Грибанова, Н. Томашевского, Н. Бутыриной, B. Виноградова.

Вступительная статья Г. Степанова.

Примечания С. Ереминой, Т. Коробкиной.

---

Согнувшись за прилавком, почтенный гачупин скинул домашние туфли и напялил новые сапоги. Затем тщательно запер ящики на ключ и снял с гвоздя сюртук:

— Ну, я пошел!

Мелькиадес недовольно проворчал:

— Лучше держать язык за зубами и не лезть на рожон.

— А ну как нагрянут сюда жандармы? Чепуху ты порешь, Мелькиадес! В серьезных делах ты плохой советчик! Вполне вероятно, что мерзавку посредницу уже схватили и полиции все известно. В таком случае, если я сам не донесу о случившемся и, стало быть, не выполню приказ генерала Бандераса, меня смогут обвинить в соучастии. Ты бы, например, посмел нарушить его приказ? Эх, всему виною распроклятая моя доверчивость! Обошлась мне она в целых девять соль! Вот прекрасный пример того, какую выгоду приносит торговля даже опытнейшему торговцу, если он не в состоянии упрятать свою совесть подальше! Ведь мог же я дать этой индианке, которая так ловко обвела меня вокруг пальца, всего три соль, вместо того чтобы собственноручно всучать ей девять? Запомни, милый мой племянничек, что для мало-мальски успешного ведения такого дела, как наше, надо быть очень прозорливым, и при этом ты все равно никогда не достигнешь настоящего благополучия. Это там, в Испании, вам снится, будто в здешних республиках стоит лишь копнуть, как в руках уже золотые россыпи! Хочешь не хочешь, а чтобы не нажить неприятностей покрупнее, придется и от колечка отказаться, и потерять девять соль.

Лицо Мелькиадеса расплылось в хитрой улыбке астурийского крестьянина:

— К заявлению можно приложить колечко и подешевле.

Почтенный гачупин уставился на племянника. Внезапный спасительный свет озарил душу мерзкого старикашки:

— Колечко и подешевле?..

Книга третья Полковник

I

Густыми камышами Сакариас вывел лодку в лагуну Тикомайпу. Праздничное утро полнилось веселыми возгласами, взрывами ракет, шумом и гамом. Индейцы праздновали день поминовения всех святых и усопших. Гремели колокола. Сакариас втащил весла в лодку и, отталкиваясь багром, причалил к илистому берегу и подтянул лодку под укрытие разлапистых опунций, окружавших живой изгородью скотный двор, по которому разгуливали свиньи, куры и индюшки.

Сакариас буркнул:

— Мы во владениях Ниньо Филомено.

— Вот и прекрасно… Взгляни, нет ли его тут, поблизости!

— Думаю, что сейчас он скорее всего вместе со всеми где-нибудь веселится.

— Отыщи его.

— А если он испугается и не захочет вас видеть?

— Филомено не трус.

— А вдруг струсит и прикажет нас схватить?

— Чепуха, на такое Филомено не способен.

— Знаете, хозяин, всегда лучше быть готовым к самому худшему! Впрочем, я всегда готов вам служить, даже если б мне грозили тюрьма и колодки. Вот и сейчас я постараюсь сделать все…

Полковник радостно встрепенулся:

— Голову даю, что ты уже что-то придумал. Давай выкладывай, и если мысль хороша, то можешь рассчитывать на полную мою благодарность.

Индеец покосился на живую изгородь.

— Если Ниньо Филомено нет дома, то нужно выкрасть его лошадей и поскорее мотать отсюда.

— Куда?

— К повстанцам.

— Без денег никуда не денешься.

Полковник выпрыгнул из лодки на илистый берег и, подойдя к индейцу, тоже глянул поверх ограды. Вдалеке торчала колокольня, украшенная трехцветным флагом. Земли Ниньо Филомено, расчерченные каналами и живыми изгородями на зеленые квадраты всходов и красные квадраты свежей пахоты, уходили куда-то за горизонт. В отдалении паслось стадо коров. По берегам каналов лошади мирно щипали траву. По одному каналу плыла лодка; отчетливо доносились всплески весел, на которых сидел седоватый индеец в широкополой шляпе и холщовой рубахе. На корме расположился Ниньо Филомено. Лодка причалила у ограды, где притаились наши беглецы. Полковник шагнул навстречу спрыгнувшему на землю Ниньо Филомено:

— А я-то спешил к тебе на завтрак, старина! Не знал, что ты такую рань уже на ногах!

Филомено окинул подозрительным взглядом непрошеного гостя:

— Я ночевал в городе и все еще не могу прийти в себя от вчерашней речи дона Роке Сепеды. — Хозяин и гость расцеловались и, как добрые друзья, в обнимку направились к дому.

