Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

• Название: Огонь неугасимый
• Автор: Абдурахман Абсалямов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

Абдурахман Абсалямов — видный татарский писатель. Имя его хорошо известно советскому читателю по романам «Орлята», «Газинур», «Вечный человек», «Белые цветы».

Особое место в творчестве А. Абсалямова занимает роман «Огонь неугасимый». Ярко, с большим знанием действительности повествует автор о трудовых буднях людей машиностроительного завода в Казани. В центре романа — рабочая династия Уразметовых, воплотившая лучшие черты того нового, что рождено советским образом жизни.

Роман «Огонь неугасимый» в 1959 году был удостоен республиканской премии имени народного поэта Габдуллы Тукая и получил широкое общественное признание в нашей стране.

---

— Марьям-апа! Прошу тебя, не терзай, не расспрашивай.

— Нет, я должна знать, что за горе у тебя, Гульчира. Я хочу, я обязана помочь тебе.

— Ах, Марьям-апа. Никто теперь не поможет мне… Не подумай, что я обманута… Ой, боже, какие слова ты заставляешь меня говорить… Какой позор!

Марьям облегченно вздохнула.

— Значит, ты только потому так горюешь, что между вами кошка пробежала?.. Завтра же буду говорить с Азатом… Ни за что не поверю, что он бесчестный человек.

— С Азатом? Говорить? Ты?.. — спросила Гульчира тихо, с надрывом. — Хочешь опозорить меня?.. Он ведь подумает, что это я тебя подослала! — Гульчира с силой стиснула руками щеки. — Нет!.. Тысячу раз нет! Если только ты, Марьям-апа, посмеешь совершить такой низкий поступок, я не прощу тебе этого. Да, да!.. Дня не останусь в доме. Уйду… Знай, с этой минуты он больше не существует для меня. Я вычеркнула его из сердца… вырвала с корнем. Кончено!.. — И она, зарыдав, спрятала лицо в ладонях.

8

Ильшат с Надеждой Николаевной Ясновой ушли с роди´н вместе.

Дождь перестал, но воздух был еще влажен. Под ногами тускло блестели лужи. Далеко-далеко протянулась краем улицы цепочка спаренных фонарей. Желтые тусклые огни расплывались в серебристые мерцающие круги.

Подруги шли под руку, тесно прижавшись друг к другу, как, бывало, ходили в девичьи годы. Их радовало, что, несмотря на долгую разлуку, в них не было и следа отчужденности.

А ведь двадцать с лишним лет прошло с тех пор, как они расстались. Тогда обе были молоденькими, тоненькими девушками, одна — с длинной черной косой, другая — русоволосая. В одной школе учились, вместе вступали в комсомол. Теперь это были средних лет женщины. Давно рассеялся розовый туман юношеских грез. Ильшат была несколько полной, с высокой грудью, дамой. В ее иссиня-черных волосах не было ни одной седой нити. Смуглое лицо не портила ни одна морщинка, только родинка на правой щеке как будто стала чуть крупнее. И все же в ее манере держаться, разговаривать, в смехе, походке, движениях не хватало той особой легкости, которая делает человека молодым даже в очень пожилые годы. Точно тяжкий груз прожитых лет давил на плечи. Странно, но, казалось, эта цветущая женщина чем-то подавлена, и Надежда Николаевна со свойственной ей чуткостью очень скоро заметила это. «Ильшат, вероятно, тоже поражена переменой, происшедшей во мне», — мелькнуло у нее.

Но Ильшат показалось, что Яснова стала даже привлекательней, чем в молодости. Фигура у нее сохранилась почти прежняя. Только вот прядь волос надо лбом побелела. «И голос такой же милый, как в девичьи годы», — подумала она.

Судьбы этих двух женщин, росших чуть не рядом, в одной слободке, воспитывавшихся в одной и той же рабочей среде, были так несхожи. У Ильшат и муж и сын с ней. А теперь еще и родные. Разве это не счастье! А Надежда Николаевна вот уже более десяти лет живет без мужа, даже не знает точно, жив он, нет ли. И с сыном пришлось расстаться. Одна-одинешенька. Все утешение в работе, в труде.

— Почему ты, Надя, отдала сына в военную школу? — спросила Ильшат, от души жалея подругу. — Лучше бы ведь было, если бы он гражданскую профессию выбрал. Жили бы вместе.

— Для меня, конечно, лучше. Но Марат… — и в том, как Надежда Николаевна произнесла имя сына, чувствовалась гордость матери за сына, — но Марат сказал, что не собирается выбирать для себя легкую профессию. Хоть и тяжело мне было, но я решила не противиться его желанию. Он и лицом весь в отца, и характер у него отцовский.

Ильшат некоторое время шла молча, — думала об Альберте. На душе кошки скребли от сознания, что всякий раз, как в разговоре приходится упоминать о сыне, сердце ее не только не наполняется материнской гордостью, наоборот, — сжимается от скрытого страха, гнетущего беспокойства.

Свернув в узенький переулочек, обе разом остановились. Окруженный садом, там стоял старенький двухэтажный деревянный дом.

— Наша школа! — Черные глаза Ильшат влажно заблестели в темноте.

— Сейчас здесь детские ясли, — сказала Надежда Николаевна. — Школа чуть подальше. Новое каменное здание. Недавно построили.

