Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая

• Название: Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая
• Автор: Нелли Шульман
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-4474-0833-6

Кукушка настаивает на неизбежной атаке Германии на Советский Союз. Европа оккупирована войсками рейха, Британию бомбят силы Люфтваффе. Во Франции начинается организация Сопротивления, в Польше появляются партизанские отряды. В начале лета сорок первого года, приехав в Берлин для встречи с агентами СССР, Кукушка получает распоряжение вернуться на родину для доклада…

---

– В прошлом все. О детях надо думать, и мне, и тебе… – Элиза сказала, что Давид пригласил к обеду оберштурмбанфюрера Максимилиана фон Рабе:

– Я не хочу, чтобы дети его видели… – растерянно добавила женщина, – может быть, их на прогулку забрать? Мне надо подать обед, иначе Давид будет недоволен. Они не признаются, что вы встретились. Они о тебе спрашивали… – розовые губы дрожали.

Эстер посмотрела на хронометр:

– Приводи малышей через полчаса в Ботанический сад. В оранжереях есть детская группа. Моя няня их оставляла, тем годом. Скажешь Давиду, что… – Элиза закивала:

– Я знаю, мальчикам нравится. Только Маргариту они не возьмут, группа с трех лет. Придется ей дома побыть… – Эстер, на мгновение, обняла женщину:

– Она малышка, не запомнит немца. Иди, – она подтолкнула Элизу к дому, – одень их, для прогулки… – Элиза вела за собой Гамена. Эстер выбросила окурок в канал:

– Максимилиан фон Рабе. Не надо мне здесь оставаться. Он меня узнает, наверняка… – Эстер решила выпить кофе, в летнем кафе:

– Это если таблички не повесили… – женщина разозлилась:

– Пошли они к черту. На мне не написано, что я еврейка, а документов официанты пока не требуют… – она понимала, что не может увезти мальчиков из Голландии. Новая должность бывшего мужа, о которой ей сказала Элиза, предполагала близкие связи с оккупационными властями.

– Не зря его фон Рабе навещает… – горько поняла Эстер, – преодолел брезгливость… – она вскинула голову. О квартире у рынка Альберта Кейпа бывший муж не знал:

– Отправлю Теодора во Францию, – решила Эстер, – и перееду туда. Буду встречаться с Элизой и мальчиками в городе. Элиза меня не выдаст… – она вспомнила упрямый очерк ее подбородка:

– Дядя Виллем погиб, спасая еврея. Бедная, она родителей потеряла… – Эстер надо было зайти на почту, проверить, не поступало ли писем от дорогого друга, из Берлина:

– Вывезу мальчиков, – вздохнула она, – когда все успокоится. Маргариту бы забрать, но Элиза с ней не расстанется. Как я не расстанусь с Иосифом и Шмуэлем… – дети, вечером, ложились по обе стороны от нее. Сыновья зевали, держа ее за руки: «Мамочка, спой песенку…». Она тихо напевала американскую колыбельную, о красивых пони, или песню на ладино. Близнецы, спокойно, задремывали.

– Мальчики не похожи, на евреев, – Эстер остановилась, пропуская двух рабочих на велосипедах, по виду маляров. В плетеных корзинах лежали банки с краской и кисти:

– Обрезания им не делали… – она сжала руки, до боли:

– Давид отец. Как бы он ко мне ни относился, он защитит своих детей, обязательно… – маляры слезли с велосипедов у дома на Плантаж Керклаан. Рабочие пристально рассматривали большие, чисто вымытые окна квартиры профессора Кардозо.

Будущая графиня фон Рабе готовила отлично.

Макс оценил столовое серебро и хрусталь, свежую, накрахмаленную скатерть. В квартире вкусно пахло кофе, сладостями, и немного, волнующе, лавандой. Мадемуазель Элиза, как ее называл Макс, встретила гостя в шелковом, дневном, закрытом платье. Черная ткань облегала небольшую, девичью грудь. Профессор Кардозо суетился, хлопотал, извинялся, что его сыновья на прогулке, в детской группе:

– Мы еще не разложили вещи, господин оберштурмбанфюрер. Я бы, непременно, показал фотографии… – сыновья Кардозо Макса интересовали меньше всего. Не интересовала его и хорошенькая, пухленькая девочка, в матросском платьице, с кудрявыми, черными волосами, похожая на отца. Дитя звали Маргаритой. Макс заметил серебряный крестик на шейке:

– Какая разница? Она еврейка, как и ее отец. Отправим их на восток… – коллеги, в гестапо, сказали, что в Голландии много евреев, перешедших в христианство. Макс отмахнулся:

– Это никого не волнует. Есть четкие инструкции. Регистрации и дальнейшему… – он поискал слово, – переезду, подлежат все люди еврейского происхождения, будь они хоть трижды священники, или монахи, – кисло добавил Макс. Он боялся, что его святейшество, упрямый мерзавец, издаст негласное распоряжение, и католики начнут прятать евреев в монастырях:

– Ну и что? – хмыкнул Макс, направляясь на Плантаж Керклаан, – если понадобится, мы вытащим евреев, даже из Ватикана… – длинные, темные ресницы девочки задрожали. Она сонно потерла яркие, голубые глаза. На висках Макс увидел завитки волос:

– Кровь никуда не денешь, еврейка есть еврейка. Но Элиза родит мне хороших, арийских детей. Девочка здоровая, кровь с молоком… – Маргарита, исподлобья, недоверчиво, смотрела на Макса. Собака, комок черной шерсти, оскалив зубы, подошла к ребенку. Маргарита держалась за руку матери. Пес, устроившись у ног девочки, едва слышно, зарычал. Ребенок отпустил пальцы Элизы. Девочка, развернувшись, пошла куда-то по длинному, с начищенным полом, коридору. Собака от нее не отставала.

