Станислав Рем - Двадцатое июля

• Название: Двадцатое июля
• Автор: Станислав Рем
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9533-6518-5

1944 год. Покушение на Адольфа Гитлера успешно состоялось. Фюрер мертв. Руководство рейха в лице Бормана, Геббельса и Геринга, воспользовавшись отсутствием в Берлине Гиммлера, принимает решение скрыть факт гибели Гитлера и на его место посадить заранее подготовленного двойника. Однако тут же перед верхушкой фашистской Германии встает ряд вопросов.

Как строить внешнюю и внутреннюю политику «постгитлеровской» Германии? С кем из них лидеры Запада будут вести переговоры? И наконец, самый главный вопрос: кто будет контролировать «куклу»? Гиммлер не согласен с отведенной ему ролью статиста.

А потому в Берлине начинается новая «подковерная» война за власть…

---

— Да-а, — протянул Курков. — Такого оборота я не ожидал. Приперли, что называется, к стенке… — («Играй, Серега, играй! Пусть думают, что прижали тебя!») — Да делать, видно, нечего… Что ж, слушайте. Меня зовут Сергеем Ивановичем Шиловым. По национальности я украинец. Родился в Полтаве, в тысяча девятьсот десятом. Отца не помню, он погиб в Гражданскую. Мать работала в школе. Умерла в двадцать девятом: воспаление легких. Закончил школу. Поступил в институт. Проучился два года. Бросил. Понял: не мое. Первая ходка — в тридцать втором.

— Что значит — «ходка»? — перебил Скорцени.

— Арест и судимость. Дали пять лет. Еще повезло — судили в июне. А не то загремел бы по «семёрке»…

— Выражайтесь яснее, — остановил Куркова переводчик. — Господина штурмбаннфюрера интересуют все детали. Почему «повезло» и что значит «семерка»?

— Повезло потому, что посадили на малый срок. Можно, я закурю? — Скорцени утвердительно кивнул. — А «семёркой», — Курков с наслаждением втянул душистый дым, — у нас назвали закон от седьмого августа тридцать второго года. — И процитировал: — «Об усилении уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». По такой статье можно было и под расстрел пойти…

Переводчик переводил споро и довольно точно.

— Господин Скорцени спрашивает, за что вас осудили?

— Растрата.

— Крупная сумма?

— Тысяча триста рублей.

— Проиграли? Потратили на женщин?

— Неправильно вложил, так будет точнее.

— Во что вложили?

— В камешки. И в рыжьё. — Заметив на лице обер-лейтенанта признаки явного непонимания, Курков усмехнулся: — Простите. Я имел в виду несколько бриллиантов и золото.

— Продолжайте.

— Попался. Посадили. Через год бежал. Подделал документы. Промышлял золотишком.

— Работали на приисках?

— Еще чего не хватало! Мои «прииски» располагались в ювелирных лавках и частных коллекциях. За что был судим еще дважды: в 1934-м и 1936-м. Снова бежал. В тридцать восьмом приехал на Украину. Провернул пару незаконных дел. Последнее — неудачно: снова погорел. Да что я вам рассказываю?! «Дело»-то мое перед вами лежит! Небось, познакомились уже.

Скорцени утвердительно кивнул.

— Вот сейчас вы не лжете. — Переводчик достал записную книжку. — Это действительно ваше «дело», — указал он на папку. — Подписи, бумага, печати — всё подлинно и действительно заполнено в тридцать восьмом году. Мы проверили. Однако нас интересует еще несколько моментов. Первый: как вы оказались на передовой? На советской передовой.

Курков пожал плечами:

— Пошел воевать, что ж тут непонятного?

— Против нас?

— А против кого ж еще?!

— Но вы же вор! Рецидивист.

— Одно другому не помеха. В тылу горячо стало: нашего брата пачками к стенке ставить начали. А если не к стенке, то — в штрафбат. Вот я умишком пораскинул да и решил: лучше уж самому правильно определиться, чем тебя власть определит. Подстерег однажды военного из госпиталя, позаимствовал у него документы — так и стал Михаилом Самойловичем Политовым, младшим политруком.

— А если бы встретили настоящего Политова?

— Исключено. — Курков хотел было сплюнуть, но передумал. — У него сердце слабое оказалось.

Скорцени понимающе усмехнулся.

— Я просмотрел фотографии, на которых запечатлено, как вы убиваете своих соотечественников. Спокойно, хладнокровно… Неужели не испытывали никаких чувств?

Курков вскинулся:

— А что я должен был испытывать? Там, — бывший зэк мотнул головой за спину, — я убивал и ваших солдат. Почему про — «чувства» к ним не спрашиваете? По мне же, мясо — оно везде мясо…

— Грубо, однако верно. Тогда перейдем к следующему моменту. Итак, на первом допросе вы заявили, что… — Переводчик уткнулся в блокнот и зачитал: — ..ля являюсь сыном царского генерала и хотел отомстить за отца». Зачем обманывали нас?

— Так сами же говорите, что терпеть не можете предателей! Или уже поменяли к ним отношение?

