Алексей Тарасенко - Бедный Енох

• Название: Бедный Енох
• Автор: Алексей Тарасенко
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тем, кому понравился первый роман автора — «Чёрный крест», наверняка придут в восторг от его нового произведения, написанного, как и «Чёрный крест» в жанре мистическо-политического боевика

---

51. И все сыны человеческие должны сделаться пpаведными, и все наpоды бyдyт оказывать Мне почесть и пpославлять Меня, и все бyдyт поклоняться Мне.

52. И земля бyдет очищена от всякого pазвpащения, и от всякого гpеха, и от всякого наказания, и от всякого мyчения; И Я никогда не пошлю опять на неё потопа, от pода до pода вовек».

53. [11] В те дни Я откpою сокpовищницы благословения, котоpые на небе, чтобы низвести их на землю, на пpоизведение и на тpyд сынов человеческих.

54. Миp и пpавда соединятся тогда на все дни миpа и на все pоды земли.

Вот так вот. Первым делом после прочтения текста, я захотел узнать, что означает слово «Ермон». Оказалось, что слово это не означает ни «завет» или «договор». Ермон означало «запрет», а еще были варианты как «святой» и даже «недоступный».

— Вот же хрень! — бормотал я себе под нос — ангелы назвали гору «Ермон», место, где они заключили друг с другом договор, но буквально как «договор» это слово не переводится! Чего они там запрещали, какой такой запрет у них был? Запрет на то, что кто-то передумает спускаться с небес на землю? Нелогично как-то.

После этого я перестал читать на время и закрыл книгу.

* * *

А наше издательство продолжал заливать солнечный свет, с книжных полок из книг струились идеи, мысли и переживания. Иногда даже казалось, будто в них можно утонуть, но потом, погрузившись в такие фантазии я все время выплывал, оказавшись на «суше» своего холодного рассудка и позитивных эмоций.

* * *

Как-то раз я даже получил отпуск, притом что сам о нем даже не думал. Ну, не хотел я уходить в отпуск, потому как и без него жизнь мне казалась прекрасной.

Тем не менее Илья, главный редактор, настоял, и, наверное просто потому, чтобы ему не перечить, я ушел в отпуск на целый месяц, который, впрочем, поначалу разбавлял частыми визитами в издательство, но затем, где-то дней через десять, решил все-таки куда-нибудь съездить чтобы развеяться.

* * *

Десять дней на маминой даче, которую я тогда еще не обожал до безумия меня никак не удовлетворили.

Кроме того, часто звонила мама и просила что-нибудь прополоть да полить, а это, сами понимаете, для молодых людей утомительно. Наши отношения с Сестрой тогда как раз находились в активно загнивающем состоянии, мы виделись с ней не чаще, нежели раз в две-три недели, но находясь на даче, исключительно скуки ради, я стал ей часто названивать, как мне казалось, тем вызывая бурю раздражения с ее стороны.

Ну так вот, видимо поняв, что мне делать нечего и я скучаю, Сестра в цветах расписала мне как недавно побывала на Соловках.

— И с кем ты туда ездила? — спросил я ее.

— Не важно. Ты послушай! — она явно уводила разговор в другую сторону — там такая красотища! Особенно летом! Обязательно съезди туда!

* * *

Воодушевившись идеей (тем более потом я надеялся под видом «поделиться впечатлениями» вновь как-нибудь позвонить Сестре) используя пребывание на Соловках как повод, я, не долго думая, собрав вещички отправился на север.

* * *

Вряд ли следует описывать мое путешествие на Соловки, да и само пребывание там, скажу лишь, что Соловецкий монастырь, как и все эти красоты севера, с комарами, холодом и живописными валунами, в период, когда все нормальные люди едут на курорты на юг и заграницу, меня особо не впечатлили.

Расположился я в довольно-таки комфортной гостинице, в которую превратили некогда бывшее монастырское здание, с номерами-комнатами формата «четыре звезды», но — с удобствами во дворе! В толстых стенах здания, видите ли, тяжело прокладывать коммуникации!

Заплатив деньги за целый набор экскурсий в группе, я несколько дней мотался по ним туда-сюда, в отличие от других особой заинтересованности не проявляя. Все остальные туристы, со своими фотоаппаратами и видеокамерами просто меня раздражали.

Единственное утешение в этом пребывании на Соловках у меня было одно — по вечерам в ресторане пива попить. Там мне как раз удалось познакомиться с группой дружелюбных молодых людей, с которыми после мы провели несколько вечеров за трпепологией и пустопорожними спорами о политике.

* * *

Лишь ближе к концу моих «Соловецких каникул» произошел один непонятный мне тогда и совсем неприятный случай: как-то раз находясь недалеко от одного храма, я зашел в большую деревянную избу с вывеской «Церкованя литература». Так вот, побродив там всего несколько минут я вдруг вырубился, потерял, наверное, сознание, а когда пришел в себя меня окружали многочисленные монахи и монашки, и еще — полицейские, и уже за ними — еще более многочисленные зеваки. Я лежал на земле, а мою голову держал у себя на коленях какой-то бородатый священник с добрыми голубыми глазами, и, поглаживая меня по волосам, приговаривал:

— Ничего, сын мой, ничего. Все устроится, все устроится!

Когда же я встал и стал расспрашивать священника что произошло, он мне рассказал, как я устроил в церковной книжной лавке дебош, ища «Книгу Еноха», переворачивал книжные полки, бил стекла прилавков, после чего с воем стал биться головой об стену, крича, что одна из важнейших книг отсутствует там, где обязательно должна быть.

— Братья — священник кивнул головой в сторону трех сурового вида монахов — уж насилу вас скрутили и во двор вытащили, а тут вы и потеряли сознание!

Признаюсь, мне было дико стыдно, но, с другой стороны, все это я делал несознательно, в порыве какого-то помешательства.

— Еще ты кричал об Азазеле — продолжал священник — кричал, что он найдет тебя, что он имеет на тебя зуб и накажет тебя.

— Азазель? — переспросил я священника — что за Азазель? Да я и имен таких не знаю! — на самом деле мне тут же вспомнилось, что недавно я все-таки читал упоминание об этом персонаже.

— Азазель, сын мой — священник улыбался, по-доброму так, его мимика успокаивала меня, снимая душевную тревогу — это бес пустыни, которому в жертву козла отпущения приносили. Он не упоминается в нашей Библии в последнем синодальном переводе, но присутствует в предыдущих.

— О, господи! — я сжал руки в кулаки и поднял их вверх — что я о нем мог думать?

— Ты про него даже мне кое-что интересное поведал.

— Я?? Я???

— Да, когда ты головой об стену бился, ты сказал, что Азазеля самого сделали козлом отпущения однажды, так что после он стал принимать себе только такие жертвы.

— Козлов отпущения?

— Да. А самое странное… — священник ненадолго замолчал, и его молчание, ожидание того, когда он продолжит говорить вдруг стиснуло мне душу как тисками — самое странное то, что, ты сам это сказал, будто виноват в этом ты.

Удивительное дело, но монастырские предъявлять ко мне претензий не стали, так что я, просидев у себя в номере следующий день, еще через день поспешил убраться восвояси.

* * *

Уже дома в Москве, с порезанным и побитым лицом я посмотрел в интернете сайт Соловецкого монастыря, где в разделе новостей было выставлено сообщение про погром в церковной лавке, устроенной каким-то «одержимым»:

«Так что, братья и сестры, козни диаволевы, хорошо нам известные и по сию пору продолжаются, не ослабевая» — было написано там.

— Одержимый — это я — сказал я тогда себе вслух, нимало, почему-то тому не огорчаясь.

Вскоре же преобладающее ощущение мира и покоя опять заполонило мою душу, а синяки и шишки, как известно, на молодых заживают достаточно быстро, так что все эти происшествия забылись, как будто их и не было вовсе.

ГЛАВА I.XIIII

Сразу после моего возвращения в Москву из Гордой Республики я стал непосредственным участником многочисленных «разборов полетов» по поводу того, как мы провели свою «операцию».

Мне было дико неудобно и вообще — жаль, но постоянно в ходе разных расспросов приходилось кивать на Андрея Павлова показывая тем самым что он виноват в том, что допустил в круг наших агентов Арзумяна. Я абсолютно искренне симпатизировал Павлову, да и вообще считал его хорошим человеком, но, увы, не смотря на это прикрыть его никак не мог. Мне совершенно не хотелось становится тем, кто Павлова «притопит», но факты оставались фактами и убежать от них было просто некуда.

Один раз у нас даже был весьма откровенный разговор с Сартаковым, во время которого я ему прямо все и высказал. Я даже больше того — готов был взять часть вины на себя, но Сартаков сказал, что в этом нет нужды.

Увидев же фотографии Арзумяна (тогда еще в кабинете Сратакова присутствовал Павлов) Сартаков пришел в бешенство, впрочем, после быстро успокоился, и взял себя в руки:

— Твою мать! — закричал Сартаков и несколько раз вдарил по фотографиям кулаком — твою мать!

Мы испуганно переглядывались с Павловым, но потом, после долгой и тяжелой паузы Сартаков все-таки поведал нам, что этот Арзумян — на самом деле никакой не Арзумян, а Пашкевич Дмитрий, человек, который когда-то работал на Комитет.