Алексей Тарасенко - Бедный Енох

• Название: Бедный Енох
• Автор: Алексей Тарасенко
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тем, кому понравился первый роман автора — «Чёрный крест», наверняка придут в восторг от его нового произведения, написанного, как и «Чёрный крест» в жанре мистическо-политического боевика

---

Я опять мнусь, потому как уж больно охота еще хотя бы день-два побездельничать. Хотя… у нас же принято — выходить на работу с понедельника. Если же тот же, как представляется, принцип будет соблюден и сейчас, то у меня есть еще четыре дня с выходными.

Но нужно повыпендриваться!

— Я готов начать прямо сейчас! — говорю я, и тогда Приятель Сартакова отводит меня на место будущей работы — в какие-то подземелья архивных лубянских хранилищ.

* * *

Поначалу место, куда мы пришли, произвело на меня впечатление полного запустения, но вот, мы идем по коридорам, затем попадаем в обширные залы со стеллажами, на которых стоят многочисленные папки, и, глядишь, то тут, то там, вдруг, завидя нас, начинают «проявляться» обитатели этих мест — до того, как к ним не подойдешь почти в упор незаметные, насколько «слившиеся с местностью».

«Искусство маскировки у этих парней поставлено выше всяких похвал» — подумал я про себя.

— Вот, Виктор Петрович! — представляет меня Приятель Сартакова какому-то старикашке, вдруг, неожиданно материализовавшемуся перед нами — есть ли у вас для молодого человека какая-нибудь работенка?

Вдали, где-то за поворотом стеллажей прозвучало громкое и агрессивное: «Мяу!».

Виктор Петрович, кажется, только что проснулся:

— Работы у нас много — вдруг, после неприлично долгой паузы с громким носовым сопением хриплым голосом произнес он — материалы на многих стеллажах не разобраны. Ну, то есть, конечно, с ними все в порядке, процентов на девяносто, а вот процентов на десять — бардак-с! Недавно в отделе 76-А был наплыв людей, плюс туда добавляли на вечное хранение какие-то изъятые папки современного формата — с файлами. Сами понимаете, люди материалы нужные им берут — а потом на место не ставят. Ну, хорошо хоть возвращают! Кстати, и с невозвращенцами — с теми, кто долго не возвращает материалы обратно — тоже следовало бы поговорить!

Виктор Петрович какое-то время мычит (вроде как задумался), после чего, когда уже казалось, будто он заснул, спросил, посмотрев на меня:

— Молодой человек! А вы умеете работать с компьютером и со сканером?

Я отвечаю что да.

— Вот и хорошо! А то в последнее время по некотором материалам с нас стали требовать оцифровки, а старики, хоть это и знают, как делать — да уже не так сообразительны, да и для глаз стариковских в этих полутьмах мерцание мониторов не очень…

Виктор Петрович вновь будто замирает, затем же, быстро нагнувшись, хватает с пола за шкирку прижавшегося к его ногам подхалимского кота — и достаточно грубо отбрасывает того в сторону:

— А то тут молодые долго не живут! — произносит он вослед отлетевшему коту, будто имея в виду его.

Приятель Сартакова, весело, и, как кажется, ненатужно рассмеявшись, поясняет мне:

— В смысле быстро отсюда уходят на повышение!

Виктор Петрович, деликатно улыбаясь, лукаво прищурив глаза одобрительно покачивает головой:

— Да! Молодежи надоедают эти подвалы в считанные дни.

Где-то рядом в полутьмах у пола звучит обиженное громкое «Мяу!».

* * *

— Недавно по одному персонажу сюда пришло много материалов, до сих пор не систематизированных и не оцифрованных — сказал Приятель Сартакова. — Может быть, Андрея направить туда, на это дело?

— Да, вот там и было бы неплохо разобраться — Виктор Петрович вновь пристально посмотрел на меня — это изъятые у того самого супчика (пристальный взгляд с прищуром на Приятеля Сартакова). Тетрадки, записные книжки и прочие бумажки абсолютно разноформатные, которые не плохо было бы систематизировать, все разложить по полочкам, запихнуть в одну толстую папку и потом отсканировать в том же самом порядке, в каком они будут содержаться в бумажном виде. При сканировании главное — чтобы материалы читались, то есть сканировать бумагу нужно с хорошим разрешением, кроме того, вначале все листы нужно пронумеровать вручную.

Так как копошиться в чужой жизни — весьма любопытное для любого человека дело, я этим делом весьма заинтересовался:

— Вначале мне бы хотелось посмотреть на какой-нибудь образец такой «систематизации» — говорю я — чтобы все делать в едином, так сказать, духе.

И тут (слава яйцам!) срабатывает «эффект понедельника» — Виктор Петрович обещает как раз к началу следующей недели «разгрести тут кое-что», в связи с чем:

— Вот, пусть Андрюшечка с понедельника и начинает!

— Ну, то есть договорились? — спрашивает его Приятель Сартакова.

— Ну да! Не вопрос! — Виктор Петрович начинает теребить ручку, торчащую из наружного кармана его «натовского» джемпера, потом вынымает из того же кармана какую-то свернутую бумажку и, сделав «уголок» — ковыряется ею у себя в зубах.

За сим мы удаляемся, лишь только немного намекнув на необходимость оборудовать мне рабочее место. С этим проблем нет, так как Виктор Петрович заверяет, что такое место как раз есть, пустует, и, стало быть, только и ждет меня, когда я приду и засяду за работу.

* * *

Еще какое-то время мы возились с окончательным оформлением бумаг (Приятель Сартакова все время был рядом), после чего, уже под самый конец мне выдали «временную» бумажку (пока «корочка» не готова) — свидетельствующую о том, что я теперь — работник архива КГБ.

— Это накладывает некоторую ответственность — ёрно-торжественно сказал мне Приятель Сартакова — особо ей не размахивай, разве что попадешь в ДТП — покажешь гаишнику.

Приятель провожает меня до проходной, подавая какой-то знак охране:

— Никогда не носи гбу-шные документы в карманах верхней одежды — даже во внутренних, на молнии, на пуговице — не важно… — напутствует он меня.

Я качаю головой и делаю очень серьезное лицо, будто внимаю словам с особым подобострастием, после чего мы расстаемся и я снова оказываюсь на Лубянской площади.

Мимо фасада здания Комитета идут немногочисленные пешеходы, в конце концов, прошвырнцвшись, удаляясь к «Детскому миру» или в подземный переход на противоположной стороне.

Я же смотрю в мутное белое московское небо и поднимаю воротник своего плаща. Я считаю ворон, а их сегодня здесь почему-то особо много. Одна… две… миллион!

Минуя подземный переход я направляюсь в сторону Лубянского проезда.

* * *

«Каково чувствовать себя КГБ-шником?» — спрашиваю я сам себя, и сам же себе отвечаю, тихо, но вслух, в толпе людей идущих мимо большого книжного магазина «Библио-конус»:

— Чувствую ли я что-то «so special»? Нет. Я давно уже ничего не чувствую!

Следует подумать, как провести оставшиеся четыре свободных дня. И, может, купить себе костюм для работы?

«Во всяком случае рубашку с нагрудным карманом на пуговичке купить следует точно» — думаю я уже проходя к Китай-городу мимо церквушки, что рядом с Политихническим музеем — «чтобы там прятать бумажку, которую никак нельзя носить даже во внутреннем кармане верхней одежды».

ГЛАВА I.IIII

Четверг с пятницей проходят скомкано-сумбурно. Серая дождливая погода не предполагает особого расположения к прогулкам — я по долгу сижу у себя дома у окна на кухне, созерцая движение дождевых капель по стеклам, отлеживаюсь в теплой ванне и часами бесцельно брожу по Интернету. Телевизор сообщает о страшном напряжении на Кавказе, усилении «террористической активности», но мне это почему-то кажется чем-то далеким, будто и не из этой жизни, как если бы я смотрел какой-нибудь фантастический фильм об иных, далеких, выдуманных сценаристом цивилизаций на краю вселенной. Странные инопланетяне с щупальцами вместо рук, в восьмью глазами и девятью ногами бегают друг за другом, стреляют друг в друга из бластеров — но что это для меня? А ничего. Так себе, суета сует и развлекуха.

* * *

В ночь же с четверга на пятницу мне приснился странный сон, будто я витаю над землей, настолько высоко, что расположенные где-то далеко внизу освещенные светом фонарей и окон в вечернем сумраке города иногда даже пропадают из вида загороженные бело-серыми облаками.

Как-то размываясь, быстро перетекая из одной в другую, картину полета меняет другая: я вижу ангела сидящего на краю облака, очень похожего на ангела с гравюры Дюрера «Меланхолия», правда в моем сне этот парень предстает в цвете.

Так вот, этот персонаж, недолго посидев, вдруг неожиданно резко встает, распрямляется (будучи до того несколько ссутулившимся) и громогласно произносит, обращаясь куда-то вниз, к земле: «Карфагенус!».

И на этом все. Дальше… я даже не проснулся, нет, я очнулся, и еще какое-то время лежал, глядя в потолок. По металлу оконного подоконника громко лупили дождевые капли, смешиваясь в голове в барабанный торжественный маршевый бой, заставляя меня припомнить некую старую песенку очень старой, почти забытой мною, творившей давным-давно индастриал-группы: