Александр Неклесса - История в (пост)современном интерьере

• Название: История в (пост)современном интерьере
• Автор: Александр Неклесса
• Жанр: Политика
• Год: 2005

В интервью Александра Неклессы анализируются нынешнее состояние цивилизации и те стремительные перемены, которые происходят в политической, экономической, правовой, культурной сфере, исследуются их механизмы, прослеживаются исторические корни. В центре внимания автора — как трансформация властных регуляций, так и динамика социальной ментальности, появление новых общественных корпораций и элитных групп, изменение всей сложившейся ранее номенклатуры мирового порядка. По мнению Неклессы, в настоящее время человечество пребывает в транзитной ситуации, когда на арене уже действует новый влиятельный социальный персонаж, и возникли элементы нового, постсовременного мира. Но и реалии эпохи Модернити еще присутствуют на исторической сцене. Затрагивается в интервью также современное состояние России-РФ, ее ретроспективы и горизонты.

---

Впрочем, национальные государства очевидным образом сохраняются, однако их исключительное прежде положение и полноценная релевантность социальной практике уже частично подорвана, а местами — парализована. Этаж за этажом над прежними субъектами международных отношений выстраивается другой мир: вселенский Олимп и турбулентная среда Новой Лапутании, Трои, Карфагена, — на летучих островах которой прежние, признанные уходящей эпохой игроки заключают все более странные сделки, формируют экзотичные альянсы и союзы. Что же касается игроков новых, то, поскольку какая-то особая заинтересованность в социальном позиционировании у них нередко просто отсутствует, они так и остаются анонимными, неопознанными субъектами действия.

В дополнение к образу начертанной на рушащихся стенах современности огненной скорописи «мене, текел, упарсим» хочу добавить только одну тезу. Все вышесказанное в лучах обыденности выглядит гротескной алармистской страшилкой, почти карикатурой. Обыденность, привычный ход вещей, структуры повседневности, здравый смысл, конвенциональность — все это очевидные барьеры на пути рвущихся из бездны сил и заодно возможности лицезреть их чужеродный, незнакомый облик. Несколько ранее я говорил, что история чем-то напоминает структуру гена, ибо у нее две составляющие. Об инерционности масс и культур уже шла речь, но разговор велся и о том, что в мире существует такой феномен, как свободная личность, рискующая заглядывать в свое подсознание, исследовать собственную природу. Причем личность эта владеет в наши дни необыкновенным инструментарием — организационным, инфраструктурным, финансовым, техническим, технологическим — которым человек не обладал никогда прежде в истории.

Сегодня, как и раньше, люди разных пород и различной природы могут формулировать — на той или другой основе — долгосрочные амбициозные проекты, искать симпатизантов, источники ресурсов, реализуя намеченные цели. Однако теперь у них определенно есть не только всегда доступный человеку шанс, но также уникальные, эффективные, остро отточенные инструменты…

Я думаю четвертое сословие все же чем-то сродни первому: и как его продолжение, ветвь, и как карикатура, извращение. Конечно, речь идет о крайних, пограничных позициях, то есть обо всей сословной рамке.

Я думаю также, что в новом интеллектуальном классе заложено в зародыше нечто большее, нежели «основное противоречие наступающей эпохи», хотя и это тоже. Иначе, откуда родиться простому как «да» и «нет», как «черное» и «белое», такому житейскому классовому конфликту, привычно вдохновляющему социальные проекты сообщества? Причем с обеих сторон. Но есть в этой дилемме бытия — всегда ощущаемой, однако различным образом толкуемой человечьей дихотомии — и нечто большее: здесь кончается долина и начинается предгорье, тут обретаются и предел падения, и вершина восхождения, и даже возможность возвеличивания человечества.

Это два крайних состояния души и догадывающегося интеллекта, а иначе сказать две породы (природы) нового класса — его основная внутренняя коллизия, источник разделения, исторический, или уже метафизический, движитель. Они столкнуться, в конечном счете, продвигаемые своим основным инстинктом и прочувствованным эсхатологическим нетерпением, связанные последним конфликтом истории, обрушив преграду перед вожделенной, желанной целью каждой из сторон. Исход конфликта определит судьбу человечества, но не в смысле его будущности, а как пробу на благородство металла, брошенного на миг в чан с царской водкой, чтобы выявить затем в некотором, прошедшем сквозь горнило остатке, весомость и смысл всего прожитого бытия, его главную, тайную страсть или любовь.

— И в заключение я хотел бы обратиться к России, какой Вы видите ее судьбу в новой мировой ситуации?

— Россия в настоящее время является не субъектом, а скорее объектом в системе мировых связей, причем — что создает дополнительные сложности — объектом сразу нескольких стратегических проектных комплексов, включая закрытые. Этот аспект проблемы, пожалуй, даже более соответствует поднятой теме, нежели прямо поставленный Вами вопрос. Однако картография данной сферы вряд ли может быть прочерчена двумя-тремя линейными векторами стратегий: (пост)современное политическое поле напоминает мне, скорее, ломберный или, так сказать, «покерный» столик, нежели классическую шахматную доску.

Более-менее на виду, естественно, американский проект, который, в частности, выстраивает другую, «дополнительную» Европу как противовес прежней континентальной конструкции — территории давно обдумываемых политических замыслов и интриг, т. е. в качестве действенного рычага для атлантической, проамериканской, ориентации Евросоюза. Иначе говоря, есть Европа, которую мы понимаем как континент «поросших мхом каменных плит истории», чья целостность возрождалась одновременно с муками объединения Германии (что было далеко не всем по душе), и несколько версий будущего Евросоюза. Сейчас — частично в рамках Евросоюза, этого потенциального глобального конкурента американскому мессианизму (одна из возможных версий), — складывается специфическая «Европа-2», конструируемая на основе Балтии, Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. Объективно она размывает границы и целостность Евросоюза, становясь весомым противовесом намечавшимся ранее конфигурациям и замыслам европейской элиты. Которая оказывается, таким образом, в ситуации цугцванга: либо отказа от сложившегося образа Евросоюза, либо его коренной реконструкции, на что, конечно же, как минимум, уйдет драгоценное время.

Другими словами, сегодня, как и в период холодной войны — хотя и на иной основе — на континенте складываются две различные ипостаси европейского концерта, кажется, постепенно приходящего в замешательство.

Постсоветское пространство и Россия-РФ постепенно вписываются в этот генеральный проект. Вопрос, правда, в том, каким образом они туда вписываются: вместе и в то же время раздельно. То есть поток «бархатных» революций, формирующий карту другой Европы, — по сути, образования проамериканского — прочерчивает, в конечном счете, свой вектор непосредственно до Китая. В рамках данного проекта американцы не заинтересованы в распаде России-РФ, но при условии признанного, устойчивого отмежевания от постсоветского мира, а также ее определенной «стилистической» реконструкции.

В многомерном — скорее многомерном, нежели многополярном — политическом контексте присутствует и европейский (западноевропейский) замысел с обновляемыми темами и вариациями на предмет стратегических/конъюнктурных союзников, не всегда, правда, выставляемых напоказ. Под эгидой коалиции с «кузеном», на поверхности кажущейся довольно пресной, глубины атлантического сотрудничества-соперничества сплошь усеяны острыми подводными рифами. Но помимо хитросплетений этой подковерной борьбы, существуют также иные направления, включая рассматривавшуюся в свое время возможность, причем сразу в нескольких проекциях, союза с Россией. Или особые отношения с миром ислама, либо более изощренный, но одновременно прагматичный вариант — система стратегических координаций и далеко уходящих связей с объемной мусульманской диаспорой.

Кроме того, мы подчас забываем о социальной и политической онтологии, столь различной даже внутри на первый взгляд генетически близких миров. У тех же Соединенных Штатов принципы перманентной революции, строительства нового мирового порядка, мессианизм заложены в основах их политической и правовой культуры. Образно говоря, американская культура, в отличие от европейской, склонна питаться не столько токами прошлого, сколько энергиями будущего. «Наша страна со всеми ее институтами принадлежит народу, населяющему ее. Если народу надоест существующее правительство, он может воспользоваться своим конституционным правом и изменить его политику, или использовать свое революционное право, чтобы заменить часть министров, или даже полностью сместить правительство», — слова эти принадлежат главе государства: американскому президенту Аврааму Линкольну.

Именно на подобной философии строится сейчас Америкой идейный и политический каркас «глобальной демократической революции», включающий тезис о естественном праве народов на свержение тираний. Сегодняшние «бархатные революции» на этом фоне смотрятся как разведка боем обширного политического и исторического замысла. Схожие принципы, кстати, не менее четко прописаны в «Декларации независимости США»: «…когда длинный ряд злоупотреблений и насилий… свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа».