Отто Гофман - Опасности диких стран

• Название: Опасности диких стран
• Автор: Отто Гофман
• Издательство: Печатное дело
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 1996
• ISBN: 5-88762-015-3

Очередной сборник серии «Библиотека приключений продолжается…» предоставляет читателю удивительную и счастливую возможность встречи с остросюжетными произведениями великолепного детского писателя Отто Гофмана, произведениями которого зачитывалось не одно поколение юношей Европы и дореволюционной России. Сборник включает все значительные произведения автора, написанные в приключенческом жанре: «Опасности диких стран», «Афрайя — герой лапландцев», «На дальнем западе» и «Лазутчик».

---

— Скажи мне теперь, — начал датчанин, — чего ты от меня требуешь. Я тебе обязан, и готов тебе служить, если только это будет не против моей чести.

— Не здесь, — отвечал старик, вставай, — пойдем, следуй за мной.

Он зашагал вперед и привел его к тому уступу скалы, где был священный алтарь.

— Сядь сюда ко мне, юноша, — сказал он. — Ты находишься в таком месте, где нельзя ни лгать, ни лицемерить. Это священный алтарь Юбинала, на котором в течении многих веков прославляли отца всех творений.

Старик как будто окреп, говоря эти слова, и голос его звучал громко и торжественно.

— Сперва я буду говорить о тебе, — продолжал он, — чтобы убедить тебя, что я с тобой откровенен. Ты пришел сюда, в страну раздора и горя, присоединился к тем, кто знает только одну жадность к деньгам и к наживе. Они выжимают сок из своих, как же им не притеснять нас, владевших страной, когда их здесь не было? Ты искусен в чтении книги в письме, значит, слышал, что эта неизмеримая страна принадлежала нашим отцам. На далеком юге, на берегах восточного моря находят еще их кости в гробницах скал; а, между тем, мы принуждены кочевать на этих безлесных фиельдах, даже и эти пустыни жестокие люди отнимают у нас.

— Не думай, чтобы это было так всегда, — продолжал он после тяжелого молчания, — не думай, что прежде олень был нашим единственным кормильцем и достоянием. Много сохранилось преданий о том, что прежде мы жили в прекрасных, светлых долинах, где стояли плодовые деревья и росла богатая рожь. Нас прогнали оттуда силой; нас гнали и преследовали, и нам ничего больше не осталось, как безлюдная пустыня и животное, которое одно только и может существовать в ней. Впрочем, к чему жалобы! Каждое племя видело еще более худшие времена, и если так продолжится, то нам скоро придет конец. Наши лучшие пастбища потеряны, в преследователях наших нет ни уважения к праву, ни совести, одного вида нашего им достаточно, чтобы осмеять нас, одно имя наше возбуждает их презрение. Где найти справедливость у тех, кто считает нас хуже последнего животного, кто перебил бы нас, если бы мог нас достать, и если бы не получал с нас двойной выгоды при купле и продаже на ярмарках?

— Юноша, — продолжал он с благодарностью во взоре, — ты родился с кротким сердцем. Ты принял участие в отверженных, но что с тобой стало ради этого? Тот, кто пригласил тебя в свой дом, сделал это с целью погубить тебя, а люди, которые должны бы управлять страной, взяли его сторону.

— Правда! Все правда, что ты говоришь! — перебил Стуре. — Но где же спасение? Скажи, что должен я сделать, чтобы уничтожить эти козни и посягательства?

Афрайя молчал некоторое время, потом отвечал:

— Что бы ты ни делал, ты не минуешь их мести. Ты никого не найдешь, кто бы подал тебе руку, перед тобою закроют все двери, никто не будет с тобой торговать, никто не захочет есть твоего хлеба. Для услуг ты найдешь только негодных людей, которые будут тебя обманывать; рыбы ловить ты больше не можешь; где бы ты ни показался, всюду тебя оттолкнут, что бы ты ни предпринял, все испортят и разрушат.

— Ты, может быть и прав, — с горечью сказал взволнованный Стуре, — злая воля и невежество нападают на меня, я уже много имею доказательств к тому; но со спокойствием и благоразумием можно многое сделать и уничтожить их злобу.

— Делай, что хочешь, — сказал старик, — они, все-таки, окажутся проворнее тебя. Судья и писец самые могущественные люди в Финмаркене; они враги твои, и потому тебе нигде не будет от них покоя. Они замыслят твою погибель, опираясь на свои книги законов, они ограбят тебя, схватят и сделают нищим.

Он хрипло засмеялся и продолжал:

— Ты ведь знаешь, что могут сделать у твоего народа судьи и законы. Кого хотят сделать несчастным, того предают в руки правосудия; у кого хотят отнять то, что он имеет, тому посылают в дом коронного писца. Будь уверен, что Павел Петерсен уже закрутил веревку и притянет тебя ею к суду, а Гельгештад завязал узел.

— Но разве нет средства избавиться от этого постыдного рабства?

— Да, я знаю средство, — отвечал лапландец, пристально смотря на него, — и это средство может помочь нам обоим. Послушай! Сколько купцов живет в зундах и фиордах? Менее пятисот. Кто их любит? Никто. Разве это храбрые, сильные люди, могущие охотиться за волком и медведем? Нет, они ленивы, считают свои деньги и сидят дома у очага. А мы? Мы народ более чем в десять тысяч человек мужей, ружья которых не знают промаха, которые не боятся ни бурь, ни туманов.

— Как? — с удивлением и страхом воскликнул юноша, — ты хочешь возбудить восстание, бороться против короля и властей?

— Не против короля и властей, — сказал Афрайя, — а против наших врагов, делающих насилия во имя твоего короля.

— Не будь несправедлив. Король ничего об этом не знает. Если бы он это знал, или если бы эти слухи дошли до губернатора в Трондгейме, многое бы не совершилось. Надейся, что старания миссионера Горнеманна скоро принесут вам помощь.

— Если король и не знает, — сказал Афрайя, — то тем для него хуже. И как он может знать, когда живет за столько сот миль? Нет, господин, я ничего не ожидаю ни от твоего короля, ни от его слуг, ни от старого пастора.

Стуре подумал немного.

— Не дай своему ожесточению, — сказал он убедительно, — победить разум. Купцы и поселенцы квены, и рыбаки не так-то легко дадут себя одолеть. Народ твой рассеян по всему северу до самого Ледовитого океана. Ты не имеешь над ним власти. Но если бы даже тебе и удалось то, что никогда не может совершиться, если бы ты и разрушил всюду поселения норвежцев и одержал победу, то скоро бы приехали военные суда с солдатами и страшно бы отомстили тебе.

Афрайя засмеялся про себя.

— Пусть придут, — отвечал он, — твои солдаты не привыкли несколько дней подряд идти по колено в болоте или подниматься вверх по яурам, не имея хорошей пищи.

Дворянин должен был согласиться, но чем более он убеждался, что Афрайя не шутит, тем менее сочувствовал его планам.

— Если бы я знал, — сказал он наконец, — что ты можешь затеять такое кровавое дело, я бы исполнил свой долг и донес бы об этом властям.

Афрайя ответил ему взглядом, ужасное значение которого Стуре вполне понял.

— Предатель, — медленно проговорил колдун, — не увидел бы снова Бальсфиорда. Но ты не можешь предать меня, даже если бы и хотел. Юбинал избрал тебя своим орудием, и ты исполнишь его заповедь. Не думай, что я безрассудно подвергаю себя опасности. Мортуно бесстрашный муж, молодежь изо всех гамм готова за ним последовать. Ты же будешь с ними, чтобы возбуждать в них мужество.

— Кто? Я? — воскликнул Стуре. — Скорее моя рука отсохнет!

— Ты знаком с военным делом, — невозмутимо продолжал Афрайя, — и многие тебя боятся. Но ты могуществен и в своей стране, и там послушают твоего голоса. Говорят, что в Копенгагене тот может все сделать, у кого серебряные руки; Юбинал даст тебе эти руки. Ты бросишь в жадную пасть груды сокровищ, пусть только они сами назначат цену, за которую они хотят нам продать землю наших отцов.

— Если у тебя столько денег, — с удивлением сказал дворянин, — то, конечно, можно многого достигнуть, во всяком случае лучшего и более справедливого управления, строгого надзора за купцами и судьями.

Афрайя насмешливо покачал головой.

— Прочь всех их, мы не хотим их долее терпеть! Если бы ты дал им целые мешки серебра, то завтра они бы пришли и потребовали больше. Нет, дети Юбинала спустятся к ним, Юбинал получит свои жертвы!

Гневные взоры, которые он бросал при этом на камень, видевший уже не одну кровавую жертву, потрясли датчанина. Страшная мысль мелькнула у него в голове: может быть, и его самого принесут в жертву мрачным идолам, если он откажется исполнить волю Афрайи. Но гордость его и честь не позволяли ему лицемерно подчиниться. Он с полным спокойствием еще раз попробовал отговорить Афрайю от насильственных мер, хладнокровно рассмотрел возможность удачи при попытке к восстанию и доказал, что оно не может иметь успеха. С убедительностью истины он нарисовал последствия, которые оно бы за собой повлекло. Тогда бы вполне поверили всем гнусным обвинениям и клевете, взводимых на несчастное племя. Никто бы не посмел возвысить голоса в его защиту; все ужасы фанатического преследования разразились бы над ним, и настало бы, наконец, полное его уничтожение, сопровождаемое величайшими злодействами.

— Ты хочешь предложить серебро и с помощью его купить свободу своей родины, — сказал он наконец, — а между тем ты сам сознаешь, что этим возбудишь только новые жадные страсти. Если справедливо то, что утверждает Павел Петерсен, будто бы в недрах этих гор сокрыты богатые серебряные руды, о которых знаешь только ты один, то берегись, как бы этой сказке не поверили. За серебро в Перу испанцы перебили целые народы, а судья из Тромзое не один жаден до денег; он и в Копенгагене найдет довольно сообщников. Придут целые толпы на поиски сокровищ; для тебя мало будет выгоды в том, что ты прогонишь рыбаков, если на место их появятся гораздо худшие пришельцы.