Катрин Гюннек - Модистка королевы

• Название: Модистка королевы
• Автор: Катрин Гюннек
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-8189-0569-1

Блеск и великолепие старой Франции, придворные интриги, великосветские балы и, конечно же, прекрасные незнакомки! Ослепительные улыбки, невероятные драгоценности и влекущие наряды. За всем этим стоит она. Модистка королевы! От этой женщины зависела судьба Франции, да что там Франция, от нее зависел сам король!

История уникальной женщины, законодательницы моды при дворе Людовика XVI, потрясающей модистки и верной подруги королевы Марии-Антуанетты.

Настоящий французский шик в романе Катрин Гюннек «Модистка королевы»!

Агентство CIP РГБ

---

Отказаться от замужества не означало, однако, отречься от любви, от ее удовольствий и волнений. Аделаида в этом вопросе неплохо разбиралась. У нее ведь были поклонники… Учтивые юноши в красивых напудренных париках часто заходили в наш магазин. Они ведь являлись главным образом поглазеть на девиц, а не для того, чтобы подобрать себе темляк[26] или ножны. Аде была добрейшей девушкой и очень влюбчивой. Она загоралась от одних только пронзительных взглядов и смелых улыбок, от горячих, проворных рук дворянчиков, бывших в Париже проездом. Моя подруга коллекционировала ухажеров тайком от Пагеллы, которая вовсе не была слепой.

— Эта вертихвостка нагуляет себе сокровище, — жаловалась она время от времени Сагедье.

Но проходили недели и месяцы, а Аделаида оставалась такой же подвижной и стройной. Проворные ножки без устали носили ее то на прогулки с кавалерами, то к мосту Неф, к «фабрикантше ангелов»[27]. Несколько раз я сопровождала Аде. Чтобы уйти и вернуться незамеченными, приходилось дожидаться наступления темноты. Вообще, все надо было делать тайком: продать душу, да еще и заплатить за это десять луидоров[28]. Однажды я решила, что теряю подругу. Она буквально тонула в луже черной крови. После этого чрево Аделаиды осталось пустым навсегда.

Эти повторяющиеся аборты наградили Аде рядом серьезных инфекций, разрушавших ее изнутри, но она была жива, и уже это являлось чудом.

Выйти замуж или продолжить работу — с этим вопросом в конце концов пришлось столкнуться и мне. Я свой выбор тогда еще не сделала. Единственное, в чем я была уверена, — так это в том, что никогда не оставлю Аделаиду, такую хрупкую, хотя она держалась бодро, и такую одинокую, несмотря на стаю ухажеров.

Вскоре Аде, глядя на дю Барри, решила сыграть в благородную графиню.

— Ты думаешь, король найдет меня привлекательной? — спрашивала она жеманно. — Разве я не так же хороша, как эта дю Барри?

Говорили, будто сладострастный Луи XV не мог устоять перед дерзкой округлостью декольте и молодой бархатистой кожей. Впрочем, почему бы и не Аде? Ведь ей легко удавалось вскружить голову любому. Себя, нагруженную принципами, я считала безнадежной. Аделаида смеялась, утверждая, что я, может быть, и имею талант к шитью, но в амурных делах уж точно ничего не смыслю.

В то время девушки из моей мастерской обходились без кюре и замужества, но не без кавалеров. Нравы, которые я строго осуждала, царили, впрочем, повсюду. Я видела в этом грех и разврат, но, как и все, привыкла. Ведь я тоже дышала легкомысленным воздухом нашего века и моды.

Из скромности я всегда прятала личную жизнь от посторонних глаз. Поэтому современники, недолго думая, обозвали меня старой девой и лесбиянкой, а я не была ни той, ни другой.

Какая пора может быть чудеснее времени первой любви?! Мне нужно вернуться в те годы, чтобы рассказать об этом. Они ушли безвозвратно, и я этим вполне довольна. В молодости мы не способны видеть реальность, принимаем демонов за ангелов и удивляемся, почему мы так несчастны. Нелепо верить, будто существует волшебный башмачок, который с первой же попытки подойдет к ножке. Я считаю, что все это чудеса.

На самом деле с моим «первым башмачком» я встретилась очень скоро.

Почти сразу после приезда в Париж.

Этот мужчина сразил меня своим шармом. За ним закрепилась репутация человека ненадежного, но он был красив, как ясный день… Разве можно устоять перед молодым высоким мужчиной с каштановыми волосами и горделивой осанкой?

Белльман-Ноель… Все-таки не бывает красивого имени и внешности одновременно. Красавец снаружи, урод внутри. Полная противоположность моей славной вороне из Аббевиля.

Вначале возлюбленный называл меня «мое сердце», «моя королева». Я хранила все его письма. Для чего, хотела бы я знать?.. Эти послания были такими же лживыми, как и его губы, слишком уж большими, как его ноги, его руки, как он весь.

Но Белльман-Ноель был безумно красив, когда, смеясь, закрывал глаза и запрокидывал назад голову. Он волновал меня, когда склонялся к моему лицу, чтобы выдохнуть поток пошлости. Дыхание этого мужчины пахло укропом, который он без конца жевал.

