Касымалы Джантошев - Чабан с Хан-Тенгри

• Название: Чабан с Хан-Тенгри
• Автор: Касымалы Джантошев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964

В романе «Чабан с Хан-Тенгри» описываются события, которые произошли в послевоенные годы в одном из пограничных колхозов Киргизии. Главный герой произведения — сын погибшего на фронте во время Великой Отечественной войны солдата Темирболот. Окончив среднюю школу, он становится чабаном в родном колхозе и добивается замечательных успехов в работе. Но неожиданно на его пути появляется враг — бывший односельчанин, сын кулака, бежавший в свое время за границу, а теперь прибывший по заданию иностранной разведки. Борьба героя романа с хитрым и злобным врагом с большим мастерством описана автором.

В романе много ярких, запоминающихся образов колхозников, советских пограничников. Описание их работы, особенностей быта киргизских колхозников сделано с глубоким проникновением в жизнь. Это делает роман еще более интересным для русского читателя.

---

Темирболот согласно кивал головой, как бы давая обещание строго выполнять все советы Айсулуу.

— Вообще-то уже все хорошо, — продолжала Айсулуу, ловко орудуя бинтом. — Если ты будешь осторожен, то лицо скоро заживет и шрамов не останется. У тебя кожа оказалась крепкой, видно, тебя долго купали в соленой воде, когда ты родился!

Айсулуу прекрасно знала, что руки Темирболота были обожжены гораздо сильнее, чем лицо, особенно досталось пальцам. Она с особой осторожностью намазала их мазью и стала бинтовать каждый палец отдельно. Потом перевязала руки целиком.

— Вот и кончили, Темирболот. Хочу задать тебе вопрос…

— Спрашивайте, пожалуйста!

— Ведь тебе, должно быть, было очень больно. Да и теперь при перевязках, наверное, сохраняется неприятное ощущение. Неужели ты боли не чувствуешь? Уж чесаться-то руки у тебя должны…

— О-о! Сестра! Конечно, я все чувствую…

— А почему никогда не пожалуешься?

— Ну, из-за болячек жаловаться?! — Темирболот чуть не расхохотался.

— Ну ладно, ладно! Успокойся…

— В книгах столько примеров стойкости… Неудобно вам говорить, вы сами читали… Какими были Павел Корчагин, Олег Кошевой, Зоя!.. Неужели же мне из-за незначительных ожогов хныкать? Конечно, сестра, я не такой, как Павел, Олег, Зоя. Далеко мне до них. Но хочется быть таким, как они…

Айсулуу была взволнована, но, не зная, что сказать, стала безмолвно собираться домой. В это время дверь шумно распахнулась, на пороге появилась Калыйкан с ружьем в руках. Сердце Айсулуу тревожно забилось, в горле запершило, и глаза от испуга широко раскрылись.

На лице Калыйкан не было обычной наглости. Она выглядела бледной и какой-то поникшей.

С устремленным на Темирболота взглядом женщина замерла на месте. Рука, в которой было ружье, стала медленно опускаться вниз, по щекам потекли слезы. У Айсулуу страх сменился удивлением — так была не похожа эта смущенная женщина на всегда самодовольную, нахальную Калыйкан.

— Проходите, тетя Калыйкан! Садитесь, — сказал Темирболот, указывая забинтованной рукой на стул у кровати.

Калыйкан продолжала стоять на месте. Вдруг слезы потоком полились из глаз, ружье с грохотом упало на деревянный пол…

На шум из кухни выбежала испуганная Айкан. Увидев Калыйкан и валявшееся на полу ружье, она растерялась. Удивленно глядя на неожиданную гостью, Айкан схватилась руками за грудь и тихо, едва слышно проговорила: «Калыйкан?» Так и не понимая, что происходит, опасливо попятилась.

— Что случилось, тетя Калыйкан? Вот никогда не знал, что вы такая плаксивая… Да подойдите же ближе, садитесь, — Темирболот еще раз указал на стул.

Но Калыйкан не двигалась с места. Слезы продолжали течь, она, сама того не замечая, нервно вздрагивала.

— Калыйкан, что стряслось? — наконец снова заговорила Айкан, по-прежнему испуганная.

Наступила настороженная тишина.

Калыйкан, наконец, заговорила:

— Айкан! Я теперь только поняла, что человек должен по-человечески относиться к другим. Поняла, что такой бесстыжей бабе, как я, не место среди людей, да и собаки меня к себе не примут… Поняла я все слишком поздно, ведь мне уже сорок лет! Если бы меня не исключили из колхоза, не сгорел бы мой дом и сын твой, семнадцатилетний Темирболот, не полез бы из-за моих ребят в огонь, если бы меня не приютила старушка Баалы, так, видимо, до самой смерти я осталась бы дурой… Как я жила? С пятнадцати лет пью водку, приехала к вам в аил — еще больше стала пить. Сквернословила, ругала тех, кто не подносил мне выпивки. Под хмельком делала все, что взбредет в голову, — ни старших, ни младших не совестилась. Эх, провалиться мне сквозь землю! Чего повторять всем известное?

О Айкан, я от всех скрываю, кто настоящий отец Белека… Думы о моем милом, убитом фашистами, не дают мне покоя. Я готова пить не только водку, даже принять яд. — Рыдания мешали Калыйкан продолжать.

— Не надо плакать, Калыйкан, — подойдя к ней, сказала Айкан. — Это хорошо, что ты поняла, как неправильно жила раньше… — Айкан запнулась, не зная, что еще прибавить, но Калыйкан и не дала ей продолжать.

— Старушка Баалы, — сквозь слезы выкрикивала Калыйкан, — сказала мне; «Ты была самая бессовестная, самая подлая. Клеветала на всех, разводила сплетни. Я хотела раньше, чтобы следы твои на земле стерлись, а сама ты погибла на костре! Ты очень опозорилась перед людьми… Все тебя ненавидели… Но мне жаль твоих детей… Чем они виноваты? Они остались без крова — не пропадать же им?! Идите все ко мне жить… Только из-за детей пускаю тебя в дом». И старушка Баалы дала мне одеяло, кошму. Ты тоже дала одеяло, матрац и подушку. Если бы ты была на моем месте, а я на твоем, я бы не стала сочувствовать. Никогда… Наоборот, принялась бы злорадствовать. Кричала бы: «Ха-ха, люди, смотрите вон на ту, проклятую! Посмотрите на Айкан». — У Калыйкан перехватило дыхание. Она помолчала, вытерла слезы. — Да, да я сделала бы так. Теперь не могу на людей смотреть! Уже второй день, как встречу на улице кого угодно — взрослого, ребенка, стараюсь забежать во двор. Хорошо бы уехать куда-нибудь далеко, где никто меня не знает. Но куда двинешься зимой? Хочу руки на себя наложить, да ребят жалко… И для того чтобы спасти их, моих ребят, вот он, Темирболот, жизнью жертвовал, страдает сейчас… — Калыйкан с громким воплем повалилась вниз лицом на пол.

7

Дверь тихонько приоткрылась, и, осторожно ступая, как кошка, выслеживающая мышь, в комнату вошел Белек. Темирболот крепко спал. Очень довольный, что получается, как было задумано, Белек распрямил спину, глубоко вздохнул и сдвинул на затылок ушанку. Левым ухом повернулся к окну на улицу, прислушиваясь, не следят ли за ним. Убедившись, что все спокойно, Белек стал тихонько прикрывать дверь, но она скрипнула, и Темирболот проснулся.

— Белек? Иди, иди сюда!

— Эх, разбудил я тебя! — виновато сказал Белек, смущенно улыбаясь.

— Ничего. За сон у меня только пятерки, — стараясь сдержать улыбку, проговорил Темирболот. — Проходи, садись рядом.

Белек неловко положил свой портфель на полку с книгами и сел на стул у кровати Темирболота.

— Как твои болячки, заживают? — спросил он.

— На лице — хорошо. Денька через два и на руках заживут.

— И все обойдется? Не будет такого? — растерянно бормотал Белек.

— Не понял тебя, Белек. О чем ты?

— Мы с матерью все время думаем о тебе. Нам хочется, чтобы шрамов на лице не осталось и чтобы руки совсем были целы. А я краем уха слышал, что, мол, у Темирболота лицо останется в рубцах, а вместо рук… — Белек замялся.

— Не повторяй глупостей, — рассердился Темирболот, — не верь всякой болтовне…

Хорошо, Темиш! Все понял… А то я смотреть тебе в лицо без стыда не могу.

— Опять о старом? Я все забыл. Мы с тобой навсегда друзья, близкие. В тот день, помнишь, мы обо всем уговорились…

— Да я сейчас не о том… Я о себе…

— Я тебя опять понять не могу…

— Я всегда себя выше тебя ставил. А теперь подумал и решил, что у меня ума меньше, чем у курицы.

— Ну, опять ты за старое.

— Правда, Темиш. Было бы по-другому, я бы не растерялся, разбил бы окно, как ты, вынес бы братишку. И тогда ты не болел бы…

Темирболоту не хотелось продолжать этот разговор.

— Ты домой заходил? — спросил он.

— Нет, я прямо из школы.

— Оставь портфель здесь, пойди поешь. По дороге забеги к дедушке Ашыму, попроси у него масла для смазки ружья. Потом будешь у меня готовить уроки.

— Разве у тебя есть ружье?

— Твоя мать подарила мне мелкокалиберку. Вдвоем будем охотиться.

Белек бегом помчался на улицу. Дверь от сильного рывка приоткрылась, и Темирболот с улыбкой прислушивался к удаляющемуся топоту ног Белека.

Да… Дедушка Ашым правильно говорил: «Бросающему камень ответь добром». Но не всегда надо так поступать. Если камень бросает враг, надо ответить камнем. А разве Калыйкан и Белек — враги? Тетушку Калыйкан в детстве никто не воспитывал, она привыкла командовать всеми, никого не слушать… Все она сама о себе рассказала. Разве будешь на нее обижаться, считать ее недругом? Тете Калыйкан никто ничего не объяснял, а книг и газет она, видно, не читает. Как темному объяснить, что хорошо, а что плохо? А какой спрос с Белека, которого «воспитала» такая мать? Но он еще может исправиться. Если он свои недостатки сам поймет, разберется в них, то обязательно станет хорошим человеком.

Размышления Темирболота прервал громкий стук в дверь.

— Да! Да! Войдите! — крикнул он нетерпеливо.

В комнату вбежала Лиза, на ходу спросила «Можно?» и, не дожидаясь ответа, прямо в пальто, с двумя портфелями в руке, уселась на стул возле Темирболота. Она легко щелкнула его по носу, звонко засмеялась и спросила: