Сомадева - Повесть о царе Удаяне

• Название: Повесть о царе Удаяне
• Автор: Сомадева
• Издательство: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1967

«Повесть о царе Удаяне» — часть выдающегося произведения классической древнеиндийской литературы «Океан сказаний» кашмирского поэта Сомадевы (XI в. н. э.). Содержит множество популярных в Индии легенд, преданий и волшебных историй.

Рассчитана на широкие круги читателей.

---

Такие сцены на каждом шагу видел я на городских улицах и наконец добрался до царского дворца, подобного жилищу великого Индры. Вошел я в него, окруженный учениками, и увидел царя Сатавахану. Он восседал на троне, подобный Васаве[144], окруженный министрами во главе с Шарваварманом. Когда я благословил их и меня пригласили сесть, царь оказал мне особый почет, ибо все министры, начиная с Шарвавармана, так обо мне ему говорили: «Это, божественный, прославленный по всей земле, одаренный знанием всех наук ученый брахман Гунадхья. По заслугам он носит это имя, ибо воистину он средоточие добродетелей!»[145].

Выслушав хвалу, возданную мне министрами, царь и мне пожаловал сан министра. И с тех пор стал я жить у него, заботясь о государственных делах, обучая учеников и достигнув семейного счастья.

Пошел однажды я на берег реки Годавари[146] и увидел сад, который назывался «Творение богини». И был он прекрасен, словно божественный сад Нандана[147], перенесенный на землю. Спросил я садовника, как возник этот сад. И он мне сказал: «Старые люди говорят, почтенный, что когда-то в стародавние времена пришел сюда брахман, давший обеты молчания и поста. Он-то и заложил этот божественный сад вместе с храмом. Собрались тогда здесь брахманы, и в ответ на их расспросы рассказал он им свою историю. Вот она: «Есть на берегу Нармады[148] земля, имя которой Бхарукаччха. Там я и родился. Никто мне, нищему и ленивому, милостыни не подавал. В горе покинул я дом и, преисполненный отвращения к жизни, скитался по священным местам, пока не пришел поклониться богине, живущей в горах Виндхья. Почтив ее, я подумал: «Люди радуют ее, животных приносят ей в жертву. Я же принесу в жертву самого себя, ибо дурень подобен скоту!» Так порешив, был я готов схватить нож и отсечь себе голову. Но в этот миг раздался голос самой богини, обрадованной моей преданностью: «Сын мой, не убивай себя! Живи здесь, при мне!» Так обретя жизнь благодаря дару богини, достиг я блаженства, и с тех пор ни жажда, ни голод меня не мучили.

Однажды повелела мне богиня: «Ступай, сын мой, в Пратиштхану и разведи там красивый сад». После этого дала она мне божественное семя, и, придя по ее воле, заложил я этот сад. Храните его!» Сказав так, он исчез. Вот так по воле богини и возник наш сад, господин!»

Выслушав от садовника историю о саде и подивившись ей, пошел я домой».

Когда Гунадхья рассказал об этом, Канабхути задал ему еще вопрос: «А почему царя зовут Сатаваханой?»

Сказал ему на это Гунадхья: «Слушай, расскажу тебе и про это.

Рассказ о Сатавахане

Славился когда-то мужеством царь Дипакарни, и была у него супруга, которую звали Шактимати. Дороже жизни ценил царь Шактимати. Однажды, когда спала она в саду, укусила ее змея, и умерла Шактимати. Бесконечно любивший ее царь, хотя остался бездетным, принял на себя обет безбрачия. Как-то раз ему, удрученному отсутствием наследника, явился во сне бог, увенчанный полумесяцем, и так сказал: «Ты встретишь в лесу младенца, оседлавшего льва. Возьми его в свой дом, и будет он твоим наследником». Пробудившись, запомнил царь, что ему приснилось, и возрадовался. Пришлось однажды поехать ему на охоту в глухую чащу, и увидел он среди бела дня на берегу пруда, заросшего лотосом, мальчика, подобного солнцу, восседавшего на льве. Тотчас припомнилось царю виденное во сне и поразил он льва, пившего воду, стрелой. Едва коснулось ее острие шкуры льва, как обратился лев в человека, и, когда царь в изумлении спросил его: «Что значит это?» — тот рассказал: «Владыка земли, я якша, друг Куберы, подателя богатств, и зовут меня Сата. Довелось мне однажды увидеть купавшуюся дочь риши[149], и, словно бы сам Манматха[150] был нашим посредником, сочетался я с ней браком по обряду гандхарвов, и стала она мне женой. Но узнав об этом, ее родичи разгневались и прокляли нас обоих: «Быть вам, грешникам, львами и скитаться, не зная пристанища». Ей святые отшельники положили быть в облике львицы до той поры, пока де родится у нее сын, а мне — пока не коснется меня стрела. Так-то обратились мы в пару львов.

Со временем она понесла и, родив сына, умерла. Я же взрастил сына молоком других львиц. Сегодня от удара твоей стрелы, царь, спало с меня проклятие. Ты возьми моего добродетельного сына. Отдаю его тебе, ибо и это было предсказано мудрецами, наложившими проклятие».

Так сказал и исчез якша Сата, а царь, взяв мальчика, вернулся к себе. И поскольку тот ездил на Сате, царь назвал его Сатаваханой[151]. Со временем царь Дипакарни поставил его на царство, а сам ушел в лес предаться покаянию. Сатавахана же стал править всем подлунным миром».

Так по просьбе Канабхути рассказал Гунадхья, почему царю было дано такое имя, Сатавахана, а затем снова обратился к своему рассказу.

«Наступил праздник весны; царь Сатавахана поехал в сад, взращенный в Пратиштхане цо воле богини, и долго там оставался, подобный великому Индре, гуляющему в дивном саду Нандана.

Развлекался царь в саду со своими царицами, и купались они вместе в пруду. Он ударами ладони брызгал на них воду, и они брызгали на него, словно слонихи на слона. Сатавахана наслаждался, глядя на их лица с глазами, подкрашенными цветочной пыльцой, на их тела, облепленные намокшими одеждами. Будто ветер, играющий с лианами в лесу, резвился царь с ними.

Ветер, врываясь в лес, срывает с лиан листья и цветы, покрывающие их, точно наряды. Так и царь смывал с цариц брызгами, сыпавшимися, подобно ливню, их тилаки[152], похожие на листья, и срывал с них одежды, подобные цветам. Вот одна из цариц, стан которой был похож на нежный цветок шириши[153] и отягощен полными грудями, утомилась от забав. Отбиваясь от брызгавшего на нее водой Сатаваханы, она сказала ему: «Оставь, не брызгай на меня водой». Услышав это от нее, царь тотчас велел принести побольше сластей, зовущихся модаками[154]. Засмеялась царица и попрекнула его: «Что ты, царь! Да что мне делать в воде со сластями. Ведь я тебе сказала — не брызгай водой! А ты и не понял, что здесь соединены два слова: «ма» и «удакайе». Как это ты, глупец, не знаешь этого правила?!» Так говорила ему царица, знающая грамматику, и все вокруг смеялись над ним, и одолел царя великий стыд. Бросил он развлекаться и удалился, обиженный и побледневший от досады, в свой дворец. Одолели его недобрые думы, отказался он от пищи и от воды, ни на какие вопросы не отвечал — прямо не живой, а будто бы нарисованный. И думал он: «То ли в учености мне спасения искать, то ли в смерти?» Так он терзался, не зная ни сна, ни отдыха. Видя царя в таком отчаянии, все его приближенные спрашивали друг друга: «Что это с ним?» — и сами пришли в смятение. Наконец, узнали о состоянии царя я и Шарваварман. Подумали мы, что, должно быть, он нездоров. Позвали мы оба слугу царя Раджахансу и спросили его о здоровье повелителя. Вот что он нам ответил: «Никогда прежде не приходилось мне видеть царя в такой печали. Царицы говорят, что это дочь царя Вишнушакти, чванящаяся своей ученостью, виновата в его огорчении».

Услышав от Раджахансы такое предположение, пребывали мы оба в сомнении. «Если бы телесная боль одолела царя, то нужно было бы позвать врачевателей. Если же что другое, то трудно найти причину. Нет у его царства недругов, все враги уничтожены. Народ любит царя, ничто его державе не угрожает. С чего бы властителю так кручиниться?» — так мы рассуждали. Но тут молвил слово мудрый Шарваварман: «Знаю я, мучается царь от неведения. «Глуп я», — так говорит он и жаждет вкусить учености. Дошло до меня также, что одна из цариц сегодня жестоко над ним посмеялась».

В этих раздумьях скоротали мы ночь, а на заре пошли в покои владыки земли. Несмотря на приказ никого не пускать, вошел к нему я, а за мной и Шарваварман.

Приблизился я к царю и почтительно спросил: «Божественный, что же ты беспричинно терзаешься?» Слышал Сатавахана мои слова, но по-прежнему сидел ко всему безучастный. Тогда обратился к нему Шарваварман и повел такую речь: «Послушал бы ты меня, царь! Ведь прежде ты со мной разговаривал. Этой ночью было мне видение: видел я, что с неба упал лотос; некий божественный юноша его раскрыл, вышла из этого лотоса дева, одетая в белое, и она, царь, тотчас вошла в твои уста. Проснулся я внезапно, и подумалось мне: «Нет сомнений, это Сарасвати проникла в уста божественного». После того как Шарваварман рассказал о вещем сне, Сатавахана прервал молчание и спросил меня озабоченно: «Скажи, сколько нужно времени усердному ученику, чтобы достичь учености? Не будет мне счастья, если не одолею я науки. Вся эта царская пышность пристала глупцу так же, как драгоценное украшение бревну!» Тогда заговорил я: «Обычно, царь, нужно двенадцать лет, чтобы познать все науки и их царицу — грамматику. Но я берусь обучить тебя всего за шесть лет». С гневом возразил Шарваварман на эти слова: «Как можно так долго обременять людей, предназначенных для счастья?! Я берусь обучить тебя, царь, всего за шесть месяцев!»