Исаак Розенталь - Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

• Название: Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время
• Автор: Исаак Розенталь
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-86004-049-0

В книге исследуется одна из наиболее скандальных и загадочных страниц революционного движения в России. Судьба полицейского агента и видного большевика Р. В. Малиновского рассматривается на фоне важнейших событий XX века, в связи с представлениями современников о соотношении политики и нравственности. Выясняются причины распространения провокаторства, особенности психологии провокаторов, преемственность между царской охранкой и органами ВЧК. Книга основывается на ранее недоступных историкам архивных документах.

---

Выше говорилось, что практические переговоры насчет денег должны были вести Малиновский и Петровский. Малиновский уже получал однажды у Коновалова 2 тысячи рублей на рабочую печать. Помимо того, что Коновалова они знали по Думе, вероятно, им было известно мнение о Коновалове Шагова — депутата от рабочих Костромской губернии, где Коновалову принадлежало несколько текстильных фабрик, на которых он осуществил обширную программу улучшения жизни рабочих. Согласно одному из агентурных донесений, «Шагов в разговоре с близкими лицами высказался, что он неоднократно бывал у Коновалова и пользовался его советами, что это он не считает для себя унизительным, так как Коновалов — «светлая личность, очень умный человек и друг рабочих». Но случилось так, что ездить к Коновалову за обещанными деньгами Малиновскому не пришлось…

В этой обстановке прошло празднование 22 апреля 1914 г. второй годовщины основания «Правды», объявленной большевиками днем рабочей печати. Оно вылилось в их триумф; итоги подвели позднее, но уже к концу дня было ясно, что они внушительны: правдисты превзошли ликвидаторов и по юбилейным тиражам своих изданий, и по количеству групп их поддержки, и по размерам собранных средств. Из этого они заключили, что рабочие в большинстве своем за революцию. Но современники не всегда вникали в суть большевистско-меньшевистского соперничества. Праздник воспринимался прежде всего как ответ на угрозу принятия нового закона о печати, направленного не только против крайне левых, но и против либеральных, «прогрессивных» газет, каких в России было больше всего.

Проправительственные силы отреагировали на это по-своему: впервые в думской практике депутат Н.С.Чхеидзе был привлечен за выступление с трибуны Думы к судебной ответственности. Социал-демократы и трудовики ответили в тот же день, 22 апреля обструкцией председателю Совета министров Горемыкину, не дав ему выступить. Родзянко, в свою очередь, подверг их за это «высшей степени наказания» — исключению из Думы на 15 заседаний, причем троих — А.И.Чхенкели, А.Ф.Керенского и Г.И.Петровского выпроводили из зала заседания силой (вернее угрозой ее применить). Только после этого Горемыкин получил возможность произнести свою речь. Часть депутатов-прогрессистов проголосовала вместе с правыми и октябристами за исключение, кадеты воздержались.

Симпатии общественности были на стороне исключенных. «Скандал в Думе оживленно обсуждается, чувство горечи, негодования еле-еле сдерживается», — писал в те дни один из петербургских большевиков. «Воздержание» кадетов осудили даже их местные организации. На заседании кадетского ЦК, где обсуждалась сложившаяся ситуация, мнения разошлись. Левый кадет А.М.Ко-любакип говорил, что самое меньшее, что могли сделать кадеты, если не голосовать против исключения, это по крайней мере уйти из зала в момент «расправы» с социал-демократами и трудовиками. В результате допущенной кадетами ошибки, подчеркнул Колюбакин, «налаживавшаяся в последнее время солидарность всех групп оппозиции расплывается. Социал-демократ Малиновский, считавший раньше ниже своего достоинства ходить на совещания с кадетами, в последнее время являлся сам, чтобы сговориться».

Большинство членов ЦК не склонно было идти слишком далеко в координации действий с леворадикальными партиями, на чем настаивали Колюбакин и другой член ЦК И. В. Некрасов. П.Н.Милюков сообщил, что крайне левые сами хотели отмежеваться от кадетов как от людей «с рыбьей кровью», поэтому накануне инцидента Керенский, Малиновский и Чхеидзе вместо того, чтобы договориться о совместном с кадетами протесте, заявили ему, что «они пойдут дальше». Но после безоговорочного оправдания на заседании ЦК тактики кадетской фракции Милюкову пришлось все же в печати заявить, что кадеты солидарны «с целями, которые преследовал тактический шаг крайних левых», и они не согласны только с формой протеста и выбором для него момента. О своем сочувствии мысли о необходимости как можно ярче реагировать на действия правительства заявил и лидер прогрессистов И.Н.Ефремов[433]. Коновалов же выразил несогласие с поведением своей фракции тем, что отказался от полномочий товарища председателя Государственной думы.

В день исключения левых депутатов больше всех возмущался Малиновский: парламентские способы борьбы исчерпаны, твердил он; позорно возвращаться после всего, что произошло, в Думу; нужно поднимать рабочих на защиту депутатов, отправляться на места и призвать их к «активным действиям»; революционное выступление — вот единственный выход. Малиновского никто не поддержал. Даже обычно молчаливый Шагов произнес: «Так революции не делаются»[434]. Впрочем, в этот момент полевели и меньшевики. На заседании своей фракции Чхенкели даже предлагал отказаться от лозунга «беречь Думу во что бы то ни стало» и перейти к работе «чисто революционной»[435]. О неэффективности Думы перед лицом усиливающейся реакции говорил и Коновалов. Поэтому никто не придал особого значения словам Малиновского. Настроение его можно было понять, ничего непривычного в его поведении никто не заметил.

В Петербурге в забастовках протеста против исключения левых депутатов участвовало 75 тыс. рабочих, в Москве 54 тыс.[436] — не так уж много по тогдашним меркам. Петербургское общество фабрикантов и заводчиков ответило на эти стачки новым локаутом, уволив 26 тыс. рабочих. Секретарь редакции «Правды» С.В.Малышев предостерегал депутатов: неосторожные призывы могут привести к стихийным вспышкам, а это даст правительству желанный повод «пустить кровь» рабочим, «дабы сбавить их пылу и энергии»[437].

Несмотря на возражения Малиновского, 7 мая левые депутаты возвратились в Думу. Возвращение они решили ознаменовать совместной, крайне резкой декларацией, ее читали по очереди заранее записавшиеся депутаты. Вслед за Керенским, которому удалось, начав чтение, продержаться на трибуне несколько минут, Родзянко последовательно лишал слова всех остальных, прерывая их на второй-третьей фразе. Прочитать декларацию до конца так и не удалось, и даже прочитанную часть было запрещено полностью опубликовать. Родзянко действовал четко: текст декларации ему заботливо сообщили из департамента полиции еще до открытия заседания. А Малиновский продолжал негодовать и требовать решительных действий.

8 мая с утра в Думе были все члены большевистской фракции, в том числе и Малиновский, потом они разъехались, остался один Муранов. Около 6 часов вечера к нему подошел член меньшевистской фракции Туляков и спросил: Верно ли, что Малиновский уходит из Думы? С тем же вопросом обратился к нему Керенский. Коновалов подтвердил: в его присутствии в половине четвертого Малиновский подал председателю Думы заявление о сложении им депутатских полномочий (дело было так: Малиновский вбежал в кабинет Родзянко, бросил ему на стол запечатанный конверт со словами «Прощайте!», а на недоуменный вопрос — «Что это значит?» — ответил: «Прочтите, сами узнаете»)[438]. Родзянко, когда к нему обратился Муранов, от прямого ответа уклонился. Но сомнений уже не было, хотя сам поступок председателя большевистской фракции казался совершенно непостижимым.

Оставалось полчаса до вечернего заседания Думы, на котором Родзянко должен был огласить заявление Малиновского. По телефону Муранов позвонил депутатам-большевикам, растерянные они быстро собрались в помещении фракции. Петровскому поручили пригласить Малиновского. Тот был пьян, приехать и дать объяснения отказался. Петровского послали вторично. На этот раз Малиновский заявил, что вечером уезжает за границу, и показал оформленный заграничный паспорт. Почти в невменяемом состоянии он кричал: «Судите меня, делайте, что хотите, а я говорить не желаю!»[439] Жена и дети плакали, по-видимому, и для них псе это явилось полной неожиданностью.

Депутаты-большевики были настолько потрясены, что против своего обыкновения стали искать сочувствия у меньшевиков. «Шагов и Мурапов, чуть не плача, жаловались, что этот «сатана» изводил их своими претензиями», — сообщал Ф.И.Дан П.Б.Аксельроду; во всеуслышание депутаты обещали объявить Малиновского изменником. Замешательство царило и в редакции «Правды»[440].

Незадолго до отъезда Малиновского Л.Б.Каменев получил от него письмо. Свои действия Малиновский бессвязно объяснял тем, что события последних дней убили в нем «всякую возможность быть в Думе». Он писал, что ненавидит «всю эту проклятую Думу», не верит «в ее работу и значение». «…Идти в Думу говорить речи я бессилен, а на большее — стояла резолюция [ЦК]: «В рамках сохранения депутатского полномочия». Непарламентские способы для товарищей невозможны, а для меня парламентские стали неприемлемыми. Что оставалось сделать — уйти и только уйти, что я и сделал. На большее я сегодня неспособен, зол и возбужден до болезни»[441].

В ответном письме — оно было вручено Малиновскому уже на вокзале — Каменев резко осудил его дезертирство, назвав бывшего депутата подлецом[442]. В тот же вечер члены ЦК РСДРП, находившиеся в Петербурге, вместе с членами большевистской фракции постановили исключить его из партии[443].