Михаил Делягин - Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

• Название: Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
• Автор: Михаил Делягин
• Жанр: Экономика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-8041-0746-9

Новая книга известного российского экономиста, публициста и политика Михаила Делягина посвящена анализу путей развития России в недалеком будущем. Как повлияет на это будущее противостояние России и Запада, война на Украине, грядущий мировой экономический кризис и какие другие события нам стоит ожидать в ближайшие годы?

Что надо сделать, чтобы вырвать нашу страну из смертельных объятий экономического либерализма и мирового финансового олигархата? Что станет с ценой на нефть, долларом и рублем? Сможет ли президент Путин возродить державу и почему для этого придется вспомнить экономическое наследие Сталина?

Об этом и о многом другом, что коснется каждого из нас уже в следующем году — прочти в этой книге.

Знание — сила. Узнай будущее — стань сильным.

---

В самом деле: создание властного сообщества подчинено определенным технологиям, которые существенно изменились в последнее время.

Прежде всего, реальная власть, какой бы демократичной она ни была, жестко отделена от управляемых. Помимо прочего, это обеспечивает чувство общности, солидарность и взаимовыручку в элите, поражающие стороннего наблюдателя при проявлениях между непримиримыми политическими соперниками.

Во многих обществах это отделение достигалось на основе образа жизни, однако индустрия моды, телевидение, гламур и массовый туризм сделали его доступным для значительной части даже среднего класса.

От многих народов власть отделялась на этнической и языковой основе, но интенсификация международных контактов и превращение английского в lingua franca смели этот барьер, — по крайней мере, в развитом мире.

В прошлом элита воспитывала своих детей специфическим образом. Выражением стихийной тяги к этому стал Болонский процесс — движение к отказу от равного образования, к возможно более раннему, средневековому делению на власть и подчиненных, — но время ускорилось: воспитывать просто некогда, да и власти нужны таланты, а не наследники. Кроме того, социальная значимость знания размывается информационной революцией, как и другие устои эпох Просвещения и научно-технической революции.

Имущественный ценз важен для самообособления реальной власти, но совершенно не достаточен: богатых стало слишком много (хотя глобальная депрессия, по всей видимости, и исправит этот перекос в ближайшем будущем), а реальной власти по-прежнему слишком мало.

Замена всех этих социальных цензов более простым и надежным физиологическим барьером представляется, как это ни кощунственно звучит, почти естественным.

Существенно и то, что в условиях информационной революции мощному и хаотическому информационному воздействию в наибольшей степени подвергается элита, то есть люди, принимающие и реализующие значимые для общества решения или являющиеся образцом для подражания. Это означает, что трансформация психики под этим воздействием идет у членов элиты быстрее и, вероятно, по-иному, чем у основной части общества, — что, естественно, проявляется и в такой важной сфере жизни каждого, как сексуальная.

Причастность к власти, то есть к распоряжению чужой жизнью при заведомой недостаточности информации, требует перешагивания весьма серьезного морально-этического порога.

Чувство ответственности было достаточным в традиционном обществе, но на смену ему пришло принципиально безответственное общество постмодерна, основанное на ценности исключительно собственного «я» (доходящей до субъективного идеализма) и финансовых спекуляциях как противоположности производительному труду.

Традиционный порог исчез, — а потребность в нем сохранилась и порождает, вероятно, порог «нетрадиционный».

Глобализация действительно сметает барьеры — и потому там, где они технологически необходимы, их приходится создавать заново из подручных, в том числе и принципиально новых, материалов.

Власть должна быть сосредоточена на своей миссии, — а отсутствие детей у себя и людей своего круга позволяет избежать «хозяйственного обрастания» и отвлечения.

Наконец, власти — любой — нужна жестокость. Это технологическое требование: подчинения не бывает без демонстративных кар. Сегодняшний европейский гуманизм стал возможен лишь потому, что вырос на чудовищном изуверстве — причем не только Средних веков, но и викторианской эпохи, и индустриализации, и Великой депрессии, и Второй мировой (при одной лишь бомбежке Дрездена, по исходным немецким данным, погибло больше, чем в Хиросиме и Нагасаки).

А криминалисты знают, что исключительная жестокость часто связана с гомосексуальностью.

Таким образом, возможно, что борьба за права сексуальных меньшинств является не столько одним из перегибов в обеспечении пресловутых «прав человека» и не столько признаком дробления и распада современных обществ, сколько проявлением формирования новой глобальной элиты — частью стихийного, а частью, возможно, и сознательно поддерживаемого.

…А всерьез полагающим, что гомосексуализм бывает исключительно врожденным и не поддается воспитанию, стоит подумать о причинах его непропорционального распространения в ряде специфических социальных групп — от танцоров балета до заключенных.

Если, конечно, они не убеждены в том, что в эти группы исходно отбирают именно по гомосексуальным наклонностям.

ВЫБОР МЕЖДУ ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ

Ужесточение конкуренции и неизбежный срыв мировой экономики в новую большую депрессию, которая разделит глобальный рынок на совокупность разноуровневых макрорегионов, вне которых станет невозможным не только прогресс, но и простое выживание, ставит многие народы перед уже забытым ими историческим выбором между теми или иными формирующимися в настоящее время макрорегионами.

В частности, по мере развития европейского кризиса и проявления интеграционных тенденций на постсоветском пространстве безальтернативность европейского пути, вызванная разрушением Советского Союза, исподволь сменяется для Восточной и Южной Европы выбором между ним и участием в евразийской интеграции.

Актуальность этого выбора усиливается расширяющимся пониманием того, что значительная часть надежд на «возвращение Восточной Европы в Европу» не оправдалась, — а, с другой стороны, все связанные с этим надежды 20-летней давности, которые теоретически могли реализоваться, уже воплощены в жизнь.

Сама возможность этого выбора принципиально отвергается правящими элитами, ориентированными на личный комфорт и снятие с себя ответственности за судьбы своих народов, но все более полно ощущается последними и заслуживает поэтому пристального рассмотрения.

Европейский проект исчерпан

Сегодня уже не вызывает сомнений: европейская интеграция и расширение Евросоюза способствовали не решению, но усугублению его проблем.

Ключевая проблема Евросоюза — глубочайшая внутренняя дифференциация, связанная не только с уровнем развития экономик, но и с культурным фактором. Носители разных культур, даже таких близких, как французская и немецкая, по-разному реагируют на одни и те же управленческие воздействия, что затрудняет унификацию управления. Ситуация кардинально усугубилась в 2004 году, когда единая Европа расширилась, по сути дела, за пределы своих культурных границ, — но этот вызов не нашел должного управленческого ответа.

Подтягивание восточноевропейских экономик к уровню развитых членов Евросоюза в 1992–2008 годах, наиболее концентрированно выраженное в нижеследующей таблице, производит глубокое и неоднозначное впечатление.

Прежде всего, несмотря на значительные темпы подтягивания к общеевропейскому уровню развития, рубеж в половину французского уровня по ВВП на душу населения пересекла лишь Словения, причем она вплотную приблизилась к этому уровню еще в 2003 году, а после 2008 года она стала все больше отставать от Франции.

Отставание остальных стран, хотя и сокращалось до кризиса конца 2008 — начала 2009 годов и вновь сокращается в последние годы, остается качественным, а не количественным. Эти страны по-прежнему не столько «Европа», сколько «Восточная Европа» в традиционном понимании этих терминов.

Неуклонность подтягивания стран Восточной Европы к уровню «старой Европы» во многом обусловлена катастрофой конца 80-х — начала 90-х годов. Лишь Венгрия достигла своего «относительного» уровня 1980 года уже в 1996 году, то есть через 16 лет, и затем уверенно превысила его, несмотря на кризис и нынешнюю стабилизацию; уровень 1985 года (то есть почти накануне рыночных реформ) был уверенно превышен уже в начале 2000-х. Чехия превысила свой «относительный» уровень 1985 года лишь в 2008 году. Румыния приблизилась к нему лишь в 2008 году, но потом вновь отступила, Польша почти достигла его лишь в 2003 году, через 18 лет, а Болгария, похоже, не достигнет уже никогда (по крайней мере, ее нынешний «относительный» уровень лишь немногим превышает половину уровня 1985 года и при этом довольно устойчив).

Таблица 1. Сравнительная динамика развития некоторых стран Евросоюза

(ВВП на душу населения, долл. США, по отношению к уровню Франции)

Источник: МВФ.

Примечания: страны ранжированы по ВВП на душу населения в предкризисном 2008 году.

Относительно низкие результаты Германии до 1988 года включительно вызваны учетом ее в современных границах (включая ГДР).

Относительно высокие результаты Румынии до 1988 года при низком уровне жизни вызваны сверхконцентрацией и неэффективным использованием «нефтедолларов» режимом Чаушеску.