Густав Беннеке - Современная норвежская новелла

• Название: Современная норвежская новелла
• Автор: Густав Беннеке
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Рассказы
• Год: 1977

В сборнике представлено творчество норвежских писателей, принадлежащих к разным поколениям, исповедующих различные взгляды, обладающих разными творческим индивидуальностями: Густав Беннеке «Облеченные властью», Бьерг Берг «Коммивояжер», Эйвин Болстад «Лотерейный билет», Юхан Борген «Вмятина», Финн Бьернсет «Обломки», Тарьей Весос «Мамино дерево», Бьерг Вик «Лив», Одд Вингер «Юнга», Гуннар Буль Гуннерсен «Мы нефть возим» и др. Именно поэтому столь широк диапазон разрабатываемых ими сюжетов, позволяющий судить о том, какие темы, какая совокупность проблем волнует умы норвежцев.

---

В деревне Винье-и-Хемне, как и повсюду в горах, люди опасались голода, толковали о том, что не запомнят такого неурожая. Подошла страда, а колосья были еще совсем незрелые: ни зерно, ни зеленые корма, а нечто вовсе несъедобное. Само собой, придется жать и такое, только что из этого выйдет — всем известно по прошлым неурожайным годам. Люди с тревогой думали о зиме, когда им придется есть хлеб из коры и мякины.

Усадьба Туре была укрыта от северного ветра, это было самое теплое место в Винье. В то время как у всех в деревне поля стояли зеленые, у него овес был не так уж плох. Правду сказать, колос не вызрел, как в урожайные годы, серый он был какой-то и темный. Однако и на том спасибо. Туре, благодаря в душе судьбу, жал на своем поле колосья и ставил суслоны. Вот только бы как-нибудь удалось уберечь урожай от зверя, а больше ему ничего не надо.

Странное дело: как неурожайный год — так и у зверья голод. Медведи и в добрые-то годы наведывались на его поле. А теперь уж наверняка жди мишку темной ночью! Одна надежда, что зерно быстро подсохнет и можно будет свезти этот дар господень в закрома.

Только вёдра, видать, так и не дождаться. Дождь все хлещет да хлещет. Ну и лето, будь оно неладно! Все шиворот-навыворот, все не по-людски. Сколько трудов положили весною — и все на ветер. Зерно набухло от воды.

Туре не зря опасался медведей. Уже в первую ночь после того, как урожай был уложен в копны, мишка наведался на поле и стал лущить колосья. Был он не больно-то аккуратен, по всему полю валялись опрокинутые копны, а вылущенное зерно было рассыпано по земле и втоптано в грязь тяжелыми медвежьими лапищами. Туре ругался на чем свет стоит. Придется, видно, свезти снопы в овин. Хотя бы те, что стоят поодаль от дома. Может, мишка поостережется и не решится подойти близко к усадьбе. В этот вечер Туре перевез в овин два воза снопов. На следующее утро почти половина поля оказалась перевороченной. Копны лежали вповалку, повсюду было рассыпано зерно. Туре долго стоял, глядя на это разорение, а потом снова принялся вязать снопы и ставить копны. Нет, так дело не пойдет. Не с руки ему терять зерно, особенно в нынешний год, когда нужда стучится в дверь. Туре перевез еще несколько копен в овин. А когда наступил вечер, он пошел в дом, взял охотничью двустволку и зарядил. Жаль, что ночи стоят безлунные, в темноте недолго и промазать.

В убогой крестьянской усадьбе высоко в горах поле не пахали ни в добрые, ни в худые годы. Тут хлеба не вызревали, даже если солнце палило вовсю добрую половину лета. Да никто и не пытался здесь сеять. Но уж зато травы тут были густые и сочные. Вот и разводил Аннерс коз. Было у него их четыре, а коровы — ни одной.

И как повелось издавна у таких бедолаг, что жили на отшибе, в горах, голод был частым гостем в усадьбе Аннерса. Сам Аннерс никогда не ел досыта. И не только он, но и жена с детишками. Семеро едоков в доме, легко ли? В те годы, когда было много птиц, еще кое-как можно было прокормиться. Аннерс со старшими мальчиками ставили силки на куропаток, и иной раз им перепадала знатная добыча. Тогда они промышляли охотой почти что круглый год, и это было для них большим подспорьем. А в страдную пору спускался Аннерс в долину, нанимался на хутора и приносил домой немного зерна либо муки… Эту осень нужда донимала их больше, чем обычно. Аннерсу ясно было — о том, чтобы разжиться нынче осенью зерном в Винье, и думать нечего. Придется попытать счастья на хуторах, что лежали в самой низине, надо будет сходить туда. А хуже всего то, что и охота на птиц нынче не удается. Беда одна не приходит — это Аннерс уже не раз примечал. В силки попадались одна-две куропатки, они редко собирались теперь стаями. Все живое точно вымерло в горах.

Однажды спозаранку отправился Аннерс через Хемнехьелен в Оркдаль. Под мышкой он нес свернутый мешок. Он надеялся, что когда пойдет в обратный путь, мешок будет полон. Он ходил от двора к двору, по богатым хуторам, что находились на самых плодородных землях. Не найдется ли малость зерна на продажу?.. Да нет, самим впору прокормиться, отвечали ему. И в этих местах люди боялись неурожая и холодной зимы. Оркдальские крестьяне знали, что за долгую зиму к ним не раз придут за помощью соседи. Так уж лучше помочь своим беднякам, нежели пришлому, чужаку.

