Джордж Элиот - Мельница на Флоссе

• Название: Мельница на Флоссе
• Автор: Джордж Элиот
• Жанр: Проза

«Мельница на Флоссе» – роман выдающейся английской писательницы Джордж Элиот (англ. George Eliot, 1819-1880). *** Это роман о непростых отношениях между братом и сестрой, а также о роли самопожертвования в жизни женщины, дважды отказавшейся от собственного счастья в пользу долга. Другими знаменитыми произведениями писательницы являются романы «Миддлмарч», «Сайлес Марнер», «Ромола» и «Феликс Холт, радикал». Джордж Элиот, настоящее имя которой – Мэри Энн Эванс, является автором всемирно известных книг о превратностях человеческой судьбы.

---

– Ну, маленькая мисс, – сказал молодой человек, выводя вперед осла: – скажите нам теперь, где вы живете, как прозывается место?

– Мой дом – дорнкотская мельница, – сказала Магги с живостью. – Мой отец мистер Теливер; он живет там!

– Как! большая мельница, по сю сторону Ст. – Оггса?

– Да, – сказала Магги. Далеко это? Я лучше пойду пешком, если позволите.

– Нет, нет, скоро будет темно, мы должны поспешать. Посмотрите, как прокатимся мы на осле.

Говоря это, он поднял Магги и посадил ее на осла. Ей стало полегче, когда она – заметила, что с нею идет не пожилой мужчина; но она все еще не совсем надеялась, что ее в самом деле отвезут домой.

– Вот ваша хорошенькая шляпка, – сказала молодая женщина, надевая на голову эту недавно презираемую и теперь отрадную принадлежность туалета: – и вы скажете, что мы были ласковы с вами – не так ли? и что мы называли вас хорошею барышнею.

– О, да! Благодарю вас, – сказала Магги: – я вам очень обязана. Но я бы желала, чтоб и вы пошли со мною.

Для нее это казалось гораздо приятнее, нежели идти одной с которым-нибудь из этих страшных мужчин: веселее даже быть убитым целою шайкою.

– А вы более всех меня любите – так ли? – сказала женщина. – Но мне нельзя идти, вы поедете слишком скоро для меня.

Мужчина также садился на осла и держал Магги перед собою. Восставать против такого распоряжение ей было невозможно, точно так же, как и ослу, хотя оно казалось ей ужаснее всякого кошмара. Женщина потрепала ее по спине и – сказала:

– Прощайте.

И осел, после доброго удара палкою, поплелся легкою рысью вдоль проселка, по которому Магги шла час назад; между тем, как высокая девушка и сорванец-мальчишка, также вооруженные толстыми дубинами, провожали их несколько сажен с громкими криками, в виде понукание.

Сама Ленора была не более напугана в свою полночную поездку с женихом-привидением, нежели Магги, ехавшая самым естественным образом, на рысистом осле с цыганом позади, который думал только, как бы заработать ему полкроны. Красный цвет заходившего солнца, казалось, имел многознаменательное значение, с которым непременно был в связи тревожный рев второго осла с нутами на ногах. Два низенькие коттеджа, крытые соломою, были единственными домами в этом проселке, мимо которых они проехали и которые, казалось, еще увеличивали его пустынность; они были по-видимому без окошек, и двери их были заперты; нет сомнение, в них жили колдуньи, и это было большое счастье, что осел не остановился тут.

Наконец – о радость! этот длиннейший в мире проселок оканчивался и открывался на широкую, большую дорогу, по которой действительно проехала почтовая карета. Вот и верстовой столб, на углу, и Магги прочла на нем «2 мили до Ст. – Оггса». Итак цыган в самом деле намерен был отвезти ее домой: верно, он был хороший человек и мог оскорбиться, что она не хотела с ним ехать одна. Мысль эта преследовала ее теперь сильнее, когда она более узнавала дорогу, и она придумывала теперь как бы начать разговор с обиженным цыганом, чтоб только успокоить свои чувства, но также и изгладить возможное впечатление о ее трусости, как вдруг у перекрестка Магги – заметила, кто-то ехал на беломордой лошади.

– Стой, стой! закричала она: – это мой отец. Отец, отец!

Внезапная радость почти так же тяжела, как и печаль, и Магги рыдала, когда отец подъехал к ней. Удивление мистера Теливера было несказанно; он только возвращался из Босита и не был еще дома.

– Что это значит? – сказал он, останавливая лошадь, между тем, как Магги спустилась с осла и подбежала к стремени отца.

– Маленькая мисс, я полагаю, заблудилась, – сказал цыган: – она пришла к нашему шатру, на том конце денлауского проселка, и я вез ее домой. Это крюк для меня порядочный, особенно прошлявшись целый день.

– О да, отец; он такой добрый, повез меня домой, – сказала Магги: – такой добрый, хороший он человек.

– Вот тебе, мой любезный, – сказал мистер Теливер, вынимая пять шиллингов. Это лучший для тебя рабочий день. Нелегко было бы мне потерять девочку. Посади-ка ее впереди меня.

– Что это, Магги, как это случилось? – сказал он едучи. Магги, между тем, прислонилась головою к отцу и рыдала. – Как это ты зашла так далеко и заблудилась?

