Модест Корф - Записки

• Название: Записки
• Автор: Модест Корф
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-8159-0292-6

Барон Модест Андреевич Корф (1800–1876) — учился вместе с Пушкиным в лицее, работал под началом Сперанского и на протяжении всей жизни занимал высокие посты в управлении государством. Написал воспоминания, в которых подробно описал свое время, людей, с которыми сводила его судьба, императора Николая I, его окружение и многое другое. Эти воспоминания сейчас впервые выходят отдельной книгой.

Все тексты М. А. Корфа печатаются без сокращений по единственной публикации в журналах «Русская Старина» за 1899–1904 гг., предоставленных издателю А. Л. Александровым.

---

Предвидение это, действительно, вскоре и сбылось. Летом[128] 1837 года, когда комиссия была уже в полном ходу, император Николай, в первый еще раз в продолжение своего царствования, лично посетил Закавказье и остался недоволен столько же состоянием военной части, сколько и всем устройством гражданским. «Посещение Закавказского края государем, — как выразился Ган в одном из последующих своих рапортов, — пробудило со всех сторон надежды, дало голос заглушенным дотоле жалобам, подняло завесу, закрывавшую множество злоупотреблений, поселило ужас в виновных, тесно между собою соединенных общей им опасностью».

Ган, со своей стороны, удалясь от прямой цели своей посылки, ревностно способствовал обнаружению этих злоупотреблений. Действовав сперва через сопровождавшего государя генерал-адъютанта графа Орлова, а потом, во время пребывания государя в Тифлисе, достигнув и нескольких личных докладов, он умел совершить, между прочим, один истинно дипломатический подвиг. Доложив государю, что считает долгом раскрыть разные местные неустройства и злоупотребления, дошедшие до него при исполнении его поручения, он просил, чтобы дозволено ему было представить эти обвинения непременно в личном присутствии барона Розена, так как он, Ган, не имеет ничего сокрытого и желает действовать во всем совершенно гласно.

Желание его совершилось, и вместе с ним был призван к аудиенции и Розен. Ган читал свои замечания, а государь тут же требовал по ним объяснений от Розена, который не умел или не мог отвечать почти ни на одну обвинительную статью, а между тем, невольно должен был отдать справедливость деликатности и праводушию поступка своего противника. Результатом этой аудиенции и разных личных неудовольствий государя была смена в конце 1837 года Розена и замещение его генералом Головиным, дотоле председательствовавшим в правительственной комиссии внутренних дел Царства Польского. Управление сего последнего, как увидим ниже, не только не принесло пользы, но еще увеличило запутанность и неустройства[129].

В этот промежуток времени Ган и его комиссия продолжали действовать по настоящему их поручению с быстротой столь необыкновенной, что сие одно уже почти могло служить доказательством малоосновательности их занятий. Те труды, для которых барон Розен признавал необходимым собрать разнородные и многосложные местные сведения, и для которых особый Комитет и Государственный Совет предназначали весьма продолжительное время, труды эти совершены были людьми новыми, едва имевшими время взглянуть на местность, столь отличающуюся от всех других частей России, менее нежели в восемь месяцев.

Уже 4 февраля 1838 года Ган донес военному министру, что комиссией составлены подробные и полные проекты об управлении краем по разным его частям, вследствие чего просил дозволения закрыть комиссию и возвратить ее чиновников в Петербург немедленно по прибытии в Тифлис генерала Головина и по передаче ему проектов для представления о них его мнения.

Побуждениями к такому закрытию комиссии Ган выставлял: 1) что новому главноуправляющему в стране, ему незнакомой, обширной, составленной из элементов самых разнородных, можно будет обстоятельно узнать край и его нужды только по прошествии значительного времени; 2) что прежде всего ему предлежать будет открыть истину, уничтожить происки и смуты, установить повсеместно порядок, воздержать и наказать преступных, а во всем этом присутствие на местах комиссии служило бы лишь помехой; 3) что заставить комиссию ждать в Тифлисе замечаний на ее проекты со стороны генерала Головина значило бы только терять время, а между тем цель точно так же достигается, если она вместе со своими проектами сообщит Головину и все принятые в основание их данные, а последний, со своей стороны, при внесении в Комитет личного его мнения, представит и все полученные им материалы, после чего проекты могут быть пополнены или исправлены в Петербурге столь же удобно, как и в Тифлисе, наконец 4) что дальнейшее существование комиссии в Тифлисе не могло бы обойтись без многих неудобств и неприятностей, тем огорчительнейших, что они не вознаградятся ни усовершенствованием, ни ускорением порученного ей дела. Засим, что касается лично до себя, то, получив, между тем, новое поручение заняться образованием финансовой части за Кавказом, Ган просил дозволения воротиться в Петербург тогда, когда соберет нужные для предположений по сей части сведения.

Представление сие было принято в Петербурге с одобрением, и вследствие того военным министром объявлена 22 февраля 1838 года высочайшая воля: 1) комиссии передать свои проекты генералу Головину, при котором оставить, впредь до повеления, одного из ее членов (полковника Вронченко); всех же прочих чиновников ее, кроме четырех, нужных еще барону Гану, отправить в Петербург; 2) самому Гану оставаться в Тифлисе до окончания особо возложенного на него поручения по финансовой части; 3) Головину, по рассмотрении проектов комиссии, возвратить их ей вместе с своими замечаниями, после чего она откроет вновь свои заседания уже в Петербурге и обработает дело окончательно.

На основании сей высочайшей воли барон Ган воротился в Петербург уже в октябре 1838 года и, вслед за тем, представил Комитету проект Положения об управлении Закавказским краем со всеми к нему штатами, формами и проч. и с отзывом Головина. За это представление одного еще только проекта Гану (6 декабря 1838 года) пожалован был, не только мимо короны к Анненской его звезде, но и мимо 2-го Владимира, орден Белого Орла. Но когда приступили к рассмотрению проекта, то Комитет хотя и признал труд комиссии «соответствующим тем обязанностям, какие были на нее возложены», однако нашел, что предположенное ею развитие вдруг всех частей гражданского за Кавказом управления «не может быть выполнено с успехом, и на первый раз необходимо даровать сему краю особенное устройство, по возможности примененное к общему губернскому учреждению, в большей лишь соответственности настоящему гражданскому состоянию края, действительным нуждам и понятиям жителей». В сих видах Комитет положил: составив вторую особую комиссию из прибывшего в то время в Петербург Головина, самого барона Гана и статс-секретаря Позена, поручить ей сочинение нового проекта на основании преподанных от Комитета и удостоенных предварительно высочайшего одобрения главных начал.

Эта вторая петербургская комиссия, при желании государя видеть скорейшее совершение дела, окончила его в несколько недель. Прежние проекты Гана оказались совершенно неудовлетворительными, и все, от начала до конца, были переделаны Позеном. Государь признал вполне заслуживающим награды этот труд, и Позену, менее нежели через год после получения Анненской ленты, пожалован был орден Владимира 2-й степени. Но при сем случае не обошли наградами и Головина, и опять также Гана; первому дали бриллианты к Александру, а последнему — очень лестный благодарственный рескрипт. Это дало повод одному из наших острословов применить к Гану известный стих французской трагедии: «Я тебя любил виновного: что бы я сделал, если бы ты был невиновен?»

Сущность окончательного проекта второй комиссии, внесенного в Государственный Совет через Закавказский комитет, заключалась в следующем:

1) Весь Закавказский край разделен на Грузино-Имеретинскую губернию с 11-ю уездами и на Каспийскую область с 7-ю округами, из числа которых два образуют Дербентский военный округ.

2) Высшее управление состоит из главноуправляющего, с генерал-губернаторскими правами, Тифлисского военного губернатора и Совета, образованного наподобие существующих в Сибири. Прежнее предположение об учреждении за Кавказом главного суда совсем отменено, как не соответственное ни общей нашей судебной системе, ни видам правительства о скорейшем сближении Закавказья с Россиею.

3) Местные управления Грузино-Имеретинской губернии и Каспийской области применены, по возможности, к существующим в губерниях внутренних.

4) В окружном управлении главное начальство над городской и земской полициями сосредоточено в одном лице. Уездные суды и магистраты заменены окружными судами. Округ Дербентский подчинен военно-окружному начальнику с особенной властью.

5) Все гражданское судопроизводство подчинено общему русскому порядку, с очень немногими лишь изъятиями и с сокращением, для поддержания в жителях большего доверия к нашему судопроизводству, апелляционных сроков. Сверх того, для магометан, во всех делах семейных, брачных и проч., сохранен духовный суд шариата.

К составленному на сих основаниях учреждению приложены были еще проекты штатов и разных частных положений.

Несмотря на обширность, все эти проекты, в существе, представляли так мало новых мыслей и так были сближены с общим губернским учреждением, что рассмотрение их в таком виде не могло нисколько затруднить Государственного Совета. Департамент законов, в котором не было уже ни одного из прежних членов, особенно не было его души — Сперанского[130], кончил все дело в два заседания, пригласив к ним, по высочайшей воле, и сенатора барона Гана. Признав, что все важнейшие вопросы разрешены Комитетом «весьма удовлетворительно», и одобрив, вследствие того, внесенные проекты, департамент остановился только на нескольких, самых второстепенных подробностях, которые, по согласию министров, тут же и были исправлены. В общем собрании Совета все это было пройдено еще скорее, именно в одно заседание, так что указ со всеми приложениями был подписан государем 10 апреля и обнародован через Сенат 3 мая 1840 года, с повелением привести все сие в полное действие с 1 января 1841 года[131].