Леонид Васильев - Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)

• Название: Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)
• Автор: Леонид Васильев
• Издательство: Восточная литература
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-02-018466-7

Заключительный том трехтомника «Древний Китай» посвящен последнему периоду существования династии Чжоу, так называемой эпохе Чжаньго («Сражающиеся царства»). Рассказывается о политической истории этого времени (V–III вв. до н. э.), об искусстве дипломатии, о реформах, способствовавших усилению прежде отсталого царства Цинь, которое, одолев соперников, основало первую в истории Китая империю. Преимущественное внимание в томе уделено переменам в характере и облике древнекитайского общества, прежде всего процессу его радикальной дефеодализации, а также развитию главных школ древнекитайской мысли, которые, особенно конфуцианство, легли в основу успешного развития китайской цивилизации вплоть до наших дней.

---

Мо-цзы первым из мыслителей понял это и, более того, обратил существенное внимание на значимость позиции администратора. Для него поставленный на свое место и соответствующий должности управитель[160] едва ли не центральная фигура во всей схеме управления. Именно с ним должны солидаризироваться все нижестоящие. Ему должны давать корректирующие советы и замечания те, кто стоит рядом и призван помогать. Он же, в свою очередь, должен заботиться о том, чтобы выдвигать заслуживающих того подчиненных. Его слово является законом, причем те, кто не согласен с этим, подлежат наказанию.

Высокая позиция умелого администратора— не синекура. В 9-й главе подробно рассказывается о том, сколь заполнена важными делами его повседневная жизнь. С раннего утра и до позднего вечера он занят делами. Выслушивает жалобы и дает указания, вершит суд, собирает налоги и пошлины, заботится об обеспечении казны деньгами и складов продукцией. Администратор деревенского уровня руководит полевыми работами, следит за посевами и садами, заботится об урожае, дабы люди были обеспечены пищей. Благодаря работе умелых администраторов на всех уровнях страна процветает, а Небу и духам вовремя приносятся жертвы [Мо-цзы, с. 29].

Администратор у Мо-цзы отвечает за все. За все прекрасное и доброе народ благодарен верхам, т. е. правителю, а ропот и жалобы — удел конкретных исполнителей. Правитель должен жить в радости, а все заботы — у того, кто несет на себе груз повседневной работы. Поэтому за столь тяжелую и неблагодарную работу надо хорошо платить. И об этом Мо говорит специально, стремясь подчеркнуть, что речь идет прежде всего о справедливом вознаграждении. Вот как он рассуждает:

«Должны существовать три незыблемые нормы. Что это за три нормы? Вот они: если ранг мудрого администратора невысок, то люди не станут его уважать; если жалованье невелико, у народа не будет достаточного доверия к нему; если его приказы нерешительны, люди потеряют благоговейный трепет» [Мо-цзы, с. 30; Mei, 1929, с. 38]. Ссылаясь на мудрых древних правителей, Мо утверждает, что все они это понимали и поступали соответствующим образом. Впрочем, древние правители нужны Мо как удобная опора, не более того. На самом деле он предлагает вполне естественные новые нормы — за хорошую службу хорошо платить и предоставлять высокий статус. Что же касается стремления отдавать «нерешительные приказы»[161], то это просто слабость неумелого, начинающего администратора, которую предвидел и от которой предостерегал своих учеников еще Конфуций.

У Мо-цзы государство, как гоббсовский Левиафан, становится величественным и всеобъемлющим, поглощая все вокруг себя. И уже не государство существует для народа, а народ для государства. Эксплицитно это еще себя в трактате никак не выявляет, но движение мысли в эту сторону достаточно ощутимо. Начнем с того, что вся иерархическая структура строго и четко организована, причем основной упор сделан на ее нижнюю, базовую часть, где всему населению под страхом суровых наказаний предлагается не только принять концепцию высшей власти и генеральные принципы управления, но и ревностно выступать в защиту того и другого.

В. Рубин в свое время справедливо заметил, что «когда читаешь мысли Мо-цзы о государстве, создается впечатление, что он охвачен восторгом человека, впервые обнаружившего, что государство — это машина, и восхитившегося чудесными возможностями, в этой машине заложенными» [Рубин, 1999, с. 34]. Подобное впечатление действительно возникает. Вся динамика мысли Мо к нему подводит. Вот первозданный хаос замещается общественным договором мудрых, создающих и совершенствующих громоздкую, но стройную и работающую государственную машину. Вот для того, чтобы этот механизм хорошо работал, возникает мысль о необходимости вовлечь все население Поднебесной в процесс его повседневной поддержки: каждый на своем месте внимательно следит за тем, чтобы все было как положено. Шаг вправо, шаг влево — и…

Едва ли можно заподозрить Мо в том, что он, вполне осознанно и заранее все продумав, стремился создать нечто вроде гигантского ГУЛАГа. Да и вообще все его единомышленники (я имею в виду протосоциалистов и социалистов всех мастей, особенно утопических) на протяжении тысячелетий мечтали только о том, как сделать людям лучше, и Мо-цзы был первым из них. Но дело не в том, что именно он думал, создавая свою конструкцию, а в том, что из этого могло получиться.

