Игорь Озимов - Литературно-художественный альманах «Дружба». Выпуск 3

• Название: Литературно-художественный альманах «Дружба». Выпуск 3
• Автор: Игорь Озимов
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1954

---

Товарищи! Но и здесь он не один. Нужно узнать, кто его соседи по камере; ведь это политический корпус, — значит, за стеной могут оказаться его друзья-единомышленники.

Перестукиваться Сергей умел. Он прислушался; за дверью было тихо. В «глазок» за ним никто не наблюдал.

Но постучать Сергею не удалось. Неожиданно за стеной, справа, раздалось громкое всхлипывание и протяжный, мучительный стон. Сергей насторожился.

Стоны и плач стали громче, — человек за стеной рыдал. Сергей знал, что жандармы при допросах избивают политических, когда те отказываются давать показания. Видно, и с этим товарищем случилось такое. Избитого, измученного привезли его с допроса и бросили в камеру.

— Пощадите! Простите меня! Я жить хочу! — закричал вдруг отчаянно и хрипло заключенный.

Сергей оторопел. Кто же это так кричит в политическом корпусе? Не подсадили ли ему провокатора, который устраивает эту инсценировку?

Сергей подошел к стене и постучал:

— Что случилось? Кто вы? За что посажены?

Вместо ответа за стеной раздался вопль.

— Пощадите меня, простите!

Сергей постучал громче, думая, что сосед его не расслышал, но и на этот раз, кроме отчаянно исступленных криков, ничего не последовало.

Кто же он? Почему не отвечает?.. Не хочет… или не умеет перестукиваться? Не знает ли что-нибудь о нем сосед слева? И Сергей постучал к соседу.

— Это очень молодой парень, — выстукивал тот в ответ. — Кажется, железнодорожник, приговорен к повешению; об остальном договоритесь сами. В Петербург послано ходатайство о помиловании. Ответ еще не получен.

О себе сосед сообщил, что он сельский учитель и приговорен к трем годам крепости за распространение и хранение нелегальной литературы.

Сергей задумался, стоя у стены.

«Да, поговорить с парнем необходимо. Нельзя, чтобы человек так вел себя. Нельзя, чтобы он унижался перед жандармами, просил у них пощады. Видно, он попал в тюрьму впервые и растерялся. Нужно поддержать его. Но весь вопрос в том, как поговорить, когда заключенный не умеет перестукиваться. Как?»

И Сергей зашагал по камере взад и вперед, то медленно, словно после тяжелой болезни, то взволнованно, почти бегая.

Не попробовать ли крикнуть?. Пожалуй, не услышит, да и в тюрьме не позволяют кричать. Передать записку? Но с кем и как, да и где возьмешь бумагу с карандашом?… А что если провернуть в соединении между кирпичами сквозную дырку, хотя бы самую крохотную? Тогда можно было бы шепотом переговариваться с соседом. Осуществимо ли это?

Сергей внимательно осмотрел стену. Она была сложена, и видимо, недавно. Кирпичи соединены были между собой обыкновенной глиной.

Попытаться продолбить эту глину! Только надо поторапливаться, — каждый день приговор могут привести в исполнение.

И, словно в ответ на его мысли, за стеной раздалось невнятное бормотание и выкрики:

— Не надо! Не хочу!.. Пощадите!..

На улице уже стало светать. Через маленькое решетчатое окошко в камеру пробивался предутренний зимний свет. Огонек в жестяной лампочке мигал и почти гас. В камере запахло керосином. Сергей погасил лампочку. За окном становилось всё светлее и светлее. Начинался день, но Сергей не был ему рад: он был готов хоть сейчас ковырять стенку. Но днем тщательно следили стражники, и приходилось ждать вечера и даже ночи.

И когда настала ночь, Сергей поспешно и осторожно начал отковыривать ногтями глину между кирпичами, расположенными как раз на уровне его подушки.

«Так даже будет удобнее и безопаснее переговариваться», — подумал Сергей.

Но до разговоров было еще далеко. Работа шла так медленно! Ковырять глину ногтями было больно и неудобно.

«Нет, надо придумать что-нибудь другое, — пустыми руками ничего не добьешься».

Сергей вытер выступившую из-под сломанного ногтя кровь.

В шесть часов утра явился стражник убирать камеру. Сергей взглянул на метлу, торчавшую у него подмышкой, и усмехнулся про себя: «Вот он, выход!»

— Хорошо ли спалось, господин студент, на новом месте? — спросил стражник.

— Я не студент. А спалось отлично, — ответил Сергей.

— Ну вот, а все жалуются, что в тюрьме плохо.

Он взял «парашу» и, что-то бормоча себе под нос, вышел из камеры.

