Нил Шустерман - Бездна Челленджера

• Название: Бездна Челленджера
• Автор: Нил Шустерман
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015

Кейден Босх плывет на корабле, держащем курс к самой глубокой точке мира – Бездне Челленджера, в южной части Марианской впадины. 

(Кейден Босх – талантливый старшеклассник; друзья начинают замечать за ним странности.) 

Кейден Босх становится корабельным художником и рисует своего рода судовой журнал. 

(Кейден Босх говорит, что записался в сборную легкоатлетов, а вместо этого часами бродит по городу наедине с собственным воображением.) 

Кейден Босх разрывается между преданностью капитану и захватывающими перспективами бунта. 

Кейдена Босха раздирает надвое.

---

1 2 3 4 5

 Меня часто окружают одни бездушные зомби.

1 2 3 4 5

 Иногда я слышу голоса интернет-магазинов.

1 2 3 4 5

 Я могу дышать под водой.

1 2 3 4 5

 Меня посещают видения о параллельных и/или перпендикулярных мирах.

1 2 3 4 5

 Мне нужно больше кофеина. И немедленно.

1 2 3 4 5

 Я чую мертвецов.

1 2 3 4 5

22. Матрас его не спас

Пока у нас дома травят термитов, мы с семьей на два дня уезжаем в Лас-Вегас. Всю дорогу я рисую в блокноте, меня укачивает, и я с трудом сдерживаю тошноту. В этом смысле я похож на всех остальных обитателей Вегаса.

Наша гостиница построена в виде тридцатиэтажной пирамиды, и лифты в ней ходят по диагонали. Лифты — гордость Лас-Вегаса. Тут и стеклянные стенки, и зеркальные, и хрустальные люстры, которые так трясутся и звенят, будто каждый подъем и спуск — целое землетрясение. Гостиницы все соревнуются между собой, кто быстрее доставит клиента из номера в казино. В нашей лифты даже оборудованы игровыми автоматами для тех, кому совсем уж невмоготу ждать.

Я почему-то нервничаю.

— Тебе нужно поесть, — предлагает мама. После еды ощущение не проходит.

— Тебе нужно поспать, — советует папа, как будто я ребенок; но все мы знаем, что дело не во сне.

— Тебе надо преодолеть свою застенчивость, Кейден, — не раз повторяют они оба. Проблема в том, что раньше я никогда не страдал от застенчивости, всегда был уверен в себе и открыт к общению. Они не знают — даже я пока еще не знаю — что с этого начинается что-то более серьезное. Пока на свет показалась только верхушка огромной черной пирамиды.

Родители полдня играют в казино, пока не решают, что проиграли достаточно денег. Потом они начинают ругаться и сваливать вину друг на друга:

— Ты не умеешь играть в очко!

— Я же говорил, что предпочитаю рулетку!

Всем нужно на кого-то свалить ответственность. Семейные пары ругают друг друга. Так проще. Ситуацию усугубляет еще и то, что мама умудрилась сломать левый каблук своих любимых красных туфель и ей пришлось хромать до гостиницы, потому что шлепать по улицам Вегаса босиком было бы крайне неразумно. Ходить по раскаленным углям и то не так больно.

Пока родители ищут утешение в спа-салоне, мы с Маккензи отправляемся гулять по бульвару, любуясь танцующим фонтаном «Белладжо». Меня немного напрягает гулять с сестрой, потому что она сосет свой любимый ядовито-голубой леденец. С ним она выглядит гораздо младше своих неполных одиннадцати, и я чувствую себя нянькой. К тому же, идти рядом с кем-то, у кого весь рот перемазан синим, тоже довольно неловко.

По пути я беру рекламу эскорт-услуг у неопрятных парней, раздающих ее всем желающим. Я не собираюсь звонить по указанным на визитке номерам, просто у меня что-то вроде коллекции. Как некоторые собирают бейсбольные карточки. Только на моих карточках изображены девушки в нижнем белье. Одна такая стоит целой команды высшей лиги!

Я вспоминаю, что одно из зданий, мимо которых мы проходим, некогда было отелем “MGM Grand” и когда-то давным-давно пережило страшный пожар. Испугавшись дурной славы, компания продала дом какой-то другой сети отелей и построила новую гостиницу — огромное святилище азартных игр, изобильное, как страна Оз. Старое здание теперь скрывается под другим названием. В том пожаре погибло много народу. Какой-то парень выпрыгнул с верхнего этажа на матрас, чтобы не сгореть заживо. Матрас его не спас.

Потом я начинаю думать о нашей гостинице: а вдруг она тоже загорится? Как выбраться из объятой пламенем стеклянной пирамиды, если нельзя открыть окно? Мои мысли носятся, как ненормальные. А что если какой-нибудь из этих немытых парней решит, что хватит с него раздавать рекламу и настало время для небольшого поджога? Я всматриваюсь в одного из них и вижу что-то такое в его глазах, что сразу понятно: он на такое способен. Мной овладевает сильное предчувствие, внутренний голос повторяет, что нельзя возвращаться в гостиницу. Потому что за мной наблюдают. Может быть, все они за мной следят. Кто знает, вдруг все эти замызганные парни работают вместе? И я не могу вернуться в гостиницу, потому что тогда она точно загорится. Так что я убеждаю Маккензи, ноющую, что натерла ногу, идти дальше, хотя и не объясняю, почему. Мне вдруг начинает казаться, что мой долг — защитить ее от этих ненормальных.

— Давай заглянем во «Дворец Цезаря», — предлагаю я. — Там должно быть круто.

Войдя внутрь, я немного успокаиваюсь. Вход охраняют огромные каменные центурионы, в доспехах и с копьями. И хотя они стоят тут просто для украшения, мне кажется, что они защитят нас от любых коварных поджигателей.

Внутри, среди магазинчиков с духами, бриллиантами, кожей и норковыми пальто, в нише стоит еще одна статуя. Это отличная копия «Давида» Микеланджело. В Лас-Вегасе кругом — отличные копии: Эйфелева башня, Статуя Свободы, пол-Венеции… Они подделали целый мир для вашего развлечения.

— Фу, почему тот парень голый? — спрашивает Маккензи.

— Не тупи, это же «Давид»!

— А… — К счастью, сестра не спрашивает: «Какой еще Давид?». Вместо этого она интересуется: — А что у него в руке?

— Праща.

— Что еще за праща?

— Такое оружие. По Библии, из нее он убил Голиафа.

— А… — говорит Маккензи. — Пойдем отсюда?

— Сейчас. — Я не готов уйти, потому что прикован к месту каменными глазами Давида. Его тело расслаблено, как будто он уже завоевал свое царство, но лицо полно скрытого беспокойства. Мне приходит в голову, что Давид был вроде меня. Тоже видел повсюду чудовищ, на которых в мире не хватит пращей.

23. Восемь с половиной секунд

К концу нашего первого дня в Вегасе родители успели немножко выпить.

Спор о том, кто больше проиграл, закончен. Они решили стать выше этого. В буквальном смысле.

Понимаете, в каждом отеле Вегаса есть своя фишка, а самая большая фишка на весь город — Стратосферная башня, в которой, по слухам, сто тринадцать этажей (хотя я уверен, что они измеряют этажи лас-вегасскими дюймами, способными меняться в размерах по прихоти владельца). Ее круглая стеклянная корона, венчающая длинный гладкий бетонный шпиль, выглядит впечатляюще. Лифтер утверждает, что тут самый быстрый лифт западной цивилизации. В этом городе все помешаны на лифтах!

В четырехэтажной короне расположены вращающийся ресторан и бар с живой музыкой. Посетители сидят в бархатных креслах и потягивают отсвечивающие неоном коктейли, от которых, кажется, исходит радиация. А еще здесь оборудовано что-то вроде парка развлечений. Один из аттракционов предлагает вам прицепиться к тросу и пролететь сто восемь этажей практически в свободном падении, не прихватив с собой вниз даже матраса. Зато с вами едет камера и записывает вашу предполагаемую попытку самоубийства, чтобы вы могли потом пережить эти восемь с половиной секунд в уюте и безопасности своей гостиной.

— Как вы на это смотрите? — спрашивает папа. — И никакой очереди!

Сначала мне кажется, что это шутка, но у него слишком блестят глаза. Папа редко напивается, но уж тогда он становится ходячей рекламой любых бредовых идей.

— Нет, спасибо, — отвечаю я и пытаюсь незаметно убраться подальше, но папа хватает меня и заявляет, что это надо сделать всей семьей. У него даже скидочные купоны есть. Два по цене одного. Четыре по цене двух. Такой шанс!

— Расслабься, Кейден! — призывает отец. — Отдайся вселенной! — Мой папа не застал лихих шестидесятых, но выпивка превращает его из добропорядочного республиканца в бродящего по Вудстоку хиппи. — Чего ты боишься? Это же абсолютно безопасно!

Прямо перед нами кто-то в синем комбинезоне и страховочном поясе прыгает в пустоту и исчезает внизу с концами. Люди аплодируют, и у меня начинают неметь пальцы.

— Интересно, кто-нибудь разбивался? — спрашивает у инструкторов какой-то бледный придурок с неоновым коктейлем и гогочет со своими тупыми друзьями: — Заплатил бы, чтобы на это поглядеть!

— Или мы прыгаем всей семьей, или не прыгает никто, — объявляет папа. Маккензи тут же начинает действовать мне на нервы и жаловаться, что я всегда отравляю ей жизнь. Мама только хихикает, потому что от нескольких порций «маргариты» она становится двенадцатилеткой в сорокалетнем теле.

— Давай, Кейден, — призывает папа. — Живи настоящим, парень! Ты будешь помнить это до конца жизни!

Ага. Все восемь с половиной секунд.

Я сдаюсь, потому что их трое на одного. Встретившись с папой взглядом, я вижу то же выражение, что и на лице того ненормального разносчика рекламы, который хотел поджечь нашу гостиницу. Что я знаю о своем отце? А что, если он состоит в каком-нибудь тайном обществе? А что, если вся моя жизнь была такой же подделкой, как тутошняя пародия на Венецию, а на самом деле все затевалось, чтобы заманить меня сюда и столкнуть с небоскреба? Кто эти люди? И хотя часть моего сознания знает, как глупо все это звучит, другая все равно подкармливает эти ужасные «А что, если?». Та самая часть меня, которая всегда заглядывает под кровать в поисках монстров после хорошего ужастика.