Леонид Васильев - Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

• Название: Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)
• Автор: Леонид Васильев
• Издательство: Восточная литература
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-02-018103-Х

Том 2 трехтомника «Древний Китай» посвящен событиям периода Чуньцю (8–5 вв. до н. э.). Основное внимание уделено характеристике структуры китайского общества, в частности проблемам древнекитайского феодализма и дефеодализации чжоуского Китая.

---

Итак, дороги существовали. Похоже на то, что это были обычные для Китая проселочные дороги с глубокими колеями для больших колес, которые, быть может, кое-где сохранились и сейчас. В принципе они были пригодны как раз для телег и колесниц, так что проблем с перемещением на большие расстояния, как то вытекает из отсутствия в текстах соответствующих жалоб и сетований, не было. В случае необходимости вести бои в гористой местности колесницы были бессильны и их экипажам приходилось воевать в пешем строю. Но это было, насколько можно понять, исключением из нормы, вызванным экстремальными обстоятельствами.

Итак, боевые колесницы были основой военной мощи царств и применялись практически везде и всегда, во всех войнах и почти при любых обстоятельствах, от них зависел исход боя. Но колесницы были оружием аристократов. Каждая из них комплектовалась тремя воинами и перемещалась усилиями чаще всего четырех лошадей.

В боевом экипаже колесницы главную роль играл ее хозяин и командир, располагавшийся по ходу слева и имевший достаточно широкий маневр для выбора цели и стрельбы из лука. Вторым был колесничий, находившийся в центре и управлявший лошадьми. Видимо, в горячий момент схватки он мог попридержать или вовсе остановить лошадей, привязав поводья и тоже взяться за оружие. Третьим был воин справа, имевший возможность прицельно и далеко бросить копье и потому именовавшийся копьеносцем справа. Хотя каждое из мест строго закреплялось за определенным человеком, по-видимому, все они при необходимости могли заменить друг друга и умели хорошо пользоваться и луком со стрелами, и копьем, и иными видами вооружения, в частности необходимыми для ближнего боя, т. е. кинжалами, клевцами, боевыми топорами и т. п.[125]. Эти навыки приобретались, о чем уже упоминалось, смолоду, в ходе учебы и регулярных тренировок на охоте. Иными словами, экипаж колесницы комплектовался из аристократов, которые с юных лет становились в ряды профессионалов военного дела. Это не значит, что они всегда только воевали. Как известно, в чжоуском Китае разделения знати на занятую в военном деле, в гражданской администрации или в ритуалах практически не существовало. Обычно одни и те же люди выполняли различные функции в зависимости от ситуации. Из текстов хорошо видно, что воевали и возглавляли армии те же люди, что управляли царством, занимая в нем различные должности, начиная с самых высших.

Таким образом, колесница в чжоуском Китае была оружием аристократа. Неудивительно, что комплектованию экипажа ее хозяин и командир — а таковыми были все высокопоставленные представители знати, начиная с чжухоу, — уделял большое внимание. Насколько можно судить по текстам, правитель не стремился включать в команду близких родственников, которых всегда было немало, а предпочитал брать людей надежных, кому можно было довериться в бою. Стоит еще раз вспомнить в этой связи о цзиньском Сянь-гуне, который после удачного похода сделал двух членов из своего экипажа, Чжао Су и Би Ваня, дафу и дал им во владение завоеванные княжества в качестве уделов.

Когда сын Сянь-гуна Хуэй-гун создавал свой экипаж, он обратился к обряду гадания, которое указало на приближенного Цин Чжэна. Однако правитель пренебрег его результатами на том основании, что Цин Чжэн непокорен и имеет привычку спорить. Как поясняет «Го юй», незадолго до того, когда шел спор о том, давать ли царству Цинь цзиньское зерно, Цин Чжэн был за помощь, а правитель принял аргументы противоположной стороны, да еще и упрекнул Цин Чжэна, когда тот поинтересовался мотивами. Можно понять Хуэй-гуна, не желавшего иметь в экипаже человека с характером, настырно требующего пояснений. Но зачем тогда прибегать к гаданию, искушать судьбу? Как бы то ни было, Хуэй-гун пренебрег результатами гадания, чем Цин Чжэн был крайне оскорблен. И когда вскоре после этого в решающий момент сражения с Цинь колесница Хуэй-гуна застряла в грязи (подтекст можно понять таким образом, что колесничий оказался не на высоте — не зря ведь гадание указало на другого!), а сам Хуэй-гун стал просить Цин Чжэна взять его в свою колесницу, тот отказался, заметив, что это был выбор правителя, так что пусть он сам теперь и выпутывается. Правда, сразу же после этого Цин Чжэн подъехал к другой цзиньской колеснице, которая преследовала колесницу циньского Му-гуна, и посоветовал прекратить погоню за врагом и спасать своего правителя, что и было сделано. Однако к своему правителю спасатели опоздали (он уже был взят в плен циньцами), а Му-гуна в результате упустили. Позже Цин Чжэн за все это поплатился жизнью [85, с. 116–119; 29, с. 155–161] (чуть иная версия у Сыма Цяня [103, гл. 39; 71, т. V, с. 151–152]).

Эпизод весьма информативен. Во-первых, из него явствует, что в состав экипажа правителя входили высшие представители клановой знати, которые имели свою колесницу, обладали высоким чувством собственного достоинства и в ответ на оскорбления могли быть не только непокорными, но и мстительными. Во-вторых, он свидетельствует о том, что нельзя нарушать принятые нормы. Лучше вовсе не гадать, чем пренебречь результатом гадания, ибо именно от этого случаются беды. В-третьих, из него видно, сколь важно правильно подобрать команду. Война — это экстремальная ситуация, и люди в составе команды должны быть единомышленниками, не перечить командиру. Не менее существенно, чтобы они были хорошими профессионалами, ибо в противном случае неумелые действия оборачиваются катастрофой. Все это со временем становилось нормой.

Когда Дао-гун, вступив на цзиньский престол в 572 г. до н. э., производил назначение воинских начальников, он уже не гадал, но зато тщательно оценивал достоинства и характер каждого кандидата. Своим колесничим он назначил Луань Цзю из влиятельного клана Луань за то, что тот неплохо управляет лошадьми и спокоен в бою. Копьеносцем — Сюнь Биня из другого известного цзиньского клана Сюнь за то, что тот обладал большой силой [85, с. 156–157; 29, с. 205–206].

Из описаний больших военных кампаний в «Цзо-чжуань» явствует, что нормой становилось сплочение и взаимовыручка команды колесницы. Можно еще раз напомнить о том, как в опасной ситуации колесничий поменялся одеждой с циским правителем в ходе сражения в 589 г. до н. э. и тем спас его от плена. Эпизодов противоположного характера немного — кроме упоминавшегося уже случая с Цин Чжэ-ном приходит в голову разве что все тот же колесничий сунского Хуа Юаня, которого обошли бараньей похлебкой, из-за чего Хуа Юань и попал в плен к чжэнцам. Если оставить в стороне исключения, норма убедительно свидетельствует о том, что команда колесницы состояла из аристократов, обладавших устойчивым и веками выработанным чувством своей сословной исключительности, подчинявшихся законам рыцарской этики и не готовых терпеть оскорбления и унижения. Иными словами, в войнах периода Чуньцю главную роль играла феодальная знать, сидевшая на колесницах и хорошо знакомая с принципами аристократической этики и ритуального церемониала, которые многое для нее значили. /

В ходе знаменитой битвы при Яньлине между Цзинь и Чу в 575 г. до н. э. главный идеолог стратегического замысла, приведшего цзиньцев к победе, Ци Чжи, трижды сталкивался с колесницей чуского правителя Гун-вана и всякий раз, как повествуют «Цзо-чжуань» и «Го юй», соскакивал со своей колесницы и спешил приветствовать чужого правителя. За это Гун-ван после сражения велел поднести ему в подарок лук, отметив, что Ци Чжи («человек в наколенниках из красной кожи») вел себя как благородный муж. Впоследствии именно за этот эпизод Ци Чжи был обвинен в преступном замысле и едва ли не весь самый могущественный в то время в Цзинь клан Ци был уничтожен [114, 16-й и 17-й годы Чэн-гуна; 212, т. V, с. 392 и 397, 402 и 405; 85, с. 140 и 152; 29, с. 197–198 и 201–202].

Вся история с Ци Чжи очень противоречива. «Го юй», например, восхваляет его за благородство (храбр и знает правила ли, т. е. ритуального церемониала), но в то же время и обвиняет его не только в предательстве, но в постыдном лицемерии, т. е. в отсутствии благородства и добродетельности [85, с. 82; 29, с. 56]. Разумеется, многое зависит от того, как расценить неординарный поступок. Расшаркиваться на поле боя с командующим войсками противника действительно не очень-то было принято. Но нельзя забывать, что речь идет об аристократе высшего ранга, о храбром воине и военачальнике, который задумал и осуществил успешную военную операцию. За благородное поведение и соблюдение, быть может, чересчур любезных в той ситуации норм аристократическо-рыцарской этики его впоследствии обвинили и казнили. Очень похоже на то, что в сообщениях источников о поведении Ци Чжи что-то не так. Но как оно было на самом деле — если было иначе, — нам никогда не узнать. Единственное, что можно в данной ситуации точно определить, так это то, что рыцарская этика как таковая не только существовала, но и порой принимала столь вычурные, как в случае с Ци Чжи, формы.