Питер Уоттс - Ложная слепота (сборник)

• Название: Ложная слепота (сборник)
• Автор: Питер Уоттс
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-091925-3

В 2082 году человечество убедилось, что оно не одиноко во Вселенной. Бесчисленные разведывательные зонды пришельцев светящейся паутиной окутали Землю. Сгорев в атмосфере, они успели передать сигнал за пределы Солнечной системы. На установление контакта с внеземной цивилизацией направлен корабль «Тезей» с командой из лучших специалистов в своей области. Но, когда исследователи доберутся до цели, они поймут, что самые невероятные фантазии об инопланетном разуме меркнут по сравнению с реальностью, и на кон поставлена судьба Земли и всего человечества.

---

– Не у всех есть родители или кузены, у некоторых их никогда не было. Некоторые рождаются в чанах.

– Понимаю. Печально. «Чаны» звучит так бесчеловечно.

…пятно темнело и расползалось по их граням как разлитая нефть.

– Слишком многое он принимает на веру, – констатировала Сьюзен пару секунд спустя.

К тому времени, когда Сашу опять сменила Мишель, мысль была уже не просто сомнением и даже не подозрением, она превратилась в озарение: крошечный темный мем, поражавший по очереди расщепленные личности тела.

Банда напала на след, но пока не понимала, на чей.

А я понимал.

– Расскажите мне больше о своих кузенах, – затребовал «Роршах».

– Наши кузены лежат вокруг генеалогического дерева, – ответила Саша, – вместе с племянницами, племянниками и неандертальцами. Мы недолюбливаем навязчивую родню.

– Мы бы хотели побольше узнать об этом дереве.

Саша выключила микрофон и взглянула на нас, словно говоря: «Ну, куда уж яснее?»

– Оно не могло не проанализировать эту реплику. Там три двусмысленности на две фразы. А оно их все просто проигнорировало!

– Ведь «Роршах» запросил разъяснений, – указала Бейтс.

– Он задал вопрос! Это не одно и то же.

Бейтс все еще не догадывалась, а вот до Шпинделя начало доходить.

Еле заметное движение привлекло мой взгляд: вернулся Сарасти. Он плыл над сияющими вершинами рабочего стола. При каждом движении головы на черном забрале крутился неоновый калейдоскоп. Я чувствовал, как его глаза за стеклом пристально изучают все вокруг. Позади вампира находился кто-то еще.

Я не мог сказать кто, поскольку не заметил ничего необычного, кроме смутного ощущения неправильности. Что-то по другую сторону палубы выглядело не так, как следовало. Нет, поближе, вдоль оси барабана. Однако там ничего не было – лишь голые трубы да кабели сшитого нерва, петляющие сквозь щели. И…

Внезапно чувство неправильности пропало. Я наконец сосредоточился: исчезновение аномалии, возвращение к норме привлекло мое внимание не хуже слабого движения. Я мог точно указать, в каком месте на пучке кабелей произошла перемена, и сейчас не видел ничего особенного. Но она была! Осталось практически бессознательное впечатление, какой-то зуд, находящийся так близко к поверхности под кожей, что я мог бы вернуть его, увидеть, надо было лишь сконцентрироваться.

Саша разговаривала с инопланетным объектом на другом конце лазерного луча. Она сводила разговор к родственным отношениям, семейным и эволюционным: неандертальцы, кроманьонцы и внучатые племянники со стороны матери. Вела беседу не первый час, и ей не было конца и края. Сейчас болтовня меня отвлекала, поэтому я постарался ее отсечь и сосредоточиться на дразнившем память полувоспринятом образе. Секунду назад я что-то видел перед собой. На одной из труб… Точно, слишком много сочленений! Прямая и гладкая, она каким-то образом отрастила сустав. Но нет, дело не в трубе… Вспомнил: там притаилось что-то лишнее, что-то… костлявое.

Безумие! Нет там ничего. Мы в половине светового года от дома, разговариваем с невидимыми инопланетянами о семейных отношениях, а меня стало обманывать зрение.

Если это повторится, надо поговорить со Шпинделем.

* * *

Я пришел в себя от того, что стих шум голосов. Саша замолчала. Вокруг нее грозовым облаком повисли потемневшие грани. Я выдернул из памяти последнюю фразу разговора: «Обычно мы находим племянников с помощью телескопов. Они жесткие, как гобблиниты».

Опять сознательная двусмысленность, а слова «гобблиниты» вообще нет. В глазах лингвиста отражалось неизбежное решение. Саша застыла на краю обрыва, прикидывая глубину омута внизу.

– Вы забыли упомянуть своего отца, – заметили на другом конце линии связи.

– Верно, «Роршах», – вполголоса согласилась Саша, переводя дыхание…

И продолжила:

– Так почему бы тебе не пососать мой жирный лохматый хер?

В вертушке воцарилось молчание. У Бейтс и Шпинделя отпали челюсти.

Лингвист оборвала связь и повернулась к нам, так широко ухмыляясь, что я подумал: «У нее сейчас верхняя часть головы отвалится».

– Саша, – выдохнула Бейтс. – Ты рехнулась?

– А какая разница? Этой штуке все равно. Она понятия не имеет, о чем я говорю.

– Что?

– И понятия не имеет о том, что отвечает, – добавила Саша.

– Погоди. Ты… нет, Сьюзен говорила, что «Роршах» – не попугай, он знает правила.

К рулю встала Сьюзен:

– Да, и это так. Но сопоставительный анализ не требует понимания.

Бейтс покачала головой:

– Ты имеешь в виду, что мы разговаривали с… Оно даже не разумное?

– Может, и разумное. Только мы не общались с ним в привычном значении этого слова.

– И что это такое тогда? Голосовая почта?

– Вообще-то, – медленно произнес Шпиндель, – это называют «китайской комнатой».

«Давно пора!» – подумал я.

* * *

О «китайских комнатах» я знаю все. Сам был таким и никакого секрета из этого не делал, рассказывал любому, кто проявлял интерес.

Задним числом теперь понимаю, что иногда этого делать не стоило.

– Как ты можешь пересказывать людям суть всех этих передовых достижений, если сам ничего в них не понимаешь? – потребовала ответа Челси.

Тогда между нами все было прекрасно. Она еще меня не узнала.

Я пожал плечами:

– Это не моя работа – понимать. Для начала, если бы я мог их понять, это были бы не слишком передовые достижения. Я просто, как бы сказать – проводник.

– Да, но как можно перевести то, чего не понимаешь?

Обычный вопрос дилетанта. Люди не в силах принять тот факт, что у формы есть собственный смысл, отличный от налипшего на ее поверхность семантического содержания. Если правильно манипулировать топологией, это самое содержание определится само собой.

– Никогда не слышала про «китайскую комнату»?

Челси покачала головой:

– Краем уха. Какая-то старая идея, да?

– Ей не меньше сотни лет. По сути, разновидность софизма – аргумент, предположительно опровергающий верность теста Тьюринга. Ты запираешь человека в комнате. Через щель в стене он получает листы, покрытые странными закорючками. В его распоряжении есть огромная база данных с такими же закорючками и набор правил, указывающих, как те должны сочетаться.

– Грамматика, – догадалась Челси. – Синтаксис.

Я кивнул.

– Суть в том, что наш подопытный не имеет понятия о значении закорючек или той информации, которую они могут нести. Он знает только, что, получив, допустим, символ «дельта», он должен извлечь пятый и шестой символы из папки «тета» и сложить их с «гаммой». Подопытный выстраивает цепочку знаков, переносит их на лист и опускает его в щель, а сам ложится спать до следующей итерации. Все повторяется, пока парень вконец не съедет от бесполезной и нудной работы.

– Так он поддерживает беседу, – закончила Челси. – На китайском, полагаю, наш опыт назвали бы испанской инквизицией.

– Именно! Суть в том, что можно общаться, используя простейшие алгоритмы сопоставительного анализа и не имея ни малейшего представления о том, что говоришь. Если пользуешься достаточно подробным набором правил, можешь пройти тест Тьюринга. Прослыть острословом и балагуром, даже не зная языка, на котором общаешься.

– Это и есть синтез?

– Та его часть, что касается упрощения семиотических протоколов. И только в принципе. Строго говоря, я получаю ввод на кантонском диалекте, а отвечаю по-немецки, потому что, скорее, выступаю в роли проводника, нежели участника беседы. Но суть ты уловила.

– Как ты не путаешься во всех правилах и протоколах? Их же, наверное, миллионы.

– Как во всем остальном: стоит приноровиться – и действуешь по наитию. Все равно что ездить на велосипеде или пинговать ноосферу Даже не вспоминаешь о протоколах, просто… представляешь, как себя ведут твои объекты.

– Ммм… – В уголках ее губ заиграла хитрая полуулыбка. – Но тогда о софизме речь не идет. Ты ведь не понимаешь ни кантонского, ни немецкого.

– Понимает система. Вся комната, сумма ее частей. Парень, который переписывает закорючки, – только один из компонентов. Ты же не ждешь, что единственный нейрон в твоей голове будет понимать английский, так?

– Иной раз я не могу выделить под это дело больше одного, – Челси покачала головой. Она не собиралась отступать. Я видел, как она сортирует вопросы в порядке важности, и как они становятся все более… личными.

– Возвращаясь к текущим делам, – я поспешно сменил тему беседы, – ты собиралась показать мне, как это делается пальцами.

Озорная улыбка стерла с ее лица все вопросы.

– О-о, ну как же…

Привязываться рискованно – слишком много сложностей. Стоит спутаться с наблюдаемой системой, и весь рабочий инструмент ржавеет и тупится.

Но если подопрет, им можно воспользоваться.

* * *

– Сейчас оно прячется, – проговорил Сарасти. – И уязвимо.