На самом деле Белльман-Ноель оказался картежником и грубияном. Но ведь это не было написано у него на лбу! Возлюбленный умел так проникновенно смотреть в глаза, так нежно брать мою руку в свою, что его ласки околдовали меня. Если этот мужчина в чем-то и не дотягивал до идеала, то все с лихвой компенсировала его красно-золотая форма мушкетера.

У нас были периоды безмятежного счастья и невероятно гнусные моменты, но все прошло — и то, и другое. Это была другая жизнь, другая Роза, и даже другая Мария-Жанна, которую сегодня я не всегда могу понять.

Анри Белльман-Ноель… Я его все-таки любила. Как любят в пятнадцать лет — любовью безмерной и несчастливой. Да, я обожала его, даже если со стороны и казалось, что я всячески противлюсь этому чувству. Это было время бестолковых любовных связей. Парадные мундиры стали неотъемлемой частью моей жизни, — вот только умела бы я их выбирать! На самом-то деле я еще ничего не знала.

У меня была связь с Белльманом, но я чувствовала себя одинокой. С ним я всегда чувствовала себя одинокой. Меня все чаще мучили воспоминания о маме и родных. Даже по воскресеньям. Я хотела очутиться в тряском экипаже, который вернул бы меня на родину, но один выходной день в неделю не позволял претворить эту мечту в жизнь. Перед сном, свернувшись калачиком, я думала о маме и ее мудрейшей философии, полной доверия к завтрашнему дню. Она любила повторять, что секрет счастливой жизни в том, чтобы доверять.

Я же не требовала больше того, что имела. Когда наступила суровая зима 1768 года и наши пальцы за работой коченели от холода, я не сомневалась, что маленькие уроки надежды и терпения начинают приносить свои плоды.

Помню, как я добавляла последние штрихи к свадебным туалетам, предназначенным для девиц Бурбон. Точно знаю, что именно в тот момент моя жизнь начала круто меняться. Это было похоже на то, как если бы ласковые руки, опустившиеся с неба, приподняли меня и вынесли из тьмы на свет.

Я доставила эти туалеты в предместье Сен-Жермен, и принцесса Конти приметила меня. Думаю, ей понравилась моя естественная манера держаться. А также то, как ловко я сворачивала туалеты.

— Отныне, малышка, ты всегда можешь рассчитывать на мое расположение, — сказала эта знатная особа в заключение нашей первой встречи.

Такие слова, подумала я, безусловно, приятны, но они растворятся без остатка в вечернем воздухе, как и память об этой одной-единственной встрече с принцессой. Говорили, что она — человек непростой. Как же называли Конти в Версале? «Живой катафалк», «самая серьезная принцесса на свете» или что-то вроде того. Но это было правдой. Принцесса, самая могущественная из дворян, была серьезной и умела держать слово, что и подтвердилось некоторое время спустя. Однажды она пришла и предложила мне свою протекцию. Это был настоящий подарок судьбы.

Мне исполнилось двадцать два года, и моя жизнь стала неотделима от жизни Версаля. Начался самый прекрасный ее период.

Глава 4

Париж и Версаль разделяют всего несколько лье. От улицы Сен-Оноре до него два часа езды в карете. Но мне потребовались семь лет терпения, чтобы, наконец, достичь Версаля.

В апреле 1769 года я впервые переступила порог дворца. Мне кажется, это было вчера, поскольку я могла бы с предельной точностью описать цвета, звуки, запахи того дня.

Версальский дворец являлся не просто дворцом, это был целый город. Лабиринты залов, коридоров, миниатюрных лестниц, комнат и, конечно же, садов. Чтобы не заплутать, требовалась длительная практика. Однако я уже в свой первый визит во дворец чувствовала себя там легко и непринужденно.

Особенно мне нравился парк. Мне посчастливилось очень скоро увидеть игру фонтанов. Каскады, всплески и другие гидравлические изыски были настоящим чудом. Как им только удавалось поднять на такую высоту немалое количество воды?.. Версаль был волшебным царством. Он походил на мечту, на иллюзию. Я его еще совсем не знала. Наконец судьба улыбнулась мне, подарив счастливую возможность проявить себя во время самого знаменательного события 1769 года. Это была свадьба. Герцог Шартрский взял в жены самую красивую женщину королевства, из семьи Бурбон, мадемуазель Луизу Марию-Аделаиду де Пентьевр. Верная своему слову, принцесса де Конти оказала мне большую милость, поручив изготовление туалета для молодой особы.

Будущей герцогине Шартрской едва исполнилось шестнадцать. Ее лицо выражало такую скорбь, что я была тронута до глубины души. Мадемуазель Луиза плакала по каждому поводу. Это был настоящий фонтан слез. Мадам Пагелла утверждала, что эмоциональность этой девушки напоминает ей характер другой, которая раньше жила при дворе. Моя обаятельная клиентка не была ослепительной красавицей, но считалось, что ее нежные черты напоминают прекрасное лицо прабабушки, мадам де Монтеспан. Приглядевшись внимательно, все замечали, что юное лицо дышит добротой и порядочностью. Развратный жених был полной противоположностью своей избранницы. Мне не нравились ни его гнусавый голос, ни высокомерие, но нельзя не признать, что герцог был довольно хорош собой. По общему мнению, он являлся циником и грубияном, так что я без труда могла себе представить, какие мучения ожидают добродетельную мадемуазель де Пентьевр.