Алексей Синицын - Искусство скуки

• Название: Искусство скуки
• Автор: Алексей Синицын
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-00071-108-8

Мне больно смотреть на свои старые детские фотографии. Потому, что я ничем, совсем ничем не могу помочь тому маленькому мальчику с худенькими ножками, который смотрит на меня с них. А ведь он не просто смотрит на меня, он чего-то от меня ждёт, о чём-то меня спрашивает, потому, что его наивное настоящее пытается, хоть одним глазком, заглянуть в будущее, приоткрыть его и что-то там увидеть. И вот, я теперь и есть его будущее! Но что я могу сказать ему? И именно поэтому я имею полное право не любить своего прошлого, за то, что оно держит его, этого мальчика, там, у себя, взаперти, и я не могу вытащить его оттуда. Ты понимаешь, о чём я? Нет ничего глупее и циничнее рекомендации вспоминать в своём прошлом «что-нибудь хорошее и приятное». Вспомните, наверняка что-то такое было, – говорят в таких случаях, – обязательно было! Пусть так, пусть было… Разве в этом дело? Я не могу простить своему прошлому того, что оно никогда не отпустит ко мне того мальчика со старых детских фотографий, с мёртвым зайцем на руках. И, что мне теперь до каких-то моих минувших «мгновений счастья». Разве, речь обо мне???

Вот видишь, сколько я уже наговорил тебе лишнего и эмоционального, и это я ещё так и не открывал твоего письма…

---

И липа больше не растёт, росла-росла, а теперь нет. И старая бабка Марты совсем не изменилась, всё так же на дому из под полы торгует эхом, но её никак не могут поймать за руку. Нас всех это очень забавляет. Полицейские регулярно приходят к ним, во главе с вечно потеющим участковым инспектором Маликом, всё стараются застать её врасплох. Но не тут-то было, у старухи шестое чувство! Некоторые считают, что она ведьма, но, думаю, это не так. Меня даже однажды пригласили быть понятой. Соседям с её этажа инспектор Малик давно уже не доверяет, считая, и не без основания, что они покрывают преступницу…

Так вот, я стояла в дверях, в старом фланелевом халате, который мне совсем не к лицу, и молча наблюдала, за тем, как они сначала перевернули вверх дном весь её древний чулан, пахнущий плесенью вперемешку с валерьянкой и мандрагорой, а потом заглядывали в старые сундуки, рылись в выцветшем полуистлевшем тряпье. Инспектор Малик даже специально ухал словно филин в глубокие фарфоровые вазы, и в вентиляционное отверстие, а затем приказал никому не дышать и сам, затаив дыхание прикладывал ухо и ладони к шершавым стенам, похожими на причудливый ландшафт далёкого необитаемого мира. Но, ни малейшего намёка на присутствие эха в доме так и не обнаружил. Полицейским пришлось уйти в очередной раз ни с чем, пообещав рано или поздно «вывести «старую чертовку на чистую воду». (Интересно, что будет делать старая чертовка на чистой воде?) А эхо у неё действительно превосходное – удивительно мягкое и долгое, как лето на Тенерифе, такого ещё поискать. Я знаю, где она его прячет, но никогда им не скажу.

А знаешь, ничего у нас в доме не меняется. Всё, с тех пор как ты уехал, замерло. Не поверишь, но наша консьержка Берта спит в своей будке сладким сном, и не просыпается уже шестой год, даже когда, примерно, раз в месяц на её столе, покрытом матовым оргстеклом, звонит монументальный домовой телефон. По мне, так он похож на маленький семейный некрополь. Я один раз, проходя мимо, взяла трубку вместо неё, но со мной, видимо, не захотели разговаривать. Я положила аккуратно трубку на место, чтобы не разбудить Берту, и поднялась по лестнице к себе наверх.

