Мюриел Болтон - Золотой дикобраз

• Название: Золотой дикобраз
• Автор: Мюриел Болтон
• Издательство: Локид
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-320-00134-7

Это роман о любви и ненависти, дружбе и верности, вероломстве и предательстве. Все это происходит в эпоху раннего французского Ренессанса, в благодатной долине Луары, где расположены замки, служившие ареной острых исторических коллизий и поворотов, описанных в этой книге, охватывающей почти весь XV век.

---

Надо заметить, король Людовик XI редко выходил из состояния постоянной подозрительности. Помимо этого, он был еще и очень суеверен, в каждом событии, даже самом незначительном, всегда искал какие-то знамения и таинственные знаки свыше. Рассказывают, что однажды он приказал казнить чем-то не угодившего ему астролога. Когда того вели на смерть мимо короля, тот объявил:

— Сир, моя кончина наступит за три дня до вашей!

В испуге король отменил свой приговор и долгие годы опекал астролога, как лучшего друга.

Вот и сейчас вопрос прозвучал столь неожиданно и неуместно, что Марию вдруг разобрал смех, и ничего она не могла с собой поделать, несмотря на явное неудовольствие монарха. Она была счастлива, и ее радовало все, совершенно все. Мария откинулась на атласную подушку и смеялась так, что заболели ребра.

Более опытный и хладнокровный Карл тоже был на седьмом небе от счастья, однако предпочел объясниться, слукавив:

— Я полагаю, это означает следующее: поскольку вы были столь добры, дав младенцу свое имя, он, в свою очередь, тоже пожелал вам дать что-нибудь.

— Ах, вот что это означает, — холодно заметил король. — В таком случае поблагодарите его от моего имени и передайте, что впредь я предпочел бы обойтись без подобных интимных подарков.

— Сейчас ему просто больше нечего вам предложить, — сказал Карл, а Мария вновь разразилась хохотом.

— У него есть Орлеан, и этого уже достаточно! — в свои слова королю удалось вложить как можно больше сарказма. — Кстати, я еще не поздравил вас, мадам. Не каждая женщина способна столь неожиданно подарить супругу наследника. А главное, — столь своевременно.

Карл слегка приуныл, а у Марии немедленно пропало желание смеяться. Видимо, до них тоже дошли слухи.

Она поблагодарила короля за поздравление, сделав вид, что не заметила никаких намеков.

— Благодарю вас, — ответила она. — Этого события мы ждали долгие годы. Я тоже еще не успела поблагодарить вас за то, что вы милостиво согласились быть крестным отцом нашего маленького Людовика. Это также было для нас неожиданно.

— Все это не стоит мне ровно ничего. Тем более что малыш мой кузен, — в устах короля эта фраза прозвучала довольно грубо. — Я счастлив быть занесенным в список его отцов.

Произнося эти слова, он наблюдал за выражением лица Марии. Увидев, как зарделись ее щеки, он почувствовал себя чуточку лучше. Ему тут же захотелось выложить им про свои намерения относительно ребенка, они пришли в голову, когда он держал его на своих руках и клялся перед алтарем быть младенцу вторым отцом.

Разумеется, в первую очередь крестный отец надеялся на смерть ребенка. На это всегда нужно надеяться, но, поскольку младенец является предполагаемым наследником престола Франции, предпринимать что-либо в этом направлении сейчас никак нельзя. Да, да. Если король умрет, не оставив сына (а его у него пока нет и, видимо, не предвидится), то этот ребенок Марии и один Бог знает чей станет королем Франции. Ежели ребенок умрет, а в обстоятельствах его смерти будет что-то необычное, найдутся многие, кто заподозрит короля. Буря, которая может подняться после этого, способна смести Людовика с трона. Значит, остается надеяться только на то, что ребенок родился слабым и болезненным, и в конце концов какой-нибудь фатальный недуг скосит его, словно сорную траву.

С улыбкой посмотрел король на герцога и герцогиню Орлеанских, стараясь придать своему облику злого коршуна как можно более благочестивый и доброжелательный вид.

— В судьбе маленького Людовика я намереваюсь принять самое горячее участие. Ваш сын — мой кузен и крестник. Я дал ему свое имя и собираюсь дать много больше. Я отдам ему свою дочь!

Он увидел, как супруги обменялись ликующими взглядами, и это ему не понравилось. Людовику захотелось сделать им больно. Не зная пока, как это сделать, он продолжил:

— Думаю, через несколько лет мы объявим об официальной помолвке. Я желаю, чтобы он как можно чаще бывал в моем доме, в Туре, чтобы он привык к моей семье. К тому же я хотел бы лично следить за его образованием.

Затем с непроницаемым видом он принял их горячую благодарность и быстро покинул опочивальню. Находиться там дольше Людовик не имел никакой возможности. Глядя на счастливые лица родителей, ему хотелось немедленно задушить их обоих.

Сразу же после его ухода Мария забралась в свою обширную постель под балдахином и принялась успокаивать дитя, которое все это время не переставало плакать. Ребенок протестовал против мира, в котором невинных младенцев забирают из теплой колыбельки и, прижав к жесткой мужской груди, несут к купели, где окунают в холодную воду.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — нежно шептала Мария.

Никогда еще она не была столь счастлива. Подлинное блаженство вот так переводить взгляд с ревущего младенца на супруга и обратно. Супруг в это время глядел в окно, обозревая свои родовые владения. Теперь они перейдут к сыну. А он-то боялся, что у него никогда уже не будет сына.

Карл стоял у окна, погруженный в воспоминания. После печально знаменитой битвы при Азенкуре[4] он попал в плен к англичанам и провел там долгие двадцать пять лет. Боже, как жаждал он все эти годы хоть краешком глаза взглянуть на родные земли.

Двадцати лет от роду он встал во главе объединенной французской армии и повел ее к катастрофе. Мальчишка, чьи познания о войне ограничивались стихами, которые сам же и сочинял. Однако в армейских рядах царил дух самоуверенного оптимизма, несмотря на молодость и полное отсутствие опыта у полководца.

Воинам было достаточно того, что их ведет Карл, герцог Орлеанский, второе по значению лицо в государстве после короля и дофина. В сияющих доспехах, верхом на своем чудесном коне Карл с гордостью объезжал свое войско. О, как он ненавидел потом эту свою гордость и самодовольство! Но это уже после краха. А в ту ночь, ночь перед решающей битвой, его переполняло чувство уверенности. Он был уверен в том, что завтра, двадцать пятого октября 1415 года, как только наступит серый рассвет, здесь, на поле у Азенкура, он наголову разгромит войско короля Англии Генриха V, а вместе с тем раз и навсегда отпадут его смехотворные претензии на французский трон.

С ним бок о бок сражались все знатные бароны Франции, за исключением герцога Бургундского, который метался между французским королем и английским и в конце концов принял мудрое решение пересидеть дома и подождать, чем закончится битва.

Сражаться в первых рядах войска, где смерть настигает раньше, было привилегией самых именитых. Карл Орлеанский на своем неутомимом коне стоял во главе баронов. Справа находился Людовик де Бурбон, слева — коннетабль[5] Франции д’Альбер, а сразу следом шли Аленсон, Невер, Даммартин, Савэ, Вендом и Брабан. И это только те немногие, кто его окружал в сей роковой день. Они балагурили и весело шутили по поводу несметного количества пленных, которых возьмут завтра утром, и о том, каким унижениям подвергнут Генриха Английского.

Де Бурбон с притворной строгостью ворчал:

— Да это же преступление! Преступно говорить так о славном короле Хэле[6]. Он всего-то пришел сюда, чтобы заявить свои законные права на трон. Вместо того чтобы раскрыть ему объятия, вы берете в руки оружие.

Последние слова потонули в хохоте. Савэ широко улыбнулся:

— Завтра он увидит, как мы его встретим!

Карл Орлеанский криво усмехнулся:

— Англичане — весьма талантливая нация. Надо уметь так глупо и упорно претендовать на Францию[7], пытаясь урвать для себя лакомый кусок, и при этом на столь серьезном уровне. Это, знаете ли, потрясающая черта — шутить, и чтоб было совсем не смешно.

— Скоро они загрустят от своих шуток, — резко бросил д’Альбер.

Всегдашняя способность Карла отрешаться от общепринятых представлений позволяла ему смотреть на вещи прямо, без предубеждения.

— Конечно, все верно. Но англичане привыкли делать любое дело хорошо и основательно. Претендуя на что-то, они никогда не допустят, чтобы даже самый маленький лучик иронии проник сквозь толщу фальшивой искренности, которую они обычно напускают на себя. И тем не менее я восхищаюсь их хладнокровием и…

Что же восхищает Карла в англичанах, поведать ему так и не дали. Друзья попросту отказались слушать. Со всех сторон посыпались шутки, голос Карла был заглушен смехом. Мнение было единодушным — если француз вдруг начал восхищаться англичанином, значит, это мертвый англичанин.

Как не терпелось им тогда броситься в атаку, хотя до рассвета оставалось еще около трех часов. О сне никто и не помышлял. Хотя бы просто прилечь на охапку скошенной травы, этого не было и в мыслях, ведь все они были слишком возбуждены, им хотелось петь или в крайнем случае просто покричать. Возможно, на исходе была их последняя ночь на бренной земле, и им не хотелось проводить ее во сне. К тому же не хотелось вылезать, а потом вновь облачаться в тяжелые доспехи.