Абдурахман Абсалямов - Огонь неугасимый

• Название: Огонь неугасимый
• Автор: Абдурахман Абсалямов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1972

Абдурахман Абсалямов — видный татарский писатель. Имя его хорошо известно советскому читателю по романам «Орлята», «Газинур», «Вечный человек», «Белые цветы».

Особое место в творчестве А. Абсалямова занимает роман «Огонь неугасимый». Ярко, с большим знанием действительности повествует автор о трудовых буднях людей машиностроительного завода в Казани. В центре романа — рабочая династия Уразметовых, воплотившая лучшие черты того нового, что рождено советским образом жизни.

Роман «Огонь неугасимый» в 1959 году был удостоен республиканской премии имени народного поэта Габдуллы Тукая и получил широкое общественное признание в нашей стране.

---

— У вас в семье не понимают, что такое уважение к человеку, не знаете вы ни жалости, ни любви, ни настоящей привязанности. Семья дикарей каких-то…

Услышав это, Ильшат покачнулась, тяжело осела на стул и так, уткнувшись лицом в спинку, замерла на несколько минут. Она не плакала, нет, но ей оттого было только больнее. Потом, точно вдруг опомнившись, встала и, посмотрев измученными глазами на мужа, проговорила, часто дыша:

— Я сейчас ухожу. У меня нет сил продолжать подобный разговор. Пообещай хоть по крайней мере серьезно поговорить с Альбертом. Он опять за старое взялся. Уходит с лекций… Сегодня пришел домой выпивши.

— Что?! — взревел Муртазин, вскочив с места.

Но Ильшат уже не было в комнате. Послышался шум захлопнувшейся наружной двери.

И до того случались между ними стычки, кончавшиеся взаимными оскорблениями, приводившими к длительным ссорам. Но не было еще случая, чтобы Ильшат оставила дом.

Улица тонула во мраке, и все же на белом снегу ясно были видны следы машины, на которой вернулся Хасан.

Ильшат пошла по тротуару. Но, пройдя немного, остановилась перевести дыхание. В свободное пространство между двумя каменными домами виднелись низкие, необычного вида заводские трубы. В их жерлах полыхало похожее на гигантские факелы пламя. Ветер клонил его то в одну, то в другую сторону, как бы силясь сорвать с труб и унести с собой.

И опять мучительные думы о том, что жизнь проходит впустую. Опять это изводящее чувство собственной униженности. Опять тоска по работе, по настоящим друзьям. Были же они у нее когда-то… Там, на заводе, где она работала… Но сейчас она не плакала, как раньше. Она начинала понимать — в том, что она погрязла в обывательском болоте, виноват не столько муж, сколько она сама. И в душе Ильшат заговорила уснувшая, казалось, навеки уразметовская гордость.

«Нужно стать хозяином своей судьбы, сделать, пока не поздно, решительный шаг… Да, хотя бы первый шаг… А может, он и сделан сегодня, этот шаг?..»

Ильшат прекрасно сознавала, что легко занести ногу, но совсем не легко решиться ступить на давно забытую дорогу. Немало есть такого, что удерживает ее, лишает решимости. А не потребует ли этот шаг разрыва с Хасаном?.. Ильшат не в силах была бы пойти на это. Как ветер бессилен сорвать пламя с труб, так бессильна Ильшат вырвать из своего сердца Хасана. С ним прошла большая часть ее жизни, он отец ее единственного ребенка. Хасан часто бывает груб с ней. Это верно. Но, несмотря на эту грубость, есть и нем нечто такое, от чего сильнее бьется сердце Ильшат. Именно это «нечто» и заставляет ее даже сейчас думать о Хасане с невольной тревогой. «Один остался… Голодный… В гостях он всегда как-то стесняется своего аппетита…»

И Ильшат недоумевала: раз так, почему же она не поторопится вернуться к мужу. Могла бы сказать: «Прошлась по воздуху, чтобы успокоиться немного». Но нет, какая-то сила тянет ее вперед, и эта сила, кажется, сильней ее преданности мужу.

«Верно, разговаривает с Альбертом, — снова полетели ее мысли к дому, к семье. — Хоть бы уж без скандала обошлось. Ах, Альберт, Альберт! Недаром говорят: дитя родное — сердце больное. Что моя жизнь! Как оплывшая свеча — ни света, ни тепла… — горько думала Ильшат. — Так… тлею, пока не кончится воск…»

Дверь Ильшат открыла Нурия. Радостно вскрикнув, она повисла у сестры на шее.

— Апа, дорогая! Идем скорее, раздевайся… Замерзла? Сегодня у нас домашнее производственное совещание. Мучаемся с вибрацией…

Открыв дверь залы, Нурия объявила торжественно:

— Еще один инженер явился на консилиум! Ильшат-апа! Принимайте!

Все повскакали из-за заваленного чертежами и бумагами стола.

— Ну-ка, Нурия, быстренько… раздуй самовар, — крикнул обрадованный Сулейман.

— Нет, нет, не нужно. Я только что от чая. Спасибо. Не прерывайте работу.

— А мы уже кончили, — сказал Иштуган, улыбаясь.

— Боитесь, что секреты узнаю, — попробовала пошутить Ильшат, хотя ей было не до шуток.