Макс терпеть не мог подобных шавок. Он признавал только овчарок и доберманов:

– В Бельгии славные овчарки… – он видел несколько собак, в Мон-Сен-Мартене, – можно их приспособить для охраны концлагерей, чтобы не возить своры, из Германии. Хотя Аттила у нас, больше на левретку похож. Генрих его испортил… – фон Рабе вспомнил свору из Дахау, которая загрызла Майорану:

– Настоящие собаки. Слава Богу, Эмма не просит у папы никаких мелких тварей… – столовая напомнила ему домашние обеды, на вилле, при жизни матери. Графиня Фредерика родилась в семье, близкой королевскому двору. Мать настаивала на хорошем поведении, за столом. Они с Отто, шепотом, поправляли Генриха, когда малыш путал приборы:

– После смерти мамы мы в Берлин приехали. Папа очень переживал. Он не женился, хотя ему только пятый десяток шел. Все нам отдал… – отец оставил десятилетнего Генриха в Берлине. Макс и Отто вернулись в Швейцарию, в пансион:

– Мы подростками были… – Макс понял, что они с профессором Кардозо почти ровесники. Еврею исполнилось тридцать два.

Лавандой пахло от мадемуазель Элизы. Макс пришел в дом Кардозо с букетом цветов, выбрав кремовые, свежие розы. Женщина, робко поблагодарила. Он поглядывал на глухой воротник платья. Мадам Кардозо носила католическое, простое распятие.

Оберштурмбанфюрер заметил, что женщина косится на его мундир и погоны. Макс, разумеется, принес ей соболезнования, со смертью родителей. Она быстро сглотнула: «Большое спасибо». Рука у нее оказалась тонкой, прохладной. Она опускала вниз большие глаза, как и на фото, виденном Максом в Мон-Сен-Мартене.

Он не стал упоминать, что побывал в городке. Мадемуазель Элизе, по мнению Макса, незачем было знать больше положенного. Профессор не преминул похвастаться книгой, авторства жены:

– Конечно, – Кардозо разливал вино, – сейчас она занята детьми, домом… – Макс пролистал хорошо изданный том, постоянно наталкиваясь на фотографии еврея, в Африке и Азии. Все немецкие ученые соглашались, что лучше Кардозо никто не разбирается в чуме и сонной болезни:

– Отто упоминал, что еврей работал с полковником Исии, в Маньчжурии. Японцам мы его не отдадим. Он должен трудиться на благо рейха, как 1103. Дети, это помеха, мы от них избавимся. Хорошо, что я велел 1103 операцию сделать… – фон Рабе и после свадьбы намеревался навещать Пенемюнде. По его мнению, одно другому не мешало:

– Пишет… – он попробовал отличное бордо, – пусть пишет. Нам нужны биографии героев рейха, вождей. Приятно, когда можно похвастаться достижениями жены, не только на кухне… – впрочем, на вилле фон Рабе, хозяйка дома и не должна была готовить. У них имелся личный повар.

– И Отто женится, и Генрих. Впрочем, Отто в Россию поедет, то есть на новые немецкие территории. Будет жить с женой в пещере, носить шкуры и охотиться… – Макс, невольно улыбнулся:

– Мы с Элизой полетим на море, в Альпы, начнем ходить в оперу… – он решил, что мадемуазель де ла Марк придется ко двору, в Берлине. Макса не смущало ее католическое воспитание:

– Это хорошо, – он похвалил обед, – она скромная женщина, думает о семье. Кардозо ее отлично воспитал. Она прямо из монастыря за него замуж выскочила, восемнадцати лет… – мадемуазель Элиза нежно покраснела: «Спасибо, ваша светлость».

– Просто герр Максимилиан, – попросил ее фон Рабе, – вы тоже аристократка, потомок Арденнского Вепря… – судя по всему, святой отец не делился с семьей барселонской историей. Макс, предусмотрительно, не стал упоминать, что учился с Виллемом. Девушка сказала, что ее брат тоже заканчивал, университет в Гейдельберге:

– У нас было много студентов… – Макс оценил и угря, в соусе из трав, и нежную говядину, – это большое учебное заведение… – вина еврей выбрал хорошие.

Макс, говоря с Генрихом, немного лукавил.

Он не страдал, по его мнению, необоснованно преувеличенной брезгливостью, по отношению к евреям, которой отличались многие его коллеги: