Вячеслав Веселов - Угол опережения

• Название: Угол опережения
• Автор: Вячеслав Веселов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Документальная повесть, посвященная первому в Зауралье Герою Социалистического Труда машинисту И. П. Блинову, одному из основателей всесоюзного вождения тяжеловесных поездов.

---

Я оставил вещи, давно исчезнувшие из дорожного обихода, архивные документы и пожелтевшие фотографии и вышел на воздух.

По залитому солнцем перрону шагали машинист электровоза с помощником, оба молодые, в свежих сорочках, с дорогими портфелями. У помощника были длинные, по моде волосы. Они очень шли к его узкому лицу и нежной юношеской шее. Парни остановились возле локомотива, коротко о чем-то посовещались и не спеша, даже с ленцой, полезли в кабину. Электровоз — блестевший свежей краской красавец из последней серии — негромко крикнул и побежал к составу.

В сильных и совершенных новых машинах властвуют строгие законы. И законы эти встали между техникой и человеком. Мне кажется, у сегодняшнего поколения машинистов нет прежней близости с машиной, того сердечного контакта, на который душа старого механика откликалась привычной радостью. Опыт стариков все-таки был богаче, в нем было больше от искусства.

— Это все лирика, — сказал мне молодой инженер. — Прежние отношения с машиной просто не рентабельны.

Конечно, у нового поколения железнодорожников свои заботы и свои радости. Их напичканные автоматикой локомотивы требуют иного, более высокого класса технической культуры. В освоении ее есть, наверное, своя поэзия, но моя любовь отдана старым машинистам. Они застали мир техники, когда он был еще молодым. Меня восхищает их яростный порыв и то вдохновение, с каким они овладевали новым миром.

16

Человек — начало для всякого механизма…

Научно-техническая революция приучила нас к триумфам человеческой мысли. Но темпы, какими достижения науки внедряются в наш быт, не позволяют сколько-нибудь полно осознать их значение. Через три года после получения полупроводников в продажу поступили первые транзисторные приемники. Мы порой не то что пережить, даже удивиться не успеваем открытию. Спросите: «Какой по счету спутник запустили вчера?» Ответят: «Да их вроде уже за девятую сотню перевалило…» А может, и того не скажут. К технике относятся спокойней, иногда — прохладно или с раздражением. Можно даже услышать: «Погубят нас моторы…» И так говорят не одни лишь романтики с их ностальгией по «старым добрым временам». Просто первые восторги миновали, и наступила естественная реакция — охлаждение.

Размышляя об уроках Блинова, я снова и снова возвращался к его любви и преданности делу. Меня неизменно восхищал деятельный характер этой любви.

Перенесемся в пятидесятые годы. Известный на всю страну машинист, Герой Труда и почетный железнодорожник, седой человек приходит в техникум, аккуратно высиживает часы занятий рядом со вчерашними школьниками, а после классов пропадает в депо — осваивает электровоз.

— Были и сомнения, — рассказывает Блинов, — чего скрывать. Спрашивал себя: зачем? Жизнь-то одна. Не проживешь две жизни. Думал про новую машину: нет, не мое. Все мое с ним, с паровозом. Ну хорошо, умею топить. Только кому нужно сегодня это умение? Мой опыт? Так ведь он молодым вроде без надобности. Рассуждали они о паровозе так: уголь, грязь, мазут, копоть. Ладно, думал, паровоз спишут. А меня-то нельзя списать, мою память, мою жизнь… Видел, что некоторые старые машинисты отказывались переучиваться только потому, что образования не хватало. Правда, виду не показывали, бодрились: на наш век паровозов хватит. Но я-то знал, что они прячут за этими речами. Не хотелось самому пасовать. Поехал в Челябинск учиться…

Блинов не просто овладевал машиной, он новую действительность обживал, спешил за бегущим днем.

Все серьезнее, все настойчивее говорим мы сегодня о необходимости творческого подхода к делу на всех ступенях производства — от Генерального директора до конкретного исполнителя каких-то (пусть и небольших) конкретных заданий. Научно-техническая революция требует, чтобы исполнительские функции стали функциями творческими. Блинов всегда был готов отвечать на требования дня, мастерство и опыт дарили ему понимание забот времени. Таков еще один урок старого машиниста, который не любил торить проторенное и постоянно искал новые пути.

О паровозах, о своей работе Блинов рассказывает с неизменным воодушевлением, почти с восторгом, однако не кажется при этом чудаковатым представителем вымирающего племени машинопоклонников. Проживший всю жизнь среди машин, он сумел найти в них и поэзию, и красоту. Это не может не восхищать, если даже ты совершенно равнодушен к технике. И тогда задумываешься вот о чем.

Наша действительность тороплива и деловита, и в поисках красоты мы все чаще устремляемся на «тихую родину» с аистами на крыше. В этом все-таки есть какая-то слабость. Нам, быть может, надо не бежать, а постараться найти поэзию в нашем строгом и рациональном машинизированном мире.

Настоящее порой бывает трудно осознать, и, видимо, поэтому мы склонны искать красоту в прошлом, пусть даже и недавнем. Массовое промышленное производство, например, заставляет нас вспоминать ручное ремесло и с нежностью приглядываться к изделиям кустарного промысла. Но кто может поручиться, что сегодняшний компьютер, устарев, завтра не станет будить тоску по прошлому, какую будят сегодня парусники или слабосильные паровички, пыхтящие на узкоколейках и в заводских дворах?

Несомненно, что в будущем наша жизнь будет содержать гораздо больше техники, нежели сегодня. Но тут нет повода испытывать страх, замечают ученые, ибо техника появляется перед человеком не внезапно, мы сами развиваемся вместе с ней, и она растет через нас.

Маршруты вечерних прогулок часто приводят Блинова к дороге. Однажды на исходе быстро гаснущего зимнего дня он увидел странный состав. По крутой дуге он вылетел из-за поворота — короткий, безвагонный, одни паровозы. Он был печален этот состав. Блинову хватило взгляда, чтобы понять: паровозы перегоняют не для новой работы — это их последний рейс. Собранные из тупиков, темные, ржавые, с облупившейся краской, они бежали, чтобы исчезнуть в мартеновских печах.

Паровозы мчались с яростным грохотом, словно их гнала память о бешеных гонках и скоростях, словно они еще раз хотели пережить неистовое напряжение работы, ветер в лицо, гудки и веселую пляску колес.

Это его жизнь неслась рядом с ним. Воспоминания мгновенно отбросили Блинова в те дали, откуда летели эти паровозы — на маленькие станции времен гражданской войны и рельсы первых пятилеток. Мимо старого машиниста неслись свидетели его трудов и побед — паровозы 30-х годов, бессонные машины военных лет и вот этот локомотив послевоенной поры. Он выглядел еще молодцом и, наверное, мог бы ходить дальше, но сейчас торопил свой бег, чтобы, пройдя сквозь огненную купель мартенов, возродиться в других машинах, а однажды — на других дорогах и в других временах — напомнить о себе густым магистральным баритоном…

В зимних сумерках стоял высокий седой человек и, не скрывая слез, смотрел на старые паровозы.

…Блинов поднимался в кабину электровоза, и теперь это было каждый раз событием, потому что поездки разделяли долгие паузы. Он следил за приготовлениями к рейсу молодого машиниста, сам готовился и вдруг с острой тоской вспоминал задымленные и тесные будки своих исчезнувших паровозов. А потом тоска уходила, сменялась привычным чувством работы. Начинался новый рейс.

* * *

Тяжеловесы узнаешь сразу: словно с далеких речных перекатов летит гул, мягко пружинит и проседает земля. Обрушив на пригород грохот и лязг, поезда вырываются на простор и исчезают среди погруженных в молчание полей. Эти машины ведут ученики Блинова. В них жива его душа, страсть, его человеческий огонь.

Примечания

1

Эпиграфы взяты из произведений Андрея Платонова.

2

«Огонь человеческий». Челябинск, 1974, с. 98—100.