Мюриель Барбери - Жизнь эльфов

• Название: Жизнь эльфов
• Автор: Мюриель Барбери
• Жанр: Иностранное фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-10996-4

Героини нового романа Мюриель Барбери «Жизнь эльфов» – две девочки Клара и Мария, это две невероятные судьбы, которых коснулось волшебство. Одна живет в Испании, в селении, затерянном в горах Абруцци, другая – в бургундской деревушке. Обе загадочным образом связаны с миром эльфов. Одна – талантливая пианистка, способная благодаря музыке проникать в незримое, другая наделена особым даром ощущать тайны природы, читать ее знаки, чуять присутствие невидимых созданий. Девочки узнают о страшной угрозе, нависшей над миром людей. Клара и Мария, никогда не встречавшиеся друг с другом, устанавливают между собой связь и, объединив усилия, вступают в битву, от исхода которой зависит и жизнь близких им людей, и само существование человечества.

От автора «Элегантности ежика»! Новый долгожданный роман великолепной Мюриель Барбери «Жизнь эльфов» впервые на русском!

---

– Только бы у нас ее не отняли, – прошептал он, прежде чем скрыться во тьме.

Он стучал в двери домов, где жили другие фермеры, шорник и седельщик, деревенский голова, который был также старшиной дорожных обходчиков, лесничий и другие. И повсюду, прежде чем отправиться к следующей двери, говорил одно и то же: малышка пропала! И у него за спиной хозяин дома кричал, чтоб ему дали охотничью куртку или самое теплое пальто, подпоясывался и нырял в снежную бурю. Так что их собралось пятнадцать человек в доме у Марсело, жена которого уже приготовила свиные шкварки и кувшин горячего вина. Все это смели за десять минут, перемежая еду боевыми наказами, не многим отличавшимися от тех, что раздаются утром в день охоты. За тем исключением, что передвижения диких кабанов тайны не составляли, а вот девочка была непредсказуемей чертенка. Просто у отца, как и у остальных, было на этот счет свое мнение, потому что в тех краях, где мирно уживаются Господь Бог и легенды и где чертей подозревают в разных каверзах, о которых давно позабыл городской человек, люди не верят в случайные совпадения. В наших местах, видите ли, в беде лишь изредка призывают на помощь разум, а скорее полагаются на глаз, ногу, интуицию и упорство. Именно так поступили мужчины в тот вечер, потому что вспомнили похожую ночь ровно десять лет назад, когда они шли по тропе в гору, ища того, чьи следы вели прямо к опушке восточного леса. Однако отец больше всего опасался, что, придя на место, парни будут только хлопать глазами, креститься и качать головой, точь-в-точь как тогда, когда следы внезапно оборвались в центре круга и все уставились на гладкий, как кожа новорожденного младенца, снег, нетронутый и безмолвный, по которому – охотники готовы были в том поклясться – дня два никто не ступал.

Ладно, пусть себе продираются сквозь снежную бурю.

Малышка добралась до опушки. Шел снег. Ей совсем не было холодно. Тот, кто привел ее сюда, заговорил с ней. Это был высокий и прекрасный белый конь, от его спины и боков в вечернем воздухе поднимается пар и светлым туманом заволакивает все стороны света – к западу, где синеет Морван, к востоку, где сжали хлеб без единого дождя, к северу, где раскинулась равнина, и к югу, где люди с трудом идут в гору, увязая в снегу по бедра, и сердца их сжимает тревога. Да, высокий прекрасный белый конь с руками и ногами, да еще и с петушиными шпорами. И он не конь, не человек, не вепрь, а одновременно все они, только составляющие их части подвижны – лошадиная голова вдруг становится человечьей, а тело одновременно удлиняется и обзаводится конскими копытами, которые сокращаются до поросячьих ножек, а потом вырастают до размера кабаньих. И все это продолжается бесконечно, а малышка сосредоточенно следит за этой пляской сущностей, которые перекликаются и смешиваются, прокладывая путь знанию и вере. Он ласково заговорил с ней, и туман изменился. И тогда она увидела. Девочка не понимала, что он говорит, но видела снежный вечер, такой же, как нынешний, в том же селении, где расположена ее ферма, и на крыльце, на белизне снега, что-то белело. И это что-то – она сама.

Все без исключения вспоминали об этом всякий раз, как встречали эту малышку, трепещущую, словно цыпленок, биение жизни которого не скрывает легкий пушок его детского оперения. Тетушка Анжела как раз собралась запереть курятник, когда обнаружила бедняжку. Со смуглого личика девочки на нее глянули черные глаза, такие огромные и такие явно человечьи, что Анжела так и застыла, а потом опомнилась и закричала: «Дитя в ночи!» А после прижала к себе и унесла в дом – малышку, спасая ее от снежных хлопьев, а снег все падал и падал, неумолимо. Той ночью, попозже, тетушка сообщила: «Меня будто Господь вразумил». После чего умолкла со смутным чувством, что невозможно высказать, как искажается геометрия мира после того, как обнаружен новорожденный младенец в белых пеленочках, как вспыхивают возможности и расщепляются на неведомые траектории, вибрирующие в снежной ночи, а тем временем втягиваются и сокращаются пространства и времена. Но она хотя бы ощутила это, а труд разобраться препоручила Богу.