Ильшат не слышала Надежды Николаевны. Она вся ушла в воспоминания. Давно ли они дрались с мальчишками, всем классом шумно выбегали в сад. Словно вчера все это было… А сколько воды утекло!

Пошли расспросы об учителях, об одноклассниках. Такого-то встречала? А такая-то где? Кем работает? Какой институт кончала? Такие-то дружили очень, — не поженились?

Разговаривая, они свернули в узенький проулочек, где когда-то стояли домишки их родителей. Теперь от этих старых развалюшек не осталось и следа. На их месте поднялись пятиэтажные каменные дома.

Удивленно оглядываясь по сторонам, Ильшат спросила:

— А где же дом Ахметша-абзы?

Надежда Николаевна показала. Ильшат никогда бы сама не узнала его. Им, девчонкам, этот дом представлялся чуть ли не величественным и, уж во всяком случае, самым большим, самым красивым в Заречной слободе. Таким он и остался в памяти Ильшат, великолепный дом Ахметша-абзы, теперь затерявшийся среди множества новых многоэтажных каменных домов и казавшийся таким жалким, маленьким и невзрачным.

— Как изменилась наша Заречная слобода! — сказала Ильшат. — А в моем представлении она все оставалась прежней.

— Да, старые картины сохраняются лишь в нашей памяти… — сказала Надежда Николаевна упавшим голосом.

Они повернули обратно. Снова начало моросить. Тучи сгущались. Подул холодный ветер.

— Не нарадуюсь я, Надя, что опять в Казани, — говорила Ильшат. — Где мы только не жили — в Москве, Ленинграде, Свердловске, Магнитогорске… И неплохо жили, в достатке, но меня всегда тянуло в родную Казань. Видно, и вправду в гостях хорошо, а в отчем доме лучше. Я рада, что мы по-прежнему вместе. Заходи ко мне почаще.

Надежда Николаевна тяжело вздохнула в ответ и долго молчала. Почуяв глухую борьбу, переживаемую подругой, притихла и Ильшат.

— Не знаю, удобно ли это будет… — произнесла наконец Надежда Николаевна. — Не из-за меня. Я рада, конечно бы, всей душой. Но… есть причины… Тяжело мне, но лучше рассказать все сразу. Чтобы потом обиды не было, зачем не сказала… Не знаю, с чего и начать… Тяжело, Ильшат, ах как тяжело. Знала бы ты!.. — Глаза Надежды Николаевны налились слезами. Это заметно было и при тусклом свете. Ни с кем не делюсь… С тобой с первой… Не хочется тебя терять, потому… Вот ты по улице ходишь с высоко поднятой головой. Ты жена уважаемого человека… Никто не посмеет сказать тебе о нем дурного слова… Никто пальцем на тебя не указывает — вон, дескать, идет жена такого-то… А меня… — Она смахнула концом шали слезы. — А мне чего только не пришлось наслышаться… Всякую мерзость про Харраса распространяют… Бывали такие дни, — впору под поезд броситься или отравиться… «Жена предателя». В лицо такие слова говорили. Самые близкие знакомые одно время боялись разговаривать со мной. Встретят — притворяются, будто не видят. Были и такие, что уговаривали отказаться от мужа, выкинуть из головы, что он существовал когда-то. А я и по сей день не могу забыть его. Не верю я, что он мог предать родину… Но моя личная уверенность, к сожалению, ничего не доказывает другим… Были, конечно, люди, которые верили мне, верили в Харраса. Секретарь нашего райкома Макаров мне много помог… Помог вернуться на прежнее место работы. Видишь ли, они вместе начинали войну, мой Харрас и он, в одной части. Но позже им пришлось расстаться… Товарищ Макаров не мог сказать ничего определенного о последующей судьбе Харраса… Спасибо нашим заводским старикам рабочим, — сказала Надежда Николаевна после некоторого молчания. — Они не отвернулись от меня в тяжелые дни… Не хочется верить, Ильшат, что то время повторится, что снова поползут эти гнусные слушки. Но, если не ошибаюсь, это уже произошло… Прости, Ильшат, все это так неприятно, тебе и слушать-то меня, верно, тяжело. Когда несчастливица изливает свои беды, — у счастливой подруги голова болит. Так, кажется, у вас говорят? Нет, нет, Ильшат, не говори… В этих словах много правды… Не подумай, что я хочу обидеть или охладела к тебе. Все эти годы я бережно хранила в памяти нашу дружбу. И вот ты вернулась… Я должна была с самого начала, едва перешагнув порог вашего дома, рассказать тебе обо всем. Жизнь приучила меня быть беспощадной к себе в этом отношении, чтобы не оставлять места обидам и раскаянию.

Крепче стиснув локоть подруги, Ильшат притянула ее к себе.

— Что ты говоришь, Надя! Не надо… Не обижай меня…

— Я не хотела обидеть тебя, Ильшат, но… были уже такие… И как раз те, которых я считала наиболее близкими друзьями. И потом… будь ты одна, Ильшат!.. Но ты ведь жена нашего… — Яснова запнулась.

— Какие нехорошие слова ты сказала, никогда больше, слышишь, никогда не говори их… — обиделась Ильшат.