Александр Пыжиков - Корни сталинского большевизма

• Название: Корни сталинского большевизма
• Автор: Александр Пыжиков
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9906489-3-7

О революции и Сталине написано многое, но в данной работе автор предлагает по-новому посмотреть на нашу историю. В основе книги – взгляд на различие ленинского и сталинского большевизма. Эти два течения имели разные истоки, социальную базу, идейные устремления. Не будет преувеличением сказать, что объединяла их только внешняя «вывеска» и набор общих лозунгов, чем во многом и ограничивается их схожесть. Понимание этого обстоятельства открывает новые горизонты не только с научной, но и с практической точки зрения. Позволяет более глубоко осмыслить бурные события отечественного XX века. Книга будет интересна всем, кому не безразлична история своей страны.

---

Эти факты позволяют заключить, что крупная фабричнозаводская индустрия не только стягивала население в города, но и перебрасывала трудовые ресурсы из одной промышленной губернии в другую. Эти перекрещивающиеся потоки образовали целую сеть, выходящую за пределы промышленных губерний центра России. Приток же населения из сельскохозяйственной черноземной зоны, степной полосы, Белоруссии в крупную индустрию региона был совершенно ничтожным (1–2% от общей массы)[160]. То, каким образом население земледельческих районов приобщалось к промышленному труду, можно проиллюстрировать на примере Ярцевской мануфактуры, расположенной в сельском Смоленском крае. Бумагопрядильную фабрику здесь основал в 1872 году московский купец А. И. Хлудов, закупивший 500 английских станков и пригласивший английский административно-технический персонал. Однако местное крестьянство оказалось совершенно не приспособлено к производству, и Хлудов нанял около 800 рабочих из Московской, Рязанской и Тульской губерний. На начальном этапе эти квалифицированные кадры составляли подавляющее большинство ярцевских текстильщиков, и они же обучали местных крестьян, прививая им необходимые трудовые навыки[161]. Причем дело не ограничивалось передачей производственного опыта: прибывшие рабочие умело разжигали среди смоленских крестьян протестные настроения. В 1880 году на фабрике начались беспорядки, прозвучали угрозы расправиться с администрацией. В результате были вызваны войска, и полиция выслала зачинщиков стачки – в основном москвичей, рязанцев и туляков. Постепенно, лишь к середине 1890-х годов численность пролетариев из этих регионов снизилась до 20 %[162].

Вообще, растущее фабричное население Центрально-промышленного района начинает все больше беспокоить правительство. Причем, как следует из документов, власти, в отличие от советских историографов, понимали, что источник брожения находится внутри рабочей среды, а не где-либо еще. Так, доклад прокурорского чиновника о событиях на бумагопрядильной мануфактуре И. В. Залогина около г. Твери свидетельствовал, что забастовка, хотя и была результатом недовольства массы, «организована и руководилась опытной рукой, создавшей план и энергично приведшей его в исполнение». Вместе с тем (и это особенно важно):

«Лиц, организовавших забастовку и подстрекавших к ней рабочих, ни дознанием, ни следствием не обнаружено, причем в местном жандармском управлении не имеется никаких указаний на то, чтобы в среде рабочих были лица, имеющие связь с преступными политическими сообществами».[163]

И подобные выводы постоянно встречаются в материалах полиции на протяжении целого ряда лет. Например, в 1878 году во время беспорядков на бумагопрядильной фабрике Третьяковых было разгромлено здание администрации. Следствие установило организованный характер стачки, однако не усмотрело какого-либо стороннего подстрекательства[164]. Заметим, что и непосредственные участники революционного движения в своих мемуарах, выходивших уже в советские годы, делают иногда интересные признания. Ветеран революционного движения М. Лядов так вспоминал о забастовках на фабриках Егорьевска (ныне Московская область) и о своей роли в их организации:

«Мы поздно узнали об этом бунте, и проявить свое руководство не могли. Но решили широко осветить эту забастовку в листовках, а главное – указать и объяснить, как следует бороться».

Рассказывает Лядов также и о посещениях фабрик братьев Лыжиных и Гучковых, о своих знакомствах и разговорах со староверами, под влиянием которых он начал изучать историю раскола[165].

Перейдем к крупнейшему индустриальному центру России – Петербургу, где были сконцентрированы предприятия, принадлежавшие, главным образом, казне, представителям аристократии и иностранному капиталу. Но становление промышленного Петербурга снизу происходило преимущественно силами русского трудового люда. Первыми работниками Адмиралтейства стали мастеровые с Олонецкой верфи, переведенные сюда по указу Петра I. Затем проводились наборы людей из Вологды, Шуи, Ростова Великого и др[166]. Из них складывались кадры потомственных рабочих, которые обеспечивали производственные потребности петербургских заводов. Квалифицированную рабочую силу поставляла и Москва: по правительственным распоряжениям в столицу с Литейного двора была отправлена треть мастеровых и подмастерьев, затем число завербованных дошло до половины[167]. Такие наборы в дальнейшем проводились регулярно. К примеру, для запуска в 1789 году крупного завода для оборонных нужд – известного впоследствии под названием Путиловского – были привлечены русские ремесленники из Петрозаводска, а руководили производством десять английских специалистов[168]. В пореформенный период, характеризовавшийся бурным промышленным ростом, в Петербург хлынули крестьяне, главным образом из губерний со слаборазвитым земледелием. Среди них было много кустарей, обладавших определенной квалификацией для работы на крупных производствах. Уже к 1870 м годам 88 % металлистов и 92 % текстильщиков города составляли выходцы из одиннадцати губерний центра России (Тверской, Ярославской, Новгородской, Костромской и др.). А к началу XX столетия количество пришлых рабочих в бурно растущей петербургской промышленности составило 80,5 %[169]. Параллельно шел активный процесс формирования постоянных, потомственных пролетарских кадров; к 1910 году около 60 % всех городских рабочих или родились в Петербурге, или трудились на его предприятиях свыше десяти лет[170].

В результате на заводах и фабриках складывался довольно устойчивый костяк, состоявший в основном из русских рабочих. Например, на Обуховском заводе образовалась очень крепкая и влиятельная группа так называемых старожилов – искусных пушкарей, сталеваров, станочников и т. д.; здесь они выросли, научились своему делу. Эти рабочие пользовались большим влиянием при наборе новых кадров, устраивая на предприятие своих земляков, родных, знакомых[171]. Администрация старалась не принимать на завод работников без рекомендаций, опасаясь разного рода «случайных» людей, и поэтому охотно прибегала к помощи старожилов[172]. Таких людей именовали еще «заводиловкой», так как при всяческих недоразумениях и столкновениях с начальством «они были впереди и отстаивали права рабочих»[173]. Из различных мемуарных свидетельств следует, что весомая часть всех трудившихся на предприятиях дробилась на землячества[174], которые можно рассматривать в качестве основного канала для пополнения трудовых ресурсов. Как отмечают исследователи, это способствовало укреплению чувства коллективизма – «один за всех и все за одного», особенно в среде пролетарской молодежи[175].

На крупных предприятиях была и еще одна заметная (и весьма интересная) категория рабочих – тех, которые на одном месте долго не задерживались, переходя с завода на завод. Они в значительной мере обеспечивали циркуляцию трудовых потоков, отмеченную еще советскими учеными. По воспоминаниям самих рабочих, в большинстве своем эти люди обладали не только неплохой квалификацией, но и большой силой воли. Над теми, кто считали себя степенными и правильными, они посмеивались, «не любили и называли трусами тех, кто подолгу жил на одном месте, ненавидели и били разных прихвостней и ябедников». С мастерами держали себя непринужденно, всячески демонстрируя, что вовсе не нуждаются в них и могут всегда где угодно найти работу. Если мастер пробовал показать свою власть, «то они попросту колотили его», дождавшись обеда или вечера, бывало выказывали неуважение и самим хозяевам. Известно, например, что рабочие Путиловского завода часто пускали в ход кулаки, которые «гуляли по спинам начальников», отлавливаемых после работы по улицам[176]. Держались такие рабочие всегда вместе и если уходили с завода, то старались устраиваться на одно производство, а при отсутствии вакансий жили за счет тех, кто смог устроиться[177]. Они в значительной мере усиливали протестный дух пролетариата, практикуя расправы и осмеяния мастеров: их вывозили на тачках, имитируя «вывоз мусора» с предприятия. Озлобившим коллектив, накидывали сзади и завязывали в мешок, выдворяя за ворота. После такого публичного унижения многие из административно-технического персонала улучшали отношение к рабочим[178].

Очевидно, что в пролетарской среде Петербурга имелось достаточно «горючего материала» для мощной забастовки, и она действительно вспыхнула в 1896 году. В мае состоялась коронация Николая II, и владельцы столичных предприятий объявили трехдневный выходной, а потом решили эти дни рабочим не оплачивать. В ответ забастовали свыше 30 тыс. человек. Как утверждали очевидцы, стачка явилась полной неожиданностью не только для правительства, полиции, жандармов, но и для «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», не говоря уже о группе «Народная воля»[179]. В ней приняли участие самые забитые рабочие, обычно не откликавшиеся на пропаганду социалистов. Директор-англичанин одной крупной питерской фабрики недоумевал: «Кто вас надоумил устраивать стачки?» Советские историографы с гордостью сообщали, что движение возглавил ленинский «Союз борьбы». Однако сами ткачи и прядильщики уверяли, что у забастовщиков был организован свой подпольный стачечный совет, куда входили представители фабрик и заводов[180]. А руководящая роль «Союза борьбы» выразилась в подготовке воззваний и листовок, в сборе средств на помощь русскому пролетариату в Европе. Причем непосредственные участники тех событий говорили, что члены Союза «были скорее агентами по собиранию сведений о положении дел и по распространению книг и напечатанных уже листовок, чем организаторами и пропагандистами среди массы рабочих»[181]. Кстати, эти листовки были напечатаны с грамматическими ошибками[182]: очевидно, их подготовка никак не могла быть результатом творчества интеллигентных революционеров, чья роль больше походила на вспомогательную, чем на руководящую[183]. Ну и наконец, нужно помнить о главной цели стачки: бастующие хотели заставить хозяев оплатить коронационные дни, и любой другой исход воспринимали как оскорбление, прежде всего – императора. В этом случае руководящая роль «Союза борьбы» выглядит весьма анекдотично: получается, Ленин со своими товарищами возглавили борьбу пролетариата за уважение к царю!