Аннерс шел дальше с пустым мешком. И всюду ему был один ответ — нету да нету! Наконец кто-то сжалился над ним и кинул несколько пригоршней зерна в мешок. Аннерс понял, что ходить дальше проку мало, и отправился в обратный путь.

Зерна им хватило ненадолго. Скоро у них в ларе осталась одна мука из коры. И вот тут-то пришла ему на ум мысль, которую он сперва гнал от себя как недобрую и греховную. Но мысль эта не оставляла его, она появлялась опять и опять, точила его, словно червь.

Перед глазами его стояло овсяное поле Туре; овес был еще в копнах, и, слышно, медведь повадился воровать зерно. Уж лучше, чтобы люди им попользовались… А коли Туре не может уберечь овес от медведя, так не грех будет и стащить оттуда маленько зерна. Толкуют, что зверь приходит туда уж которую ночь и топчет зерно, хотя Туре и свез в овин все копны, что стояли подальше от дома.

А что, если прокрасться темной ночью на поле да обобрать несколько снопов в копне? И до того Аннерс размечтался, что у него даже слюнки потекли, и он почувствовал вкус овсяной лепешки во рту. Вот только воровать ему еще ни разу не доводилось. Дело это для него непривычное. Но ведь и то сказать — какая же эта кража, если медведь все одно разоряет поле? А дома детишки день и ночь хнычут, есть просят. Ох, ну и голодная зима будет нынче! Такой зимы отродясь не бывало. Хоть бы куропатки вернулись, вот выпадет снег, так они, может, и объявятся.

Нет у него выбора! Придется идти в деревню и обобрать несколько копен у Туре. Оно и незаметно будет. Много-то ведь он не возьмет. И не сравнить с тем, что попортил медведь.

Острый, точно лезвие ножа, серп месяца тускло светил на тропку, ведущую с горы. Аннерс шел с мешком под мышкой, как уже не раз хаживал через Хемнехьелен. Каждый камень был ему тут знаком. Много раз он поднимался и спускался по этой тропке. Месяц недавно народился, но предметы уже отбрасывали тени. Потом серп месяца скрылся за горой. Он стоял низко в небе, а это означало, что лен уродится на славу.

Овсяное поле Туре было окутано тьмой. Копны были опять подняты после недавнего медвежьего набега, и многие Туре уже успел увезти. Он каждый день возил на гумно полусырые колосья. Три ночи кряду лежал он на сеновале в засаде с охотничьей двустволкой. Но хитрый зверь, как видно, почуял опасность, и Туре так никого и не заметил. Но зато на следующую ночь, когда он спал сладким сном, незваный гость явился опять. Матерый медведище, видно. Разум у него прямо-таки человечий! Туре обложил зверя крепким словцом и поклялся, что отныне не будет спать ни одной ночи, пока хлеб стоит в копнах. Отсыпаться и днем можно. А зерно терять он больше не намерен. Свозить снопы ему некуда, в овине нет места. Колосья пришлось рассыпать на просушку.

Аннерс осторожно шел от копны к копне. В левой руке он держал мешок, а правой лущил колосья. Зерно, шурша, сыпалось в мешок. Аннерс улыбался в темноте. Мешок становился все тяжелее и тяжелее. То-то будет у них овсяная каша! А ежели копны еще останутся в поле, он опять сюда придет. И откладывать это дело надолго нельзя. А ну как Туре увезет все, что испоганил медведь?! Да и сам мишка может сызнова заявиться, раз уж он повадился сюда ходить.

Медленно шел Аннерс между копнами и лущил колосья то тут, то там. Чистая работа, думал он. Туре и не заметит ничего.

Все ближе и ближе подходил он к усадьбе. Вот и колея от воза Туре. Тут был проезд между копнами. Пора бы уже и кончить, да на взгорке неподалеку от хлева стоят такие славные копешки!.. Аннерс поглядел на погруженные во тьму постройки, нагнулся и почти на четвереньках стал переползать открытое пространство между копнами.

Короткая огненная вспышка мелькнула на сеновале, оглушительный выстрел разорвал ночную тишину. Боль обожгла левый бок вора, потом в глазах его стало темней самой черной ночи, он пошатнулся и упал на волглую землю.

От сеновала бежал Туре. Он ничего толком не видел в темноте, но чувствовал, что попал в цель. Зверь, видно, лежит там. Туре приближался осторожно: от раненого медведя можно всегда ждать беды…

Он уже почти подбежал, когда рука Аннерса в последней судороге сжала мешок с зерном.

Обрыв Керсти-Майи Перевод Ф. Золотаревской

Педер Фредрик или Педерфредрик, как его обычно называли, был наполовину лопарем. Его мать, лапландская девушка, заимела его во время поездки в торговый поселок у фьорда. Педерфредрик был покрупнее, чем большинство лопарей, пошире в плечах и повыше ростом. Только походка у него была, как у лопарей, — чуть скользящая. Он жил в горах и много лет был пастухом у богатого лапландца. Педерфредрик пас оленей у горы Рейнфьеллет, там он и познакомился с Керсти-Майей. Они пришлись друг другу по душе и поженились. Детей они не заводили — и самим-то прокормиться было нелегко. Ведь у них не было ни кола ни двора, да и времена для бедняков наступили тяжкие, что в горах, что в долине.