Станислав Десятсков - Генерал-фельдмаршал Голицын

• Название: Генерал-фельдмаршал Голицын
• Автор: Станислав Десятсков
• Издательство: ACT, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-006147-1

О жизни и деятельности одного из сподвижников Петра I, генерал-фельдмаршала Михаила Михайловича Голицына (1675–1730) рассказывает новый роман известного писателя-историка Станислава Десятскова.

---

Ванька Бутурлин как только узнал от первого беглеца, что на ополчение как снег на голову свалилась неисчислимая орда и Борис Петрович Шереметев то ли погиб, то ли попал в полон, немедля приказал рейтарам завернуть коней.

При гоньбе у него свалился с головы железный шлем, волосы растрепались, и так, громыхая рейтарскими доспехами, он тяжелым кулем и свалился перед шатром великого воеводы. Упал перед князем Василием в ноги и возопил страшно, как вопили и тысячи других беглецов:

— Все пропало, воевода! Сила у орды несчетная! И скоро орда здесь будет!

— Постой, а Борис Петрович Шереметев где?! — затопал ногами великий воевода.

Бутурлин поднялся с колен, блудливо потупил глаза, молвил глухо:

— Сказывают, в полон наш Борис Петрович сдался.

— Врет, собака! — гневно вырвалось у князя Дмитрия, оказавшегося свидетелем доноса. — Не мог боярин Шереметев в татарский полон пойти!

— В степи все случается! — как-то устало махнул рукой большой воевода и приказал своим посыльным: — Соединяйте пешие колонны, ставьте карею! А этих жеребцов, — он показал на Бутурлина и подходивших рейтар и дворян-ополченцев, — укройте в обозе, за телегами!

Так и случилось небывалое: конница шла не впереди пехоты, а укрылась за обозными телегами.

Одно порадовало: первым к огромному русскому каре подошла не орда, а драгуны Шереметева. Сам Борис Петрович сказал большому воеводе просто: с татарами биться можно, огневого боя орда боится!

А вечером слова боярина подтвердились. Когда конница Нуреддина Калги попыталась прорвать каре, навстречу ей ударили не только пехотные залпы, но полыхнули картечью сотни орудий. Вся степь была покрыта побитыми татарами. И ночью орда отступила и ушла в Крым. Но дворянское ополчение ее не преследовало, плелось за обозом. Огромное русское каре потихоньку потащилось к Перекопу.

* * *

Так нескладно, как воинство Василия Голицына, воевало только шляхетское ополчение Речи Посполитой. Польский король Ян Собесский был тяжело болен, а его коронные гетманы и маршалки так и не решились двинуться к Дунаю, хотя и могли рассчитывать на поддержку господаря Валахии.

Неудачно действовал и другой союзник России — Священная Римская империя германской нации. К тому же империя Габсбургов, ведя войну с турками, одновременно в союзе с Англией и Голландией ввязалась в новую войну с Людовиком XIV французским. Впрочем, скорее не империя, а «король-солнце» пошел шарить в немецких курятниках, как он презрительно именовал расколотую на триста кюрфюршеств, княжеств и вольных городов Германию.

В Париже король создал даже такой бесподобный юридический орган, как палата присоединений. Палата, составленная из историков и юристов, порылась в древних манускриптах и старых договорах и заявила, к примеру, что столица Эльзаса Страсбург на самом деле французский город Страсбур. И в 1684 году французские войска, внезапно, без объявления войны, заняли этот город на Рейне, пока германский гарнизон молился в соборе. Когда же император Леопольд I стал возражать, великий Людовик сам перешел Рейн, еще раз показав, что сила выше права. Габсбургам пришлось взять часть армий с Балкан и перебросить их на Рейн. Так что этот союзник России по Священной антитурецкой лиге был ослаблен.

Единственной страной, где диктатор Западной Европы Людовик XIV в те годы потерпел неудачу, была Англия. В 1688 году там произошла славная революция, изгнавшая из страны короля Якова II, католика и союзника Людовика. В следующем году штатгальтер Голландии король Вильгельм Оранский окончательно утвердился на английском престоле. Однако сторонники короля Якова — якобиты — все еще воевали против него в Ирландии.

Словом, пороховой дым затянул всю карту тогдашней Европы, и разобраться в этом дыму даже великому сберегателю царевой печати князю Василию Голицыну было нелегко.

Когда он добрался до Перекопа, то сам убедился, что перекопская фортеция ничтожна и может быть сметена огнем семисот русских орудий и пищалей. Но что дальше? Войдет он в сухую безводную крымскую степь, которую татары будут по-прежнему жечь! Дворянское ополчение легкоконных татар не догонит и фураж у них все одно не отобьет.

А, по слухам, с Дуная поспешает уже сам крымский хан со стотысячной конницей. Да и очаковский паша придет к нему на помощь со своими янычарами.

От союзных имперцев и полков никакой помощи ждать в нынешних условиях не приходится. И захлопнут все голицынское неуклюжее воинство, вдругорядь показывающее свою немощь, в Крыму, яко сельдей в бочку. Вот как размышлял, должно быть, князь Василий, когда решил Перекоп штурмом не брать, а повернуться в родные палестины. Среди воевод были, правда, аники-воины, вроде Ваньки Бутурлина, которые взывали к штурму, но Бутурлин-то от татар уже бегал с позором, а вот осторожные Патрик Гордон и Борис Шереметев против вторичного отступления голос не поднимали. И пропыленные солдаты Голицына снова побрели назад. Поворот этот был столь внезапен, что среди некоторых генералов и воевод сразу поползли слухи, что Нуреддин Калга ночью переслал тайно к шатру Голицына бочонок с залогом, дабы тот отступился от Крыма.

— Сам видел ночью этих гололобых, как они бочонок к Ваське Голицыну в шатер вкатили! Вышел ночью по малой нужде и углядел! — самодовольно рассказывал после третьей чарки Бутурлин.

— Это ты-то углядел? — жестоко усмехнулся князь Дмитрий. — Ты-то и в Черной долине углядел, как Шереметев в татарский полон скачет! — Дмитрий Михайлович встал из-за стола, за которым сидели офицеры штаба, и вышел из палатки.

— У него с Васькой-то одна порода — Голицыны. Подумаешь, Гедиминовичи! Да мы, Бутурлины, постарше их родом будем. И подожди, призовут еще нашего воеводу и всех его сродственников к ответу за крымский позор. Царь Петр призовет! И я это точно ведаю! — Бутурлин грозно оглядел побледневшие лица боевых сотоварищей.

Петр и Софья

Князь Дмитрий после второго Крымского похода, снова окончившегося великой конфузней, вместе с другими стольниками принял участие в торжественной встрече, устроенной правительницей Софьей в честь благополучного возвращения своего фаворита и его войска.

Царевна самолично встретила своего неудачливого полководца и его воевод у Серпуховских ворот. Здесь она жаловала воевод «к руке» и спрашивала их о здоровье. Но более всего заботилась она о здравии своего фаворита. С тревогой отметила, что Васенька хотя и был здрав, но скучен.

Двинулись к Кремлю. Впереди по пять и шесть человек в ряд шли полковники и стольники, капитаны и поручики. За ними гарцевали на конях ротмистры и хорунжие, московские дворяне и жильцы. Дворянское ополчение так и блестело при июльском солнце. Московские дворяне все уже побывали дома, принарядились и убрались. Поблескивали на солнце дедовские шеломы и кольчуги, сверкали сабельки. «Вид воинства грозен, да только видел, как бежало оно от легкокопытных татар в Черной долине!» — горько усмехнулся Дмитрий Михайлович, которому было поручено подравнивать ряды расходившихся ополченцев, дабы не съезжали с проезжей части, не давили» высыпавший на улицы столичный люд.

У Кремлевского дворца торжественное шествие встретил старшой из братьев-царей Иван Алексеевич, а у угла Грановитой палаты — патриарх Иоаким, отслуживший затем в Успенском соборе благодарственный молебен за счастливое возвращение. «Слышь, Дмитрий, патриарх-то не здравницу за победу возглашает, а поздравляет нас как странников с возвращением. И царя Петра на встрече нет… Сие — знак», — успел-таки шепнуть князю Дмитрию из-за спины Ванька Бутурлин. Этот уже с утра пропустил чарку, так и дыхнул перегаром. Но молвил верно — царь Петр крымских воителей не приветствовал.

«Да и с чем нас приветствовать? Второй раз прогулялись на Крым, уложили тысячи ратников да государеву казну потрясли. России В том никакой выгоды…» — с печалью размышлял Дмитрий Михайлович, когда после молебна вместе с другими воеводами и стальниками был зван наверх и жалован царем Иваном и правительницей «к руке».

Царь Иван смотрел на всех отсутствующим взглядом, словно витал где-то в облаках, а у царевны стояла в глазах тревога и женская ручка подрагивала — отметил про себя князь Дмитрий. За столом, который накрыли потом «служилым людям», один начальник Стрелецкого приказа Федька Шакловитый да пьяный Ванька Бутурлин веселились от души.

— Федька, конечно, рад, что благополучно вернулись из похода в Москву отборные стрелецкие полки, но того не ведает, что стрельцы в этих полках потеряли многих товарищей и на него, Федьку, ох злы! — усмехнулся сидевший за столом рядом с Дмитрием Михайловичем стольник и воевода Низового полка Дмитриев Мамонов. — Мой-то полк рядом со стрельцами шел, и я слышал их речи: «Послал, мол, нас Федька в поход, а сам у царевны, пока князь Василий полки ведет, под бочком на лебяжьем пуху косточки греет. Погоди, вернемся на Москву, мы ему те косточки переломаем!» — Мамонов с трудом подцепил соленый рыжик и с грустью, по-дружески, заключил: — А вообще-то скучно все, Митя!