Сьюзен Хилл - Туман в зеркале

• Название: Туман в зеркале
• Автор: Сьюзен Хилл
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-079591-8

Еще ребенком сэр Джеймс Монмут осиротел и был увезен из Англии в далекую Африку. Он ничего не помнит ни о своем детстве, ни о семье, ни об обстоятельствах гибели родителей.

Прошли годы, мальчик стал известным путешественником, — и теперь, в поисках материала для книги, Джеймс возвращается домой.

Но в Англии его начинают посещать пугающие и странные видения. Снова и снова являются ему рыдающий мальчик и старуха с жестоким лицом.

Кто эти люди — игра его воображения? Или призраки из далекого прошлого, которые вернулись, чтобы призвать к отмщению?..

(16+)

---

Пройдя шесть миль, я увидел деревянный указатель. «Киттискар V». Тропа снова перешла в мощенную камнем дорогу и круто спустилась между высокими склонами, прежде чем снова подняться к серым домишкам. В самой низкой точке по гальке прямо через тропу протекал ручей, и, подойдя к нему, я застыл как вкопанный, глядя вниз на прозрачную воду, — ведь я, конечно же, здесь уже бывал, я уже стоял здесь когда-то, я узнал это место и давно знакомое нежное журчание бегущей воды.

Я двинулся дальше, очень медленно, вверх по последнему склону, к домам. Они были сложены из невзрачного серого камня и стояли прямо вдоль дороги. Тут и там ворота вели во дворы. Выхаживала с напыщенным видом курица. Облезлая кошка, жмурясь, сидела на подоконнике. Но ни одного человека вокруг, никаких звуков, кроме пения птиц и доносившегося издалека собачьего лая. Несколько раз я остановился посмотреть на закрытые двери, на калитки, на изгороди, пытаясь заставить распахнуться дверь в прошлое.

Наверху узкой улочки, которая представляла собой весь Киттискар, стоял чуть позади, в стороне от остальных, одинокий дом, и рядом с ним — отдельное каменное строение с открытым дверным проемом. Внутри было темно, как в пещере, и в течение нескольких секунд, пока глаза мои не приспособились после яркого дневного света, я ничего не видел. Но я обонял — обонял острый, древний запах лошади, сухого сена, почерневшего железа, холодного, влажного камня, и другой резкий дымный запах. Конюшня была пуста, кузница — холодна и безжизненна. Но, закрыв глаза, я все это увидел, белую сердцевину горна и льющиеся золотые искры, услышал лошадиное ржание и лязг молота на наковальне, и кузнеца, насвистывающего сквозь зубы, услышал шкворчащее шипение воды на раскаленном добела металле. Я снова был маленьким мальчиком, заглядывающим в логово кузнеца, полузачарованным, полуиспуганным, который хочет, но никогда не осмеливается подойти поближе. И это было здесь — здесь, в этом дверном проеме.

Я открыл глаза. Кузнечный горн давно остыл, пол был голый и грязный, металлический скрепляющий обруч и железные ясли для сена покрылись ржавчиной. Все было тихо.

Я вздрогнул и отступил обратно на улицу.

Чувства, что я испытывал тогда, передать трудно, они менялись ежесекундно, как солнечные блики, скользящие по верескам. У меня не было каких-либо ясных или определенных воспоминаний, но, стоя неподвижно в этом заброшенном месте, я ощутил чувство разрушения, потери и печали. Я бывал здесь, в этом я теперь нисколько не сомневался, и мне казалось, что я был счастлив, но потом все изменилось, и опустились тени.

Все это было неясным и нематериальным, однако меня это затронуло очень сильно.

Я поднялся по крутой деревенской улочке и оставил позади последние дома и фермы. Ниже я мог видеть простиравшиеся на мили прекрасные, безлюдные вересковые пустоши. Но справа от меня была дорожка, ведущая к открытым воротам. С обеих сторон над ней нависали ветви деревьев. Я повернулся и пошел туда. На воротах виднелось выцветшее и полустертое, но вполне различимое название — «Киттискар-Холл».

Сердце словно бы сжалось до предела у меня груди, а потом подскочило и чуть не остановилось, когда я смотрел на эти старые буквы.

Дорожка, узкая и вся заросшая травой — хотя когда-то она, видимо, была проезжая, — вела сквозь деревья куда-то, как казалось издали, в густой лес, но когда я пошел по ней, то вскоре увидел, что она очищена от подлеска, и ею явно пользуются.

В Пайре было начало весны, подснежники и крокусы уже почти отцвели и вот-вот готовы были распуститься нарциссы, но здесь, на севере, весна лишь едва давала о себе знать: деревья стояли еще почти голые, трава — сухая, и ни одного цветка.

Я не слышал ничего, кроме собственных негромких шагов, да еще до меня пару раз донесся внезапный шорох веток, когда какой-то зверек бросился при моем приближении наутек. Дорожка пошла немного вверх и вывела на открытое пространство.

Передо мной был дом — невзрачное старое загородное поместье. Большой и темный, он выглядел заброшенным, краска на оконных рамах облупилась, плиты растрескались и осели. Дом казался пустым, ставни в нескольких окнах на верхних этажах были закрыты, всюду царила тишина.

Я ожидал, что он будет мне знаком, что отзовется во мне узнаванием. Но ничего этого не произошло, и, вполне вероятно, я никогда его прежде не видел.

Я свернул на боковую тропинку, которая привела к проходу в высокой стене, где когда-то висели ворота. Но петли были сорваны, а проем открыт. Я прошел внутрь. И попал в запущенный сад с небольшим прудиком посередине — в нем, должно быть, некогда плавали рыбки и цвели яркие лилии, но теперь была лишь застойная вода. За садом располагался двор — пустые хозяйственные постройки, неиспользуемые конюшни, — вымощенный замшелыми булыжниками, между которыми росла трава. Я пересек его и подошел ко вторым воротам в высокой стене, однако они держались прочно, были заперты на висячий замок и стянуты ржавой цепью. Я заглянул сквозь них. И увидел живую изгородь из древних тисов, увитых карабкавшимися по ним старыми розами, и мощенную кирпичом дорожку, огибающую изгородь по краю и ведущую к груде щебня в дальнем конце. За изгородью возвышались вязы с десятками вороньих гнезд на верхних ветвях.

В центре сада, среди зарослей травы виднелась свинцовая статуя — грациозный мальчик, стоящий на одной ноге, вытянув перед собой руку. Выставленный вперед указательный палец был обломан. И тут меня озарила еще одна вспышка ярких воспоминаний; я знал эту статую, знал каждый ее изгиб, каждую линию, я уже стоял когда-то здесь, в этом саду, и сочинял себе истории про одинокого свинцового мальчика.

Я повернулся и оглянулся назад, на дом, и на сей раз разглядел тоненькую струйку дыма, поднимающуюся из трубы. Значит, здесь кто-то живет, мисс Монмут должна быть дома, старая отшельница, всеми покинутая посреди этого запустения, некогда бывшего огромным поместьем.

Еще я увидел слева от себя другую дорожку, ведущую прямо к купе тисов, и в дальнем ее конце разглядел стены и крышу какого-то строения, синевато-серого и мрачного на фоне неба.

Однако сейчас меня интересовали только сама усадьба и ее обитательница. Я прошел обратно через двор и открытую сводчатую арку к парадной двери.

Тучи, внезапно набежавшие с запада, закрыли солнце, все сразу потемнело и сделалось мрачным. Я дернул колокольчик, эхом отозвавшийся где-то внутри. Не лучшее место для одинокой старой женщины. В тот момент я был бы рад любому веселому голосу, любому человеческому обществу.

Я позвонил снова и наконец услышал шаги и скрежет отодвигаемых засовов. Когда дверь Киттискар-Холла открылась, я замер, охваченный нарастающим мрачным предчувствием.

14

— Я хотел бы увидеть мисс Монмут, — сказал я.

Горничная кивнула и отступила назад, молча указывая, что я могу пройти в холл.

Чувства, охватившие меня, когда я вошел, описать невозможно. Я медленно, в изумлении разглядывал все вокруг — тяжелые гобелены, покрывающие каменные стены, и темные картины, которые неясно вырисовывались у меня над головой, дубовые двери и неровный, выложенный плитами пол, огромный камин, над которым был вырезан герб, и, пока я стоял там, шлюзы наконец распахнулись, и минувшее нахлынуло на меня, словно река, с такой силой, что едва не захлебнулся. Я снова был маленьким мальчиком, стоящим здесь и внимательно оглядывающимся по сторонам, в страхе и ужасе, вцепившись в руку старой Нэн, — я и сейчас невольно стиснул пальцы и почувствовал ее сухую шероховатую ладонь с шишками на суставах. Запах дома, в котором смешались запахи камня и сырости, старой древесины и пыли, был тем самым, очень сильным и острым запахом, который был мне тогда так хорошо знаком.

— Не соблаговолите ли пройти сюда и подождать несколько минут? Я провожу вас прямо туда.

Горничная была очень бледна, словно чем-то смертельно испугана, и говорила мягким голосом без местного акцента. На ней были выцветшее черное платье и простенький передник, в волосах просвечивала седина. Я вошел в дверь, которую она мне открыла, но она не последовала за мной внутрь, а лишь закрыла за собой дверь и ушла.

Я оказался в продолговатой, обшитой панелями гостиной с витражными окнами; подоконники были уставлены цветами, старыми и неухоженными, сражающимися за существование, стремящимися вверх, вьющимися, покрытыми толстым слоем пыли, вытеснявшей всякий свет. Здесь были еще более потертые гобелены и темные картины, посреди комнаты возвышался длинный обеденный стол, уставленный оловянными подсвечниками, и дубовый буфет, в котором стояли тяжелые оловянные сосуды и блюда. Пол был каменный, только под столом и у холодного пустого камина лежал потертый ковер. Это была безрадостная комната, давящая, мрачная и совершенно неуютная: ни мягких кресел, ни диванчиков у окна, никаких личных вещей. У меня были воспоминания о ней, меня захлестнуло то же самое ощущение, что и в холле, — воспоминания о том, как пугала меня эта комната, как я пытался из нее выйти, отступить к двери, к яркому и безопасному внешнему миру.