Мечты его, вне всяких сомнений, сводились к тому, как создать для всех новую, счастливую жизнь. В этом он ничем не отличался от Конфуция, но радикально расходился с ним в том, каким образом обеспечить благоденствие людей в условиях, когда патриархальные традиции на глазах уходили в прошлое, а ничего нового, способного их заменить, пока не было видно.

Учение конфуцианцев, призывавших крепить моральные основы общества, не получило в его время широкого распространения и мало что обещало в условиях суровой реальности почти постоянных и очень жестоких войн периода Чжаньго. Поэтому к морали и морализаторству в конфуцианском стиле Мо относился скептически. У него были свои идеи в сфере морали. Но главное, что его занимало, — как прекратить раздоры в Поднебесной. Он полагал, что все дело в том, чтобы предложить такой вариант поведения в обществе, который устраивал бы всех. Читая трактат, легко увидеть, как напряженно и постоянно Мо думал именно об этом. Не о себе, не о благе власть имущих, а о всеобщем благе. При этом он меньше всего стремился просчитать, что может реально получиться, если его идеи будут реализованы на практике. Он верил в свои идеи и считал их наилучшим средством спасения Поднебесной от всех бед. Сильное единое государство и хорошо организованный народ, опекаемый мудрыми администраторами, — что, казалось бы, может быть лучше этого!?

Мо был бескорыстным защитником слабых и угнетаемых. Не дожидаясь возникновения такого государства, которое он вдохновенно очертил в своих ментальных конструкциях, он создал секту своих сторонников, которые были преданы ему и готовы были идти за ним куда угодно, хоть на смерть. Хорошо известно, что уже на склоне жизни — так, во всяком случае, написано в трактате [Мо-цзы, с. 292–299; Mei, 1929, с. 257–259] — он смело направился в царство Чу, чтобы предотвратить нападение на более слабое Сун. И у него хватило красноречия убедить чуского правителя отказаться от нападения.

Но эпизод о роли Мо-цзы в войне между Чу и Сун, скорее всего, принадлежит к числу легендарных преданий. Реальная же его заслуга в том, что он предложил древнекитайскому обществу идею всеобщей любви.

Об универсальной любви и взаимопомощи

Идея всеобщей любви справедливо считается самой оригинальной из всего того, что создал Мо, а в какой-то мере — и вся древнекитайская мысль. Она принесла Мо-цзы как великому мыслителю протосоциалистического толка широчайшую популярность после того, как примерно с XVIII–XIX вв. давно забытый и никогда всерьез не ценившийся самими китайцами его трактат стал объектом серьезного изучения. Известный исследователь китайской философии А. Форке заметил, что за одну эту идею Мо как мыслитель и, в частности, специалист по этике заслуживает бессмертия [Forke, 1927, с. 394; Рубин, 1999, с. 29]. В чем же суть концепции Мо о всеобщей любви и взаимной помощи? В 16-й главе трактата, посвященной как раз этой теме, говорится:

«Учитель Мо сказал: „Задача гуманного человека в том, чтобы поддержать полезное и отвергнуть вредное в Поднебесной. Что нынче приносит наибольший вред Поднебесной? Большие государства нападают на меньшие; большие семьи низвергают малые. Сильные угнетают слабых, большинство подавляет меньшинство. Хитрые торжествуют над глупыми, знатные господствуют над простыми. Вот в чем вред для Поднебесной. Люди, используя оружие и отраву, огонь и воду, стремятся нанести ущерб другим — вот в чем вред для Поднебесной. Если попытаться найти причину, корень, из которого проистекает весь этот вред, что окажется? Окажется ли эта причина в том, что люди любят других и стремятся сделать им добро? Следует категорически ответить: разумеется, нет! Твердо скажем: она в том, что люди ненавидят друг друга и стремятся причинить друг другу ущерб. Ненависть к другим и стремление нанести им ущерб порождаются универсализмом или партикуляризмом? Твердо отвечаем: партикуляризмом! И именно в этом партикуляризме — корень великого зла для Поднебесной! Поэтому партикуляризм вреден!"».

И далее: «Мо-цзы сказал: „Партикуляризм должен быть замещен универсализмом. Но как заменить партикуляризм универсализмом? Если люди будут рассматривать другие государства как свои, кто станет на них нападать? Ведь другие государства будут как свои. Если люди станут рассматривать чужие города как свои, будут ли они на них нападать? Это все равно что нападать на самих себя. Если люди будут рассматривать чужие семьи как свои, кто станет их рушить? Это все равно что губить свои. Но если государства и города не станут воевать друг с другом, а семьи и люди не станут причинять вреда друг другу, польза от этого Поднебесной или вред? Конечно, польза.