В этот момент Скорцени наклонился к переводчику и перешел на шепот. Курков смог расслышать немногое, но и того, что услышал, было достаточно.

— Пауль, — спросил Скорцени переводчика, — вы звонили генералу Власову?

— Так точно, господин штурмбаннфюрер. С ним работал генерал Жиленков. Отзывы положительные. Рекомендация: годен к проекту.

— В отличие от самого Жиленкова, который ничем, кроме бумагомарания, заниматься больше не может, — буркнул Скорцени. Потом указал пальцем на Куркова: — Подключайте «сына царского генерала» к подготовке и предоставляйте мне ежедневный доклад о нем. Подробный доклад! Как работает, что ест, что пьет, как спит, о чем говорит, о чем думает…

— Последнее, пожалуй, невыполнимо, господин штурмбаннфюрер, — улыбнулся переводчик.

— Должно быть выполнимо! То, для чего мы его готовим, требует от вас этих знаний!..

…Грейфе затушил сигарету.

— Господин Курков, наш шеф снова желает видеть вас. Мы отправляемся в Берлин.

— Когда? — голос Куркова прозвучал устало и безразлично.

— Через два часа. Возьмите с собой все, что сочтете нужным. Сюда вы, судя по всему, уже не вернетесь.

* * *

Девятого июля рейхсканцлер Адольф Гитлер прибыл со своим штабом в Восточную Пруссию. В последний раз он посещал «Вольфшанце» пять месяцев назад. За истекшее время «Волчье логово» заметно преобразилось. Старые блиндажи были теперь покрыты семиметровой толщины железобетоном — с расчетом, чтобы ни одна бомба не смогла их отныне повредить. Рядом же выросли новые укрепления, мощным своим видом совершенно не гармонировавшие с лесистой местностью, зато обнадеживающие очевидной крепостью стен.

Первым делом фюрер осмотрел личный блиндаж. Внешние работы по его укреплению завершили три дня назад, однако внутри пахло побелкой и краской: рабочие из организации «Тодт» продолжали заниматься внутренней отделкой.

— Очень медленно работают, — пожаловался Гитлер после осмотра помещения своему лейб-доктору Теодору Морелю. — Сыро. Тяжело дышать.

— Мой фюрер, — вскинулся Гейнц Ланге, личный камердинер Гитлера, — вам, как вы и распорядились, приготовлены гостевые апартаменты! Там суше и теплее.

Гостевые апартаменты представляли собой настоящий лабиринт внутри железобетшгаого саркофага. От входной двери человек сразу попадал в своеобразный «шлюз» — коридор с бронированными дверями и круглосуточно дежурившей возле них личной охраной фюрера. Далее шел первый поперечный коридор, в котором располагались жилые помещения: спальни секретарш, адъютантов, самого Гитлера, его врача. Следующий «шлюз» вел к комнатам адъютантов и ординарцев, а от них зигзагообразные ходы уходили к столовой, залу совещаний, библиотеке.

Гитлер без всякого оптимизма осмотрел предложенное ему помещение: потолок, стены, пол — все здесь руки неизвестных мастеров отделали деревом, на полу были расстелены ковры, всюду горело освещение. И все-таки что-то внушало неприятные, тревожные чувства.

— Вентиляция хорошо работает?

— Да, мой фюрер! — Линге показал на трубы под потолком: — Через кислородные шланги сюда постоянно поступает свежий чистый воздух.

— Кислородные шланги? — Гитлер резво повернулся к адъютанту. — А где находятся баллоны? Надеюсь, не за этой стеной?!

— Никак нет, мой фюрер. Они установлены в отдельном специальном помещении в пятистах метрах от ваших апартаментов.

Гитлер слегка успокоился: не хватало еще взорваться вместе с кислородными баллонами!

Линге протер лоб платком. С каждым днем общаться с фюрером становилось все невыносимее. Подозрительность и мнительность вождя нации приняли просто угрожающие масштабы. Он везде и всюду видел врагов и предателей. Страхи накладывались на заболевания физического плана, что еще более угнетало фюрера и как результат его окружение.

Гитлера долго просили перенести Ставку в Восточную Пруссию. Первым заговорил про отремонтированный и укрепленный центр «Вольфщанце» Адольф Хойзингер, генерал-лейтенант, представитель сухопутных войск в Генеральном штабе. Но Гитлер долго противился. Плохие предчувствия не давали ему покоя. Он не мог объяснить, что с ним происходит, по каждой клеткой своего тщедушного тела ощущал: в «Волчье логово» ему ехать не стоит. Потому и придумывал разные предлоги, лишь бы оттянуть поездку на Восточный фронт. Да и Ева Браун, его секретарь и подруга, не хотела отпускать «своего Ади» из «Бергхофена». Как она сама утверждала, из опасения, что вдруг с фюрером произойдет несчастный случай, а она будет находиться далеко от него. Однако фюрера на фронте ждали, и потому Хойзингеру пришлось подключить к уговорам своего боевого товарища — Рудольфа Шмундта, генерал-лейтенанта, начальника Управления сухопутных войск. И вот после продолжительных и настойчивых уговоров Гитлер наконец сдался.