– Отец, – отвечала Магги сквозь слезы: – я убежала, потому что я была такая несчастная: Том рассердился на меня. Я не могла этого выдержать.

– Пустяки, пустяки! – сказал мистер Теливер, утешая ее: – как это ты могла подумать убежать от твоего отца? Ну что станет отец делать без своей девочки?

– Никогда я более этого не сделаю, отец, никогда.

В этот вечер мистер Теливер очень резко выразил свои мысли и следствием этого был поразительный факт, что Магги не слышала ни одного упрека от своей матери и ни одной насмешки от Тома, по случаю своего побега к цыганам. Магги была поражена этим необыкновенным обращением и иногда думала, что ее поступок был так черен, что о нем нельзя было даже говорить.

ГЛАВА XII Мистер и мистрис Глег у себя дома

Чтоб увидеть мистера и мистрис Глег у себя дома, мы должны перенестись в город Ст. – Оггс, достопочтенный город, с красными, стрельчатыми кровлями и широкими навесами его пакгаузов, где разгружали свой груз черные корабли, приходившие с отдаленного севера, и уносили, в замен, драгоценные внутренние произведение: тщательно-прессованные сыры и мягкое руно, с которым, без сомнения, мои утонченные читатели ознакомились чрез посредство совершеннейших классических пасторалей.

Это был один из тех старинных, очень старинных городов, которые вам образуются как бы естественным разрастанием, и потому похожи на птичье гнездо или, лучше, на извилистые переходы белых муравьев: город, обнаруживающий на себе следы продолжительного развития и истории, подобно тысячелетнему дереву, поднявшийся и развившийся на одном и том же самом месте между рекою и холмом, с того самого времени, как римские легионы оставили его и прибыли к реке длинноволосые морские короли, жадно и свирепо-зарившиеся на тучную землю. Это был город, знакомый с давно забытыми годами. Тень саксонского героя-короля по временам посещает его, обозревая сцены своей молодости и любви, и встречает здесь также другую мрачную тень страшного язычника-датчанина, который был заколот посреди своих воинов мечом невидимого мстителя, и который подымается по осенним вечерам, подобно белому туману, над своим курганом и носится на дворе старой палаты возле реки, на том самом месте, где был так чудно убит еще до построение этой палаты. Норманы первые начали строить ее; и подобно городу, она высказывает мысли и деятельность нескольких поколений, разделенных широкими промежутками времени; но она так древна, что мы смотрим с снисходительною любовью на все ее противоречия очень довольны, что люди, построившие готический фасад и башни с трехлистными орнаментами, и окошки и наличники, не уничтожили святотатственно-древнейшего полудеревянного корпуса с банкетною залою, прикрытою дубовым потолком.

Но еще древнее этой палаты обломок стены, которая вошла в колокольню приходской церкви и которая, говорят, осталась от первоначальной капеллы св. Orra, патрона этого старинного города…

В превосходном доме мистрис Глег в Ст. – Оггсе были две гостиные, передняя и задняя, так что хозяйка могла с двух сторон наблюдать слабости своих ближних и живее чувствовать благодарность за исключительную твердость своего ума; из передних окошек она могла смотреть на тефтонскую дорогу, которая вела из Ст. – Оггса, и наблюдать, как развивалась страсть к прогулкам в женах купцов, еще продолжавших свои дела, страсть пагубная, предвещавшая в соединении с распространявшимся обычаем носить тканые бумажные чулки, очень печальную будущность для последующего поколение. Из задних окошек она могла смотреть на хорошенький сад и огород, доходивший до самой реки, и удивляться только безумию мистера Глега, тратившего свое время между цветами и овощами. Мистер Глег, оставив свое деятельное занятие – торговлю шерстью, чтобы наслаждаться остальное время жизни, нашел, что наслаждение гораздо труднее самого дела, что он наложил на себя чуть не каторжную работу в виде удовольствия и развлечение, работая за двух садовников. Экономия в жалованье садовнику, может быть, и заставила бы мистрис Глег смотреть снисходительно на это безумие, если бы ее женский здравый смысл мог, хотя притворно, уважать страсть своего мужа. Но известно, такое супружеское снисхождение встречается только в слабых существах ее пола, который, едва ли пони мает хорошо высокое назначение жены, призванной сдерживать безрассудные и неприличные слабости своего мужа.

Мистер Глег, с своей стороны, имел также два источника для умственного занятия, которые, по-видимому, были неистощимы: с одной стороны, его поражали его собственные открытия в естественной истории; он находил в своем саду удивительных червяков, улиток и насекомых, которые, сколько он слышал, до сих пор еще не обращали на себя ничьего внимание; и он замечал странное соотношение между этими зоологическими феноменами и великими событиями времени; например, перед тем, как сгореть уркскому собору, на листьях роз показались какие-то таинственные знаки и было особенное изобилие улиток – явление необъяснимые для него, пока печальное зарево не пролило на них свет. (Мистер Глег отличался необыкновенною деятельностью ума, которая, когда он бросил торговлю шерстью, естественно обнаружилась в другом направлении).