Час спустя после того, как Анжела обнаружила девочку, ферма была полна сельчан, которые держали совет, а окрестность – мужчин, идущих по следу. Они двигались по цепочке одиноких шагов, начинавшихся от фермы и поднимавшихся к восточному лесу, едва впечатываясь в снег, в котором мужчины, однако же, увязали едва не по пояс. Дальнейшее известно: придя на опушку, они прекратили преследование и вернулись в селение с грузом весьма темных мыслей.

– Только бы не… – сказал отец.

Больше никто ничего не сказал, но все подумали о несчастной, которая не дай бог, и осенили себя крестом.

Девочка наблюдала за всем этим, лежа в пеленках тонкого батиста, с кружевами неизвестного в округе рисунка, где был вышит крест, согревший сердца бабулек, и два слова на неведомом языке, сильно их напугавшие. Над двумя этими словами тщетно раздумывали все присутствующие, пока не подошел Жанно, почтовый служащий. По причине войны, той самой, откуда не вернулся двадцать один житель селения, коим поставили памятник напротив мэрии и церкви, этому Жанно в прежние времена случилось весьма далеко забраться на территорию под названием Европа. Для участников спасательной операции оная местность представляла собой не более чем розовые, голубые, зеленые и красные пятна на карте в зале мэрии, потому что какая тут Европа, когда строжайшие границы разделяют села, стоящие всего в трех лье друг от друга?

И вот этот Жанно, заявившийся в шапке из снежных хлопьев и тут же получивший от матери чашку кофе, куда она щедро плеснула спиртного, взглянул на вышитую на атласной ткани надпись и сказал:

– Ей-богу, это же по-испански.

– Точно знаешь? – спросил отец.

Славный малый энергично закивал головой, уже отяжелевшей от спиртного.

– И что означает? – снова спросил отец.

– Откуда мне знать? – ответил Жанно, не говоривший по-бусурмански.

Селяне покачали головой и запили известие новой порцией горячительного напитка. Так, значит, малышка из Испанских земель? Ну и ну!

Тем временем женщины, которые, конечно, не выпивали, сходили за Люсеттой, недавно разродившейся, и теперь она принялась кормить молоком обоих мальцов, пристроив их к таким же белым, как снег за окном, грудям. И мужчины без всякой задней мысли смотрели на эти прекрасные груди, так напоминающие сахарные головы, что их хотелось лизнуть. И всем казалось, будто на весь мир словно бы снисходит покой, потому как тут у нас два малыша приникли к кормящим сосцам. Вдоволь напившись молока, малютка славно срыгнула – кругленько, как шарик, и громко, как с колокольни, – и все засмеялись и стали братски хлопать друг друга по плечу. Всем полегчало, Люсетта зашнуровала корсаж, и женщины подали заячий паштет на толстых ломтях хлеба, обжаренного на гусином жире. Все решили, что это грешок господина кюре, а они удумали оставить девочку в христианском доме. Все остальное не вызвало тех проблем, какие могли бы возникнуть в иных местах, если б испанская девочка свалилась там на крыльцо кому ни попадя.

– Ну, – сказал отец, – по мне, так малютка у себя дома, – и посмотрел на мать, которая улыбнулась в ответ. Потом посмотрел на каждого из гостей, которые были не в силах отвести сытый взгляд от младенцев, уложенных на одеяле возле большой печи. И наконец посмотрел на господина кюре с лоснящимся от паштета из зайчатины и гусиного жира лицом. Тот встал и приблизился к печи.

Все повскакали со своих мест.

Мы не станем повторять здесь благословение деревенского кюре, вся эта латынь – когда лучше бы было хоть немного знать испанский – запутает нас вконец. Но они встали, кюре благословил малышку, и каждый понял, что эта снежная ночь исполнена благодати. Все помнили рассказ одного старожила про такую сильную стужу, что если не замерзнешь, так помрешь от страха. Это случилось во время последней кампании, из которой они вышли с победой и вечным проклятьем – памятью о павших. Той последней кампании, когда колонны двигались вперед в лунных сумерках и когда сам он уже не понимал, существовали ли когда-то дороги его детства, и лещина у поворота, и рои пчел на Иванов день… Да, он перестал что-либо понимать, и все остальные тоже, потому что тогда было так холодно, так холодно… невозможно вообразить, что за участь им выпала. Но на рассвете после той ужасной ночи, когда мороз валил храбрецов, которых не смог сломить враг, внезапно начался снегопад, и этот снег… он был словно искупление мира, потому что дивизии больше не будут замерзать до смерти и скоро все почувствуют чудесное и долгожданное прикосновение оттепели.