II

По дорожке, обсаженной апельсиновыми и лимонными деревьями, они подошли к усадебному дому. Взошли на просторную террасу под сводчатым беленым потолком и с полом, выложенным каменными плитками карминного цвета. С потолка свешивались клетки с разнообразными птицами, и в прохладной тени покачивался гамак хозяина. Стены были увиты голубой ипомеей. Гость и хозяин опустились отдохнуть в просторные хинокалы, стоявшие на сквозняке, у занавески японского шелка. Хинокалами называются низкие кресла из тростника и пальмовых ветвей, которые плетут индейцы, жители низин. Филомено приказал старому индейцу, украшенному перьями, подать на завтрак жаркое, а служанке, негритянке из Судана, заварить мате{110}. Чино Вьехо вскоре вернулся с большим куском постной баранины и на языке племени кутумай сообщил, что жены и детей хозяина нет дома, что все они отправились с самого утра на церковный праздник. Хозяин молча выслушал доклад слуги и предложил гостю мяса. Вытащив из-за пояса нож, полковник оттяпал себе добрую половину, положил ее на тарелку и поднял бутыль с чичей. Отпив три здоровенных глотка и обретя наконец дар речи, он выпалил:

— Ну и вляпался же я в историю, друг мой!

— В какую же?

— Представь себе, что этому подлецу Бандерасу втемяшилось в лысую голову непременно расстрелять меня! Вообрази мое положеньице! Хуже не придумаешь даже для будущего святого! Спасаясь от ищеек тирана, я продрался к тебе без полушки денег. Ты должен мне помочь, Филомено, я перехожу к повстанцам и буду сражаться за свободу. Я знаю, что ты осуждаешь гнусную деспотию Сантоса Бандераса. Ведь ты не откажешь мне в помощи, друг мой?

Своими черными глазами Филомено испытующе уставился на полковника ла Гандару:

— А ведь ты заслужил свою участь! Гнусности, про которые ты тут толкуешь, длятся уже целых пятнадцать лет. И чем же все это время ты был занят? Будучи в милости у тирана Бандераса, ты и не вспоминал про свою страну и народ, да, может, и теперь ты мне врешь и приехал сюда с единственной целью что-нибудь выведать да разнюхать. Тиран Бандерас сделал всех вас лгунами и доносчиками.

Полковник вскочил на ноги:

— Филомено, убей меня, но не марай мое имя. Даже у самого последнего мерзавца бывают минуты просветления. Наступили они и для меня. Во искупление прошлого я готов отдать жизнь за свободу нашего отечества.

— Домисьяно, если ты и на этот раз врешь, то пусть это будет на твоей совести. Особого вреда ты мне принести не можешь. Я уже решил спалить свою усадьбу и двинуться в поход с моими пеонами. Вчера вечером я был на митинге и видел собственными глазами, как надели наручники на дона Роке Сепеду и под конвоем конных солдат куда-то увели. Я видел, как издевались над этим праведником жандармы.

Полковник посмотрел на Филомено блестящими лукавыми глазами. Розовые его щеки раздулись в широкой улыбке восточного идола, пузатого, прожорливого и хмельного.

— А неужто ты всерьез верил в право личной неприкосновенности? Еще могу прибавить одно: если дона Роке засадят в Санта-Монику, то солнечный свет он увидит ох как не скоро! То, что народ за него, — ничего еще не решает. В армии у него сторонников мало, а победить на президентских выборах с помощью одних индейцев нельзя. Я решил перейти на сторону революции, и об этом пронюхали. Вот почему, не дожидаясь ареста и расстрела, я срываю с себя маску. С тобой вместе мы можем свернуть шею Бандерасу! В военном деле ты профан, и советы специалиста тебе пригодятся. Хочешь быть моим адъютантом? Распорядись, чтобы служанка мигом нашила тебе галуны капитана.

Филомено Куэвас ухмыльнулся. На смуглом его лице резко выделялся орлиный нос, зубы по-волчьи оскалились, топорщились черно-бурые усы, на переносице срослись густые брови. Роста он был высокого, фигура дюжая и складная.

— А что, Домисьяно, если мои пеоны не пожелают признать в тебе начальника и, вместо того чтобы подчиниться, еще возьмут да расстреляют тебя?

Полковник отпил отце глоток и грустно поморщился:

— В твоем положении, Филомено, легко издеваться над несчастным беглецом, и это нехорошо.

Филомено продолжал озорничать:

— Домисьяно, я готов признать твои заслуги и назначить трубачом, если, конечно, ты хоть капельку знаком с нотами.

— Брось свои шутки, друг мой! Легко обижать беглеца. Но подчиненным твоим я никогда не стану. Давай уж лучше простимся! Надеюсь, что хоть коня и опытного проводника ты мне дашь? Да и немножко денег не мешало бы на дорогу!