Виллем Гросс - Продается недостроенный индивидуальный дом...

• Название: Продается недостроенный индивидуальный дом...
• Автор: Виллем Гросс
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

«Продается недостроенный индивидуальный дом...» — второй роман эстонского писателя Виллема Гросса, издаваемый на русском языке. Герой романа Рейн Лейзик четыре года воевал с фашистами. Уже после окончания войны он был ранен в схватке с бандитами. Рейн — молодой человек, перед ним открыта большая жизнь, и вдруг он превращается в стяжателя, мещанина, обывателя. Строительство собственного дома заслоняет весь мир — Рейн отдает этому строительству не только физические, но и нравственные силы. Хуже того, он уже начинает обо всем судить с позиций собственника, становится на путь разного рода махинаций, все дальше и дальше отходит от своих товарищей — рабочих. Деньги и строительные материалы — только это волнует его теперь. Автор рассказывает не только о падении своего героя, но и о том мучительно трудном пути, по которому Рейн Лейзик идет к своему нравственному возрождению, к духовному возмужанию.

---

— О, я завтра занята весь день. У нас завтра стирка.

— Сочувствую тебе от всего сердца.

8

Еще три часа!

А что, если он забыл дом? Но ведь у него есть адрес, вот только на поиски уйдет тогда больше времени.

Ах эта комната! Отвратительный туалетный столик! Огромный шкаф. Кровать. Мебельная лавка, а не комната.

Еще два часа пятьдесят две минуты. Часы немного спешат.

Учебники... Можно, конечно, чинно сесть за них, полистать, но разве это учение...

Урве только утром сказала матери, что к ним в гости приедет Рейн.

Взгляд у матери сразу стал испуганно-вопросительным. Урве начала быстро и многословно говорить, что этот назойливый солдат нисколько ее не интересует.

Мать надолго замолчала, и это не предвещало ничего хорошего. Затем сказала: готовить она не будет, не из чего, а если дочь не может отшить этого солдата, то она, мать, сама позаботится о неприкосновенности их дома.

Неприкосновенность дома!

Урве в отчаянии рассказала все. Если мать думает сохранять «неприкосновенность дома», выгнав Рейна, то она горько пожалеет об этом. Ее дочь достаточно разумна, чтоб понимать, что можно и чего нельзя. И потом эта отвратительная мелочность — не из чего при готовить еду! В подвале целая говяжья кость, можно сварить чудесный суп, а мясо пропустить через мясорубку. Есть мука, которую тетя Паулине привезла из деревни. Стоит только захотеть, и получится великолепный обед. Конечно, другое дело, если мать не хочет. Но пусть тогда не надеется, что дочь останется с ней. Мир большой, и молодежи открыты все дороги. Работы Урве не боится, а жить можно всюду.

Ссориться нехорошо. Но из ссоры можно иной раз извлечь пользу. Высказав все, дочь могла теперь, не стесняясь матери, надеть все самое лучшее, что у нее есть. Новые туфли и чулки, белое, в горошек платье — все это приятно шуршало и шелестело, пока она одевалась. Пусть эта мрачная женщина смотрит и думает что угодно.

Мать ничего не сказала. Она словно забыла о недавней ссоре.

Моросил дождь, мелкий и затяжной. Время от времени мимо дома громыхала машина. Когда проезжали тяжелые грузовики, дом чуть-чуть встряхивало.

Рано было еще выглядывать в окно и вздрагивать при виде торопящихся солдат. Поезд прибывает лишь в два часа.

Девушке, сидевшей у окна, вдруг стало ужасно грустно. Внизу — старая женщина с тяжелой сумкой в руках, с трудом передвигая ноги, старалась обойти лужи, чтобы не замочить рваные ботинки; сама вся серая, под серым дождем, эта женщина, казалось, появилась на улице лишь для того, чтобы юная девушка там, наверху, острее ощутила горячее биение своего сердца. Старуха вскоре исчезла с глаз. Откуда она шла? Куда спешила? Как печальна, вероятно, ее жизнь! Ради чего она живет?..

По улице, громко разговаривая, шли двое — пожилой мужчина в сильно поношенном черном пальто и высокий солдат. Солдат бросил окурок, и он, описав дугу, полетел в развалины, но ветер отшвырнул его назад, на тротуар, и, угодив в лужу, он сразу потух.

Рейн тоже курит! А в доме нет ни одной пепельницы. Во время бомбежки, когда выносили вещи, пепельница — морж с разинутой пастью — упала с туалетного столика и разбилась на кусочки. Позднее, прибирая, Урве со слезами спрятала в ящик стола самый крупный осколок моржа. На память об отце. Отец. У него была жесткая рука рабочего-металлиста, но эта рука становилась очень нежной, когда он гладил по волосам дочурку, обнаруживавшую порой в своем прекрасном детском мире неожиданные противоречия. Отцовских вещей в комнате осталось не так уж много. Только мебель. В подвале в ящиках было больше вещей, напоминавших о нем: топоры, пилы, стамески, рубашки и маленький столярный верстак, вокруг которого раньше лежали пахучие стружки.

А что, если под пепельницу приспособить чайное блюдечко? Не исключено, конечно, что мать заворчит.

Что-то она притихла на кухне? Неужели она действительно скажет Рейну что-нибудь такое и Рейн... Да, но как решиться уйти из дома? Угрожать можно сколько угодно, а выполнить... Это тебе не прогулка. С ее стороны большая смелость пригласить Рейна в дом. Но теперь надо быть твердой как сталь. Нет, сталь хрупкая. Надо быть твердой и в то же время гибкой, как...

Урве тихо прошла на кухню. Мать сидела в очках, склонив над столом полную спину. На чистой клеенке лежал «Таинственный X».

Она не читала, когда дочь открыла дверь. Смотрела в окно. Но, услышав шаги, сразу опустила глаза на пожелтевшие страницы.

— Ну не сердись! Пойми же! — Урве положила руку на полное плечо матери.

— Чего там понимать, — не поднимая глаз, проворчала мать. — Неужели сама не понимаешь? Ведь ты же школьница.

— В феврале мне исполнится семнадцать. Лийви в семнадцать вышла замуж.

— Что ж, и ты хочешь бросить школу?

— Ну, зачем же сразу — бросать! Неужели, если встречаешься с...

— С каким-то солдатом! — повышла голос мать.

— Рейн не какой-то солдат.

— Знаем мы их.

— Вот увидишь, мама! Ты сейчас думаешь, что я...

Резкий звонок. Это, конечно, не Рейн. До прихода поезда еще полтора часа.

— Открой, пожалуйста. Если Юта или еще кто-нибудь, скажи, что меня нет дома и я не скоро буду.

Характер у Урве настойчивый, спорить с ней бесполезно. Мать пошла открывать, а дочь осталась в комнате, готовая в крайнем случае спрятаться хоть под кровать.

В передней послышалось радостное, мужественное «Здравствуйте!» и вопрос:

— Урве Пагар, здесь живет?

Какое счастье, что она с утра надела воскресное платье!

Урве на мгновение приложила руку к бьющемуся сердцу, схватила с туалетного столика гребенку, швырнула ее обратно и кинулась в переднюю.

Это был он!

В длинной серой шинели. Переднюю наполнил незнакомый запах. Он шел от мокрой одежды.

Мать натянуто улыбалась:

— А вот и она сама. Вы уж тут... — и, не договорив, вышла.

— Вам удалось приехать раньше? — спросила Урве, чувствуя, что сердце ее вот-вот разорвется. «Он пришел, он пришел», — звенело в ушах, и поэтому она расслышала только два слова: «С попутной машиной».

Урве думала разом о тысяче вещей. Приехал Рейн. Приехал намного раньше. Значит, они смогут дольше пробыть вместе. В передней надо было ввернуть лампочку поярче. Чуть-чуть коротковато острижен. А какой он высокий! Лицо пылает. Красивые зубы — ну и что ж, что редкие? Когда смеется, вид немного лукавый.

Руки у бедненького покраснели. Умела б вязать — обязательно связала бы ему красивые варежки. Интересно, когда у него день рождения?

— Ну, что же ты — зови в комнату! — крикнула из кухни мать.

— Сейчас, сейчас, человек же приводит себя в порядок.

— Ого! — Гость взглянул на следы, которые он оставил на сером половике мокрыми сапогами. — Вытирал как полагается, но у вас здесь такая чистота!

Снова теплая волна прихлынула к сердцу Урве. Этим маленьким признанием он, сам того не ведая, отворил очень важную дверцу. В голосе матери прозвучала теперь нотка приветливости.

— Ну что вы...

Но Рейн уже выскочил на лестницу и с веселым лицом еще раз вытер ноги.

— Нам придется пройти через кухню. Эта дверь закрыта, — извинилась Урве.

Какое это имеет значение!

Гость, слегка ссутулившись, прошел через кухню и остановился в дверях комнаты.

— У вас тут такая красота и чистота, что я не решаюсь ни ступить, ни сесть.

— Какая уж там красота в комнате рабочего человека, — высоким голосом сказала Хелене Пагар. Тесно у нас, и вещей полно. Кое-что из мебели куплено, а кое-что покойный муж сам смастерил.

— Ваш муж был столяр?

— Да нет, потомственный водопроводчик. Правда, брал в руки рубанок, так, для себя. Вот этот кухонный шкаф смастерил и... — они вошли в комнату, — ...и вот этот туалетный столик, и тот письменный стол. Теперь для Урве пригодился.

— Да, настоящий мастер делал! — Гость потрогал вещи. — Замечательная работа!

Урве убрала со стола свои учебники и поправила подушки на кушетке.

— Чего ты суетишься! Предложила бы гостю сесть, — сказала мать.

Окрестив на груди руки, она стояла возле двери и с готовностью отвечала на вопросы гостя, проявлявшего к ее жизни исключительный интерес. Спохватившись, что заболталась не в меру, она решила разузнать кое-что и о нем. Чем занимаются отец и мать? Есть ли братья и сестры?

Родители Рейна обыкновенные труженики. Отец штукатур, мать раньше не работала, вела хозяйство, а когда пришли немцы и жить стало трудно, пошла уборщицей в общежитие. И по сей день там. Он сам не успел кончить среднюю школу, а брат Эро учится, и так хорошо, что, наверное, пойдет в университет.

— Ну, а сами-то куда, когда со службы отпустят?

— Не задумывался еще над этим, — нерешительно улыбнулся юноша, но, увидев строгие глаза женщины, быстро добавил: — В Таллин тянет. Работы здесь всякой полно, было бы желание.