Дарья Беляева - Ночной зверёк

• Название: Ночной зверёк
• Автор: Дарья Беляева
• Жанр: Ужасы и Мистика

В некотором тоталитарном царстве-государстве, где быть злым означает быть мертвым, умница и неудачница Амти пытается выжить и найти свое место. В общем секс, расчленёнка и семейные ценности

---

Когда Царица удалилась, ведя за собой Мелькарта на цепи, а за ней последовала, будто ее тень, Мескете, Эли и Амти бросились за Аштаром. В подсобном помещении рядом с ареной, были кое-какие медикаменты, бинты и прочие вещи, нужные для оказания первой медицинской помощи. Амти и Эли колотили руками в дверь, пока не вышел Адрамаут. Он коротко мотнул головой, сказал:

— Сюда нельзя. Идите сходите к Шайху, девочки и отвлекитесь. С Аштаром все будет в порядке, если вы не будете мне мешать.

Адрамаут широко улыбнулся, продемонстрировав острые зубы и захлопнул перед ними дверь.

Амти и Эли переглянулись. В конце концов, Эли сказала:

— Понятно.

Амти хотела обнять ее, но Эли стукнула ее по руке.

— Не раскисай, подруга. Если Адрамаут сказал, что все будет нормально, то будет. Пошли к Шайху.

Они вышли из здания под открытое небо, переливавшееся медью. В мире полной темноты небо было намного красивее и ярче, чем в мире света. Однажды Амти видела, как в небосводе над Двором зажглось что-то вроде северного сияния: зажглось, заискрилось и пропало.

Амти спрашивала себя, разве даже самые чудовищные Инкарни после такого зрелища не понимают, как удивителен мир? Разве можно желать уничтожить нечто настолько прекрасное?

Впрочем, в глубине ее души это желание свернулось тугой пружинкой. И Амти знала, что однажды оно вырвется наружу. То что нам дорого и близко, мы уничтожаем еще охотнее всего остального.

Амти и Эли шли по улице, и Амти слушала ее болтовню, не до конца выныривая из собственных мыслей. Люди шумели, на улицах дрались, пели, кричали. Амти и Эли проходили через рынок. Здесь можно было достать то, что специализирующиеся на воровстве Инкарни утащили из Государства. Потолкавшись рядом с многочисленными прилавками довольно долго и расспросив продавцов довольно подробно, можно было достать что угодно, начиная от искусственной почки и заканчивая набором резиночек для волос. Все, что нельзя было купить, можно было заказать. Впрочем, заказ всегда обходился дороже. Вместо секса или крови могли потребовать здоровый кусок плоти, чье отсутствие на долгое время сделает тебя неработоспособным. Почти у каждого из торговцев были с собой острые ножи, чтобы вырезать желаемое количество плоти у клиентов или вскрывать кожу и лакать кровь.

Амти не до конца понимала, почему валютой во Дворе считаются секс, плоть или кровь. Когда она спросила об этом у Мескете, Мескете спросила ее, почему бумага является валютой в Государстве.

— Золотое обеспечение… — невольно начала Амти.

— Но большинство людей понятия не имеют, как функционируют деньги, — сказала Мескете. — Это просто бумага, которую мы обмениваем на товары, стоимость которых во много раз ее превышает. Мы, Инкарни, просто предпочитаем получать взамен что-то, что по крайней мере имеет универсальную ценность для обладателя. И что-то, что приятно нам.

Амти удовлетворилась этим ответом. Деньги, считала Амти, вроде посредника между работником и работодателем, чтобы работник мог купить все, что хотел, а не только лишь то, чем располагал его начальник. Зачем нужны деньги в мире, где никто на самом деле не работает? Кровь, по крайней мере, была объективно ценна.

Амти задумалась, рассматривая цветные, яркие банки с газировкой из Государства. Именно в тот момент, когда Амти представила, как отсасывает за банку виноградной газировки какому-нибудь Инкарни, их окликнули.

— Девочки! — сказал чей-то строгий голос.

Эли обернулась первой.

— Хамази! Что ты здесь делаешь?

— Пыталась найти учебник по алгебре, — ответила Хамази. Ее светлые волосы были стянуты в высокий хвост. Ее лицо можно было бы назвать симпатичным, если бы Хамази хоть иногда улыбалась. С тех пор как Хамази впервые звонила им по поводу одежды для пира, они успели познакомиться и даже пару раз приятно погулять. По крайней мере, Хамази был их ровесницей, странно было бы не попробовать с ней подружиться. Хамази, как и Амти, ходила в школьной форме. При жизни, как утверждала сама Хамази, она была старостой класса. Хамази называла себя искусственной Инкарни. Амти не была уверена, что это правомерное название, но они с Эли не спорили.

Хамази похитил один из Инкарни Жестокости. Амти не знала подробностей, но судя по всему несколько месяцев ее держали в каком-то подвале, пытали и мучали. Хамази говорила, что она почти сошла с ума, пока ее магия не открылась. Тогда она заставила своего мучителя истечь кровью, потому как ее сила заключалась в том, чтобы заставлять раскрываться снова раны, которые когда-либо были на теле человека. Хамази называла себя Инкарни Разрушения и Тварью Крови, но она непременно добавляла о своем искусственном происхождении. Выбравшись из подвала, едва живая от истощения, она случайно попала во Двор. Вряд ли она была здесь счастлива.

Хамази считала, что она не должна была стать Инкарни. Так получилось лишь потому, что ее мучили. Она долго расспрашивала Эли и Амти о том, из-за чего стали Инкарни они сами.

Амти все стеснялась сказать что-либо, зато Эли пожала плечами, ответив:

— Не из-за чего. Мы просто плохие. Вот так вот.

— Странно, — ответила Хамази, и больше они к этой теме не возвращались. Амти не сказала бы, чтобы они подружились, но Хамази была единственной из Инкарни Двора, с кем они по-настоящему общались.

Сейчас она держала подмышкой учебник по физике.

— Я хочу закончить образование, — сказала она. — Чего и вам советую.

— Я даже не начинала образование, — хмыкнула Эли. Хамази смерила ее сочувственно-строгим взглядом, потом покачала головой:

— Вот потому ты и здесь.

Это какие-то защитные механизмы, думала Амти. Она просто не хочет признавать, что все они здесь по одной и той же причине. Она не хочет этого признавать, потому что она была права, защищая себя. Но это ничего не меняло.

— Мы к Шайху, — сказала Амти. — Наш друг, помнишь? Он делает вид, что занят где-то в парке развлечений.

Хамази едва заметно скривилась, протянула:

— А-а. Этот лентяй. Понятно.

Тем не менее, в глазах ее вспыхнул интерес.

— Я с вами, — сказала она. Хамази испытывала нечто вроде зависти к ним. Она сама попала во Двор что-то около года назад, и с жадностью воспринимала все новости о Государстве. Кроме того, у них были друзья, а у Хамази никого не было.

Дальше они шли втроем. Хамази доказывала им, что Инкарни не обязательно быть полуграмотными преступниками, на что Амти очень обиделась — она не считала себя полуграмотной.

Парк развлечений был огромным комплексом, который являлся, в конечном итоге, чем-то вроде пародии на парк развлечений в Государстве. Остроумного, тем не менее, в этой пародии не было ничего. Она была жуткой. Широкие ворота были обмотаны цепями, забор венчала, как корона, колючая проволока. Амти терпеть не могла парк развлечений, потому что он был насмешкой над ее детскими воспоминаниями.

Амти еще помнила, как папа в день ее рождения водил Амти кататься на аттракционах. И в парке развлечений Двора даже их расположение зеркально повторяло расположение аттракционов в Государстве.

Амти помнила карусельки с лошадками, белыми и черными, которые поднимались и опускались, и Амти прижималась к шее того коня, на котором скакала, и ей было всего семь, и она думала, что еще немного, и они с лошадкой взлетят. Да-да, ей казалось, что эти карамельные лошадки под писк новогодней песенки готовы взлететь. Амти была счастлива, как никогда до этого и никогда после этого, внутри нее зрело чувство, что все будет хорошо, она обязательно взлетит вместе со своей лошадкой, отправится навстречу небу и солнцу. И бояться будет нечего, а на небе можно будет увидеть маму, ведь папа сказал, что на земле ее больше нет.

Здесь, во Дворе, тоже были лошадки. Их брюшки были вспороты до ребер, сквозь которые проглядывали пластиковые внутренние органы. В остальном, они оставались такими же милыми, как и в детстве Амти. Песенку, играющую непрерывно, пока двигалась карусель, все время заедало.

Колесо обозрения в Государстве было величественным. Когда оно замирало в самой высокой точке, вместе с ним замирало, казалось, и сердце Амти. Она видела всю Столицу и ей думалось, будто она видит весь мир.

Во Дворе колесо двигалось с жутковатым скрипом, казалось, еще секунда, и оно сойдет с остова, и все рухнет. Вместо восхищения и благоговения, оно вызывало ужас перед непрочностью и зыбкостью.

Цепочные карусельки, на которых Амти больше всего любила кататься ребенком, потому что внутри у нее тут же становилось пусто и легко, и в груди, казалось, билась какая-то птичка, но Амти не понимала, что это ее собственное сердце. Все кружилось и голова кружилась, а огоньки и лампочки, которыми были украшены карусели, рисовали смазанные от скорости яркие полосы перед ее глазами.

Во Дворе цепи каруселек были ржавыми и заканчивались крюками, на которые были крепко насажены туши животных, а иногда и людей. Они вертелись, разбрызгивая кровь, а огоньки неправильно и неритмично гасли и загорались.