— Пришла бы пораньше — и на твою долю хватило бы работенки. Время-то к двенадцати уже подходит, — кивнул Иштуган на часы и, заметив воспаленные веки у сестры, понял, что она плакала по дороге сюда.

— Как зять, хорош вернулся? — не без потки хвастовства спросил Сулейман-абзы. — Я сегодня ему у Матвея Яковлича дал жару. Да еще при секретаре парткома!

У Ильшат задрожали губы. Она прикрыла платком глаза. Теперь ей все стало понятно.

— Чу, дочка, что приключилось? — встревожился Сулейман, растерянно посматривая на Ильшат.

Марьям с Гульчирой кинулись к ней. Сулейман-абзы беспомощно топтался на месте. Иштуган помрачнел, а ворвавшаяся с какой-то очередной новостью Нурия при виде этой немой картины так и застыла с протянутыми вперед, испачканными углем руками, в полнейшем недоумении переводя взгляд с отца на рыдающую сестру и обратно.

— Эх! — вырвалось у Сулеймана с раскаянием. — Неужели, желая подправить бровь, вышиб глаз? Ну, прости, дочка, не сердись…

— Что ты, отец, разве я на тебя сержусь? — подняла голову Ильшат.

Чай прошел грустно, что редко случалось в доме Уразметовых. Обычно за вечерним чаем бывало шумно и весело, сыпались шутки, стоял смех.

— Так, значит, зять здорово рассердился на меня? — протянул Сулейман. — Вот тебе и на!

Ильшат повторила все, что наговорил Хасан. Услышав насчет суда, Сулейман, словно его ошпарили, вскочил с места, поднял вверх руку и, раздвинув два пальца, прокричал:

— Вот, смотри, дочка. И зятю скажи. Видишь — между двумя пальцами мясо не растет?.. Так и мы с Мотькой… Пусть не пытается стать между мной и Матвеем Яковличем. Мы — что эти два пальца!

Ильшат ушла от своих в час ночи. Иштуган с Гульчирой пошли провожать ее.

— Дорогие мои, если бы вы знали, как мне тяжело, — сказала Ильшат. — От вас скрывать не стану, сегодня мы крепко поссорились с Хасаном. Как я живу? Разве у меня есть настоящее занятие в жизни? Возьмите хотя бы сегодняшний вечер. Пришла я к вам — вы тут же собрали чертежи и усадили меня чай пить. Будто у меня в жизни всего интересу что еда… А ведь когда-то и я горела… И цель в жизни была… Стремилась куда-то… Сейчас ничего этого нет. Пустота вокруг меня…

— А кто тебе мешает поступить на работу, апа? — с некоторой даже резкостью спросила Гульчира. — Будешь инженером, перестанешь стеречь кухню…

Ильшат вздохнула.

— Это сказать легко, Гульчира. Вздумаешь устраиваться на работу — многое придется поломать. Человеку, вступившему во вторую половину жизни, не так-то легко отделаться от своих привычек, сестра.

— А что говорит на это зять? — спросил Иштуган.

— Он редко со мной по-человечески разговаривает. Режет свое, — какой ты теперь инженер — вот и весь разговор. Э, да что там… Серый камень, кажется, ожил бы, услышь он, как я изливала перед Хасаном душу, а вот муж…

— Приходи к нам почаще, апа, что-нибудь придумаем сообща… — горячо сказал Иштуган, пораженный словами сестры. — Так, на ходу, дать совет трудно.

Ильшат поблагодарила Иштугана с Гульчирой, вошла в парадное. И тотчас же мысли ее привычно переключились на семью. «Не очень ли грубо разговаривал Хасан с Альбертом?»

Иштуган с Гульчирой возвращались молча. Лишь совсем уже рядом с домом Гульчира в печальной задумчивости пробормотала:

— Чудная вещь — семейная жизнь. Ты думаешь, люди живут вместе и это окрыляет их, а они… ломают друг другу крылья…

Иштуган шагал молча, глядя в темно-синее небо. Там сегодня, как и вчера, как и тысячу лет назад, холодно сверкали голубоватые звезды Большой Медведицы. Под ногами стлался никем еще не топтаный, сверкающий голубоватой белизной пышный снежный ковер. Снова шел снег.

Часть вторая

Глава седьмая

1

Обжигающий мороз был разлит в воздухе. Стоило показаться на улице — мгновенно слипались обледеневшие ресницы, концы усов превращались в сосульки, шапки, воротники, шали покрывались инеем. Заиндевевшие деревья стояли будто в цвету. Еле заметные раньше телефонные и электрические провода разбухли, их словно кто нарочно толсто обмотал белым шелком, чтобы защитить от холода. Все скрипело. К середине ночи мороз входил в такую силу, что асфальт на улицах, казалось, светился голубоватым пламенем. А днем, если взглянуть с высоты, со всех сторон тянулись к небу бесчисленные дымы. Медленно, будто нехотя, стлались они над городом. На фоне багрово-красного горизонта, под косыми лучами закатного солнца, — не выдержав жестокой стужи, оно точно спряталось в радужном кольце, — неисчислимые столбы дыма окрашивались в причудливые цвета, от огненно-кумачового на горизонте до нежно-зеленого в зените. Сдавалось, над городом пронесся вихрь грозного сраженья и теперь все, что могло гореть, пылало, дымя и извергая на этот раз не жар, а сковывающий все вокруг холод.