Вольдемар Балязин - Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли

• Название: Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли
• Автор: Вольдемар Балязин
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0284-8

О жизни прославленного российского военачальника М. Б. Барклая-де-Толли рассказывает роман известного писателя-историка Вольдемара Балязина.

---

Раболепие коронованных холопов, чьи жизни и благополучие зависели от императора Франции, короля Италии, протектора Рейнского союза и медиатора Швейцарии, достигло в Дрездене небывалых размеров и стало сродни ветхозаветному языческому идолопоклонству.

16 мая Наполеон выехал из Дрездена и через Данциг и Кенигсберг, останавливаясь для того, чтобы координировать движение Великой армии, 9 июня приехал в Вильковишки — маленький литовский городок на границе с Россией.

Отсюда пошли во все стороны последние приказы, по которым наполеоновские корпуса выдвигались на исходные рубежи вторжения. Корпуса Даву, Удино и Нея, насчитывавшие 218 тысяч солдат и офицеров при 527 орудиях, сосредоточились в Восточной Пруссии, представляя главную ударную силу Великой армии. Этой группой командовал сам Наполеон. Южнее, в районе Плоцка, стоял 4-й корпус из 82 тысяч человек при 218 орудиях, которым командовал пасынок Наполеона, принц Евгений Богарнэ.

Наполеон вел свои корпуса против армии Барклая, принц Евгений должен был наносить удар по 2-й Западной армии Багратиона.

В районе Варшавы была развернута третья группа Великой армии — семидесятивосьмитысячный корпус младшего брата Наполеона — вестфальского короля Жерома, которому противостояла Обсервационная армия Тормасова.

Этой армии угрожал также и австрийский корпус князя Карла Шварценберга, насчитывавший 34 тысячи солдат и офицеров. И наконец, на северном — левом — фланге Великой армии находился тридцатидевятитысячный смешанный прусско-французский корпус маршала Жака Этьена Макдональда, как и Барклай, бывшего по происхождению шотландцем. Корпус Макдональда был развернут возле Тильзита и имел своей стратегической целью захват Риги.

Таким образом, 280 тысячам русских войск при 888 орудиях противостояло 445 тысяч солдат и офицеров при 900 орудиях.

Кроме того, во втором эшелоне Великой армии находилось около двухсот тысяч резервных формирований.

Правда, и русские в тылу у себя имели большие резервы, которые увеличивались с каждым днем.

Однако, в отличие от резервов Наполеона, состоявших в большинстве своем из ветеранов, русские запасные войска состояли из еще обучавшихся рекрутов, не нюхавших пороха.

«Двунадесять языков» Великой армии Наполеона, собранные со всей Европы под знамена, увенчанные парящими орлами римских легионов, ждали приказа выступить против другой Великой армии, над полками которой реяли стяги с двуглавыми византийскими орлами, а число «языков» ее солдат было едва ли не в два раза больше двенадцати.

10 июня в полках Великой армии зачитывали приказ императора, означавший объявление войны России.

Столкнувшись с русскими в 1806 и 1807 годах на территории Восточной Пруссии и Польши, Наполеон называл эти победные для него кампании «Первой польской войной».

Предстоящий поход в Россию он назвал Второй польской войной, которая, по его мнению, должна была оказаться столь же кратковременной и победоносной.

Приказ императора гласил:

«Солдаты! Вторая польская война началась! Первая кончилась под Фридландом и в Тильзите, где Россия клялась сохранять вечно союз с Францией и враждовать с Англией. Она нарушила свою клятву! Она не хочет дать никакого объяснения в странных своих действиях до тех пор, пока французские орлы не улетят за Рейн, предоставя ей в жертву наших союзников.

Россию влечет рок! Она не избегнет своей судьбы. Неужели она полагает, что мы изменились? Разве мы уже не воины Аустерлица? Она ставит нас между бесчестием и войной: выбор не подлежит сомнению.

Итак — вперед! Перейдем через Неман, внесем оружие в пределы России. Вторая польская война будет столь же славна для Франции, как и первая, но мир, который мы заключим, будет прочен и прекратит пятидесятилетнее кичливое влияние России на дела Европы».

11 июня Санглена вызвали к царю.

Было тепло, солнечно и, как показалось Якову Ивановичу, необыкновенно покойно и тихо. Перед дворцом Виленского генерал-губернатора, где по приезде в город остановился государь, ворковали толстые ленивые голуби, немо стояли на часах великаны-гренадеры и даже крики стрижей и ласточек казались необычайно громкими.

Государь, как всегда, был улыбчив и ласков.

— Мои генералы и флигель-адъютанты, — проговорил царь тихо и чуть застенчиво, будто стесняясь нелепости просьбы, которую он хотел высказать Санглену, — просили у меня позволения дать мне бал на даче Беннигсена, в Запрете, и для того выстроили там воксал, или, если тебе угодно, большой летний павильон со сводами, украшенными зеленью и цветами. — Санглен внимательно слушал, не понимая, какое все это может иметь отношение к военной полиции. — И вдруг с полчаса тому назад какой-то неизвестный попросил передать мне записку, а сам ушел.

Александр взял со стола листок бумаги и, откровенно смущаясь несерьезности всего происходящего, напоминающей мальчишеский розыгрыш, протянул записку Санглену.

«Государь! — писал неизвестный доброжелатель по-французски. — Берегитесь! На особу Вашего Величества посягают злоумышленники. На вилле генерала Беннигсена построена зала для танцев, которая непременно обрушится, как только бал начнется».

Дочитав записку, Санглен молча посмотрел на Александра.

— Поезжай, Яков Иванович, — проговорил государь, — осмотри подробно, что там на самом деле.

Санглен склонил голову, звякнул шпорами и, плохо веря в серьезность угрозы, поскакал в Закрете.

Имение Беннигсена, купленное им после заключения Тильзитского мира, когда оказался он в отставке, было большим и богатым. Двухэтажный помещичий дом стоял на просторной поляне и был окружен цветочными клумбами и кустами роз. За домом располагался фруктовый сад, в котором яблони, вишни и груши перемежались разнообразными ягодниками. Сад переходил в лес, примыкавший к имению, и был частью угодий, купленных Леонтием Леонтьевичем вместе с усадьбой.

Едва Санглен появился на территории Закрете, Беннигсен тут же заметил его. Он был в этот день на ногах с самого утра, наблюдая за подготовкой к встрече царя.

Беннигсен стоял перед домом, следя, как садовник и его помощники копошатся в клумбах и на поляне, и как только узнал Санглена, тут же поспешил ему навстречу.

Рассказав Беннигсену, зачем он приехал, Санглен хотел было пойти к павильону, который, как сказал ему хозяин имения, стоит в саду, за домом, но гостеприимный Леонтий Леонтьевич пригласил его на чашку чая.

В доме, как и на поляне, кипела работа: женщины промывали зеркала и окна, убирали комнаты, чистили бронзу и до блеска протирали мебель.

Дом и внутри и снаружи показался Санглену необычайно удобным и красивым, и Яков Иванович подумал: «Жалко будет не сегодня-завтра оставлять такую славную усадьбу французам». Отведав чаю с пирогами и поговорив о деле, из-за которого прислал его государь, Санглен собирался уже пойти к павильону, как вдруг за окнами раздался грохот.

Выбежав из дома и оказавшись в саду, они увидели груду досок упавшей кровли павильона, на которую еще не успела осесть пыль. Среди досок лежали и все арки и колонны, обвитые зеленью.

Установить причину случившегося не составило никакого труда — вся конструкция залы была скреплена штукатурными гвоздями, непригодными для строительных работ.

— Найдите архитектора! — приказал Санглен.

Посланные им люди вскоре вернулись, принеся с собою мокрый фрак и шляпу, выловленные ими в большом глубоком пруду Закрете. Было ли это имитацией самоубийства, или напуганный случившимся архитектор на самом деле покончил с собой, Санглен выяснять не стал, а пулей помчался к Александру.

Царь спокойно выслушал Санглена и сказал:

— Поезжайте и прикажите немедленно очистить пол, мы будем танцевать под открытым небом.

Яков Иванович заехал к себе домой и здесь застал ожидавшего его нарочного с эстафетой из Ковно.

Разорвав пакет, он достал короткую депешу: «Возле селения Панемунь, напротив Ковно, французы в грех местах складывают множество понтонов, готовя наведение трех мостов через Неман».

Санглен снова помчался к царю.

— Я этого ожидал, — сказал Александр, — но бал все-таки будет. Скажите, чтоб к завтрашнему вечеру все было готово.

Утром 11 июня к 6-му польскому уланскому полку, стоявшему на форпостах по западному берегу Немана, быстро подъехала коляска, запряженная шестериком и окруженная конвоем гвардейских егерей.

Из коляски вышли Наполеон и Бертье и их немедленно окружили польские офицеры-уланы.

Наполеон расспросил их о путях, ведущих к Неману, о расположении русских аванпостов, а затем попросил кого-нибудь из офицеров дать ему и Бертье польские мундиры. Несколько человек, по комплекции и по росту такие же, как император и начальник его Главного штаба, скинули сюртуки и фуражки, после чего переодетые в улан Наполеон и Бертье сели в седла и поскакали по берегу Немана, отыскивая место для подготовки переправы.