Сергей только этого и ждал; когда захлопнулась дверь и стихли шаги стражника, метла очутилась у Сергея в руках. Он сильным рывком выдернул из нее три толстых прута и спрятал их под тужуркой.

Вскоре явился стражник, поставил «парашу» на место и, ничего не подозревая, начал подметать камеру.

В этот вечер дело пошло быстрее, — работать прутом было удобнее.

С тихим шуршанием сыпалась по стене глина и падала на кровать, Сергей подбирал ее и прятал в карман.

Что же делал в это время смертник?

Два дня и две ночи за стеной не смолкали крики и стоны; осужденный ждал, что за ним придут с минуты на минуту. Он то вскакивал с постели и метался по камере, то забивался в углы, словно это могло его спасти. Но на третью ночь его болезненно обостренный слух уловил за стеной странный шорох.

Он приложил ухо к стене. Кто-то настойчиво и упорно царапался в его стену.

И в следующие ночи, после вечерней поверки, за стеной опять слышался шорох, который не смолкал до самого рассвета.

— Может быть, мне хотят устроить побег? Нет! Это невозможно!!. А вдруг?!

И, позабыв о том, что каждую минуту может войти стражник, он с исступлением и яростью начал царапать каменную стену. Скоро он обломал все ногти и, выбившись из сил, охваченный тупым отчаянием, повалился на койку и заснул. Заснул впервые за эти дни.

Осужденный проснулся на рассвете, оглянулся вокруг и вздрогнул, — из стены, как раз над его подушкой, торчал тонкий черный прутик. Может быть, ему померещилось? Но нет, прут шевелился. Кто-то проталкивал его из соседней камеры.

Осужденный дернул прут к себе и припал ухом к крохотной дырочке в стене. Он услышал шопот:

— Как ты сюда попал? Кто ты?

— Меня зовут Алексей. Я железнодорожник со станции Тайга.

Прижавшись губами к стене, задыхаясь от волнения, Алексей шопотом рассказал о том, как два месяца назад к ним на станцию приехала карательная экспедиция и стала пороть рабочих. Он стоял в толпе и смотрел, как расправляются с железнодорожниками. Когда очередь дошла до его дружка — кочегара Володьки, — Алексей не выдержал, бросился на жандармского офицера, наблюдавшего за поркой, и ударил его по лицу.

— Не так надо было действовать, Алексей! Не так! — вырвалось у Сергея.

— Так или не так, а вздернут меня за жандарма. Вздернут! И статью подобрали, чтоб обязательно повесить: за открытое противодействие военным властям… А ведь мне только… — он, не договорив, всхлипнул.

Сергей понял, что прежде всего Алексея нужно отвлечь от этих проклятых мыслей о смерти. Нужно сделать так, чтобы он перестал об этом думать.

— В тебе заговорило человеческое достоинство, возмутилась твоя гордость, когда ты ударил жандарма. А почему же ты теперь плачешь и умоляешь о пощаде жандармов?

— Умирать страшно. Повесят ведь, а мне только восемнадцать лет!

— Перестань! И не стыдно тебе? Рабочий парень, а ведешь себя, как трус.

Алексей молчал.

— Слушай, — снова заговорил Сергей, — не плачь, не надо. Где ты работал?

— В паровозном депо.

— Я на вашей станции бывал. У меня среди железнодорожников знакомые есть, — сказал Сергей и стал расспрашивать Алексея, строгое ли у них начальство, работает ли сейчас на станции помощник машиниста Гаврилов. А под конец задал вопрос, который особенно удивил Алексея: Сергей спросил, есть ли у них речка и любит ли Алексей купаться.

Вначале Алексей отвечал нехотя и безразлично, но потом понемногу разговорился. Этого только и хотелось Сергею, — отвлечь его от мрачных мыслей.

И этот разговор не пропал даром.

На следующую ночь Алексей первый постучал в стену.

— Не спишь, сосед? Ты уж прости. Как тебя звать-то? Я вчера не спросил.

Сергей ответил. И беседа продолжалась.

Они лежали, скорчившись на своих койках, прильнув лицами к отверстию в стене и натянув поверх голов одеяла. Они условились разговаривать по ночам, а днем отсыпаться.

— Теперь я вроде как и не один, — сказал на третью ночь Алексей. — А жаль, что мы с тобой раньше не познакомились. Я ведь тут с пятнадцатого февраля, а сегодня уже третье марта. Весна на носу.

И верно, приближение весны чувствовалось и тут, за стенами крепости. В камеры третьего этажа, выходившие на юг, по утрам заглядывало солнце; снег, лежавший пластами на подоконниках, потемнел. Он таял и с шорохом падал вниз. Маленький кусочек неба, что виднелся в тюремное окно, с каждым днем становился всё прозрачнее, голубее. Пушистые облака, проплывавшие в вышине, были по-весеннему легки и воздушны.