Который год уж не меняется детская площадка во дворе, может быть это и правильно, ведь дети в нашем дворе тоже не меняются. Соседкины мальчики до сих пор не начали говорить, их мелькающее в песочнице синее ведёрко, кажется мне символом вечности. Представь себе, они погодки, младшему – 9, но они ещё не выросли из своих детсадовских курточек, и не умеют самостоятельно завязывать шнурки. Мы все перестали меняться, расти, стареть и умирать. Чучело маленького кенгуру, подаренного тобой, всё так же встречает меня в тёмной прихожей бессмысленным блеском своих стеклянных глаз. Я пытаюсь всегда как можно быстрее включить свет. А, иногда, мне вдруг хочется его покормить, и тогда я ставлю перед ним миску с кошачьим кормом, оставшимся от Матильды, и периодически меняю воду.

А всё это произошло с нами по причине твоего отъезда. Я знаю, ты вряд ли согласишься со мной и, наверное, будешь спорить. Это от того, что ты никогда не мог поверить в то, что от одного единственного человека в нашей жизни реально зависит всё. Понимаешь? Я говорю тебе не «может зависеть», а именно ЗАВИСИТ! От одного – всё. Однако факт остаётся фактом. Если бы ты увидел меня сейчас, то не нашёл бы во мне никаких изменений с того момента, когда мы расстались. У меня даже волосы ровно той же длины! Я каждый год в этот день фотографируюсь, хожу в фотоателье на площадь Увядших Роз, чтобы доказать себе ещё раз, что это так. Ты помнишь этот день? Мы лежали на животах, задрав кверху ноги, горстями поглощали черешню, и смотрели какой-то дурацкий фильм, название которого я никогда бы не запомнила, если бы не то, что случилось потом… Ладно, бессмысленно возвращаться к тому, что и так всегда с тобой (это я про себя).

Да! Так, я же начала про Марту, чуть не забыла! У Марты завтра очередной день рождения. Она единственный человек в нашем доме, и во всём нашем дворе, подверженный действию времени. Марта взрослеет! Время от времени ей становится всё больше лет. И поэтому, изменения, происходящие с ней, отчётливо заметны всем, должно быть, именно от этого она с годами утратила свою прежнюю бойкость и часто смущается, когда на неё кто-то, слишком пристально смотрит из окна. Теперь она высоченная, выше меня на пол головы, а ноги у неё уже не похожи на спички, скорее, на ватные палочки. Мальчишек-чистельщиков на улицах давно уже не встретишь, а вместо овощного магазина на углу Ферамо теперь букмекерская контора, и там всегда крутится много неприятных типов. Прошло детство, и в её взгляде появилась неуверенность и какая-то, что ли, избирательность по отношению к разным людям. Такого раньше не было.

Ну, и вот, вечером ко мне зашла Люсия и предложила сыграть в дамский маджонг. (Она частенько заходит ко мне скоротать время за этой безнадёжной игрой). Я отказалась, тогда она спросила меня, не хочу ли я сходить с ней за цветами для Марты? Я думала о чём-то своём, и даже не сообразила, что уже поздний вечер, и Люсия предлагает пойти в цветочный магазин завтра с утра. Я начала что-то виновато бормотать про отсутствие необходимого настроения, про осеннюю хандру, потом заплакала. Нет, не подумай, я плакала не от жалости к себе, а от того, что вдруг посмотрела на себя глазами Люсии. (Люсия живёт в соседнем квартале, и приходит к рано овдовевшему отцу Марты). Она будто бы обожглась, и было видно, что даже пожалела о том, что притронулась ко мне. Бедняжка Люсия сильно смутилась и поспешила уйти, а плакать я начала уже после её ухода, но, думаю, что она тоже плакала, потом, у себя. Неужели, со стороны это выглядит вот так, ужасно? При этом я совершенно точно знаю, что она завидует мне, завидует всем нам, и ей совсем не хочется стареть. А тебе? Тебе хочется стареть?

Ведь я даже совсем не знаю, стареешь ли ты, редеют ли у тебя волосы, выцветают ли твои глаза? А, может быть, у тебя появился мягкий пивной животик и пожелтели от бесконечного курения зубы. Может быть, ты стал храпеть по ночам, и вид твоей кожи навёл бы меня неизбежно на грустные размышления о жизни бульдогов… Или наоборот, ты бросил курить и теперь, отвратительно спортивен и подтянут, а твоё дыхание стало дыханием океана. Не знаю, пытаться вернуть молодость так же глупо, как замораживать клубнику. Впрочем, если ты не перестал стареть, тебе этого не понять.

Ладно, так и быть. Позвоню, завтра утром Люсии, и мы пойдём, как ни в чём не бывало за цветами для Марты, напевая под нос, что-нибудь отвязное. Мы часто ходим с ней по улице просто так, галсами, и поём, поём, пока не пойдёт дождь, или, пока на нас не обратят внимания сероглазые волки. Иногда нам хочется побыть легкомысленными красными шапочками. (Но, если ты помнишь, мне этого хотелось всегда). Я знаю, что это опасно и, что мне глупо рассчитывать на твою ревность, особенно теперь, возможно, я просто это делаю только для себя. Возможно, только для тебя…

Решено, мы пойдём завтра с Люсией за цветами для Марты, я радуюсь этому и, одновременно, грущу. Когда я представляю себе, что она через некоторое время станет старше, чем я, меня берёт оторопь. А ведь так оно когда-то произойдёт, время для неё летит очень быстро! Сегодня Марта выше меня на пол головы, завтра на целую голову, а потом, для того, чтобы поговорить с ней мне придётся забираться на лестницу-стремянку. И что я увижу? Её огромное, как подтаявшая Луна жёлтое старое лицо в тёмных пятнах, изборождённое морщинами – этими безжалостными рубцами времени? Её некогда замечательные светлые кудри превратятся в редкие, сиротливо торчащие белые перья. Как я подумаю… Это невыносимо!

Вот видишь, даже когда мы живём в своём неизменном настоящем, ужас перед будущим всё равно не отпускает нас. Я знаю, ты всегда считал меня не очень умной, и с усмешкой относился к моим рассуждениям о жизни, но я всё-таки позволю себе сделать одно философское заключение. Можешь, как раньше, посмеяться над ним, или надо мною. Я не возражаю, точнее, мне всё равно. Послушай, мне принадлежит моё прошлое и моё настоящее, они принадлежат мне так, что больше не могут быть ничьими. Но будущее не может быть моим, твоим, или чьим-то ещё, оно всегда «наше», общее. Ты рассказывал мне как-то про Мигеля де Унамуно, так вот, кажется он, говорил, что людей объединяет именно их совместное будущее. Я же пишу тебе о том, что только будущее и может быть совместным, причём с неизбежностью. У меня такое ощущение, что вы с Унамуно держите ту самую стремянку, с которой я смотрю в лицо Марте, и не должна отводить глаз…

На днях я гуляла по городу, просто так. Мне теперь почти не приходится тратить деньги на обувь – туфли и ботинки всё равно давно уже не изнашиваются, а к моде я и в прошлом была непростительно равнодушна, тем более теперь. И, знаешь, я поняла, почему обычным людям бывает неуютно в городах. Дело не в отсутствии достаточного жизненного пространства, не в сумасшедшем ритме движения, толчее и давке. Муравьи же не страдают от того, что живут в муравейниках! Дело в другом… Сейчас, подожди, молоко убегает! Ну, вот, опять не успела. Придётся снова оттирать плиту. Я теперь на ночь пью тёплое молоко, чтобы лучше спать, а по утрам завариваю крепкий горячий кофе, чтобы лучше не спать. А иногда меняю их местами, утром – тёплое молоко, а вечером – крепкий кофе. Это опять же, потому что тебя нет рядом, а сама я не могу придти к однозначному выводу, что лучше. Лучше спать, или лучше не спать? Так, я о городах.