Алексей Тарасенко - Бедный Енох

• Название: Бедный Енох
• Автор: Алексей Тарасенко
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тем, кому понравился первый роман автора — «Чёрный крест», наверняка придут в восторг от его нового произведения, написанного, как и «Чёрный крест» в жанре мистическо-политического боевика

---

Вслед за Семъязой набравшись смелости выступил и Тамиел — один из тринадцати, чье имя я не ведомо каким образом знал, просто ощущая его:

— Или ты привык подчиняться ему? Пока же мы сражались с сатаною, ты стоя с ним в отдалении от битв сговорился и твоя душа стала — как его? Ты так же очерствел — как и он? Почему ты так жесток и отвергаешь нас, гонишь прочь, не давая нам возможности восстановить попранное правосудие?

Тогда ангелы, закрыв свои лица руками от все усиливающегося за моей спиной света стали отступать, пока, видимо, уже не имея возможности отступать дальше, они не схватились за руки и не закружились в дьявольском хороводе тоски, напевая что-то отвратительное и тоскливое, будто их души ждала скорая погибель, и лишь изредка, кто-то из них, вырвавшись из круга, кричал Гавриилу:

— Скажи же ему, кто он! Пусть вспомнит!

— Скажи ему, сколько ему лет и как его зовут!

* * *

Больше уже не имея возможности терпеть этот ужас, я падаю на колени, но, как только, видимо, обнадежившись этим ангелы стали подбираться ко мне — свет из-за моей спины усиливался, и ангелы с воем вновь отступали.

И я вновь увидел что-то: я увидел, будто я с понурой головой возвращаюсь с горы, о которой почему-то знаю, что ее называют — Ермон, возвращаюсь к ним, к ангелам, которых уже знал поименно, но они, встречая меня у подножья горы, уже выглядели не как раньше, как ангелы в блистательных одеяниях, но как обычные люди:

— Господь отверг нас! — возгласил я тогда, и, упав на колени стал рыдать, но сейчас почему-то казалось, что эти рыдания мне давалсиь с трудом — за что мне это? — и я разодрал на себе тунику.

— Истинно говорю вам, братия! — я старался сделать лицо как можно более скорбным — что я сделал все, что мог! И стоял я на коленях, и умолял господа, и просил его по-всякому, чтобы снизошел он милостью к нам, недостойным, но он — увы, он отверг нас от очей своих и нет его милости для нас!

Я вижу, как эти ангелы, ставшие похожие на людей так же как и я пали на колени (а их было примерно около двухсот) и стали вместе со мной рыдать и сетовать!

— Братья! — вновь завопил я, ударяя себя кулаком в грудь, но, как мне казалось теперь — не очень чтобы и сильно — и умолял я господа, и вину свою перед ним признал, что вас я увел с неба и что вины в том вашей нет и что виноват во всем лишь я один — но! Тщетно! Нет милости у него к нам, недостойным его теперь!

Общий вой был таков, что, казалось, от тоски вот-вот рухнет небо, но, как оказалось, у кое-кого здесь присутствующего еще хватало сил что-то говорит или даже кричать:

— Братия! — я вновь будто обращаюсь к сетующим ангелам, похожим на людей — вина моя перед вами велика! Что хотите же теперь делайте со мной! Да хотя бы и лишите меня жизни!

И опять, почему-то кажется, что у того, кого я в своем видении представлял почему-то собой для таких слов были некие лукавые основания.

Этот «некто» будто бы не боялся физической смерти, потому, что…

* * *

Потому что где-то немного поодаль от места ангельского сетования сиял свет, и тот, кого называли Гавриилом, был свидетелем всего происходящего, равнодушно-холодным свидетелем, жестоким и чем-то весьма довольным.

И свет этот, когда я оглядывался за спину, лишь укреплял меня в том, что я делал и говорил.

* * *

Но братья пообещали мне что не нанесут моей жизни вреда — за то и поплатились.

Едва они, плача, ушли от горы Ермон, я будто пошел к свету и о чем-то с ним говорил, после чего, позвав еще не успевших далеко уйти братьев предложим им следующее:

— Братья! — закричал я — не у господа, но у брата нашего, у Гавриила есть к нам милосердие, так что выслушайте то, что он мне говорил! У брата нашего, кто с нами воевал против сатаны, пока мы были на небесах есть к нам милость, такая, что он предлагает вам, чтобы вы совсем от печали своей не погибли — испить его чашу забвения, которую он даст вам, так что до смерти забыть вам, что вы были ангелами небесными!

И братья согласились, и испили из чаши гаврииловой забвения.

И забыли, кто они, пока не умерли и души их не вышли из их тел. Но и тогда они с трудом вспоминали, кто они, вплоть до тех пор, пока, как они и договорились с Гавриилом, не пришло время конца всего сущего — и только тогда они вспомнили о своем некогда бывшем ангельском достоинстве.

* * *

— О, боже! Что это? — закричал я — зачем же эти ангелы продолжают мучить меня этими своими домыслами, влагаемыми ими мне в разум?

Ангелы, не смотря на свет, стоящий у меня за спиной — начали пытаться схватить меня, и по одному, а то и по двое, вырвавшись из своего хоровода — подбегали, но, едва не схватив, будто обжегшись о свет — возвращались с воем, будто побитые собаки.

— Так! — крикнул тогда я им — теперь я знаю, кто вы такие и зачем пришли ко мне!

Ангелы на миг замерли, будто для того, чтобы выслушать меня:

— Но, чтобы вы не говорили — продолжил я — я теперь знаю, кто вы, и что вам от меня надо!

— Вы… — я заорал уже во всю силу своей глотки — просто бесы! Вот вы кто! Мерзкие, гадкие, жестокие, грязные — бесы! Вам просто нравится мучить меня, сводить с ума, но чтобы вы не говорили мне, какие бы видения не показывали — вы для меня никто!

Свет у меня за спиной стал силен настолько, что мне стало казаться, будто еще чуть-чуть и я от него растаю, как восковая свеча:

— И поэтому я… — продолжил орать я — я говорю вам: идите вон! Я понял, кто вы и заклинаю вас — вы здесь ничего не добьетесь!

Тогда мои мучители, схватившись за руки и согнувшись в три погибели закружились, и после с тоскливым воем исчезли, будто их и не было.

А свет, который светил у меня из-за спины перестал сиять через минуту — другую, быстро ослабнув, и после засветило солнце.

Глава I.XXXIII

— Ну вот и все — говорю я сам себе и смотрю на часы.

Я не знаю, какой сегодня день. Часы показывают половину девятого утра, но это не означает, что сейчас именно этот час — часы могли остановиться.

Я блуждал по разным эпохам и местам, так что сейчас даже не смогу с полной уверенностью сказать, что меня «возвратили» в тот же самый день, и даже более того — в тот же самый год, когда начались мои «испытания».

* * *

Итак, первым делом, зайдя в дом я звоню на «сотый номер» и выясняю, который час. Потом — включаю радио, по которому после длинных новостей сообщают какой сегодня день.

Интересное дело, но с момента начала этих моих последних передряг, (а то что на это все закончено я уверен, уверен неким сильным внутренним чувством) прошло всего несколько часов…

Но от этого я чувствую сильное облегчение. Все нормально. Я у себя дома, в своеем времени…

Я закуриваю и вновь выхожу во двор.

Вчера все еще только начиналось, и вот теперь — я жив, здоров и невредим, и могу жить дальше уже без того тяжкого груза, который угнетал меня последние несколько лет.

* * *

Осеннее солнце, не смотря на начало ноября жарило беспощадно. Я расстегнул кофту и посмотрел в прекрасное, такое прекрасное в своей голубой обычности небо без облаков и снова тяжело вздохнул:

— Надеюсь, что теперь так будет всегда! — сказал я — до конца жизни, небо больше не будет меняться, оно будет всегда самым-самым обычным без всякий аномалий, мрачных туч, красных молний и парящих где-то высоко проклятых ангелов!

Затем я немного пафосно, но, уверяю, мне это было нужно, присев на колено и положив ладонь на землю, как некогда Будда, произнес, призывая землю в свидетели:

— Я прошел через испытания!

Я чувствовал необычайный прилив сил, которые, будто изливаясь на меня с неба, наполняли меня и заставляли действовать.

* * *

Мне показалось странным, что еще какое-то время назад я искал покоя — я бродил кругами вокруг маминого домика, я с каким-то упоительным наслаждением вдыхал и выдыхал свежий слегка морозный воздух, наслаждаясь каждой секундой той жизни, которая была у меня, и о которой я думал, что она будет еще очень долгой:

— Все! — говорил я тогда себе — отныне я буду жить только для себя и на этом точка. Я буду наслаждаться каждым днем, каждой минутой, каждым взглядом и вздохом!

Я вспомнил, как уже несколько лет назад, в момент, когда закончились эти страшные галлюцинации чувствовал себя как человек, который освободился из заключения, в котором провел многие годы.

Или как солдат, выживший один после страшного боя, когда он был на грани и уже распрощался с жизнь так, что точно буквально знал, что обречен. Но вот… бой закончился, а он — жив…

* * *

Неожиданно позвонила мама и стала рассказывать о последних событиях в Москве:

— Начались самые настоящие бои! — говорила она взволнованным голосом, — правда пока они происходят только в центре. Взбунтовавшаяся молодежь под предводительством каких-то совершенно до сих пор неизвестных политиков! Но, слава богу, на нашей окраине все пока тихо-спокойно. Только в магазинах люди срочно закупаются едой, которую можно долго хранить — и, пожалуй все. Торговцы только рады, постоянно подвозят макароны и крупу!