Галина Зарудная - Последнее желание

• Название: Последнее желание
• Автор: Галина Зарудная
• Жанр: Современная проза

Валерия — акула моды и мастер эпатажа! Никто и ничто не может помешать ей жить по собственным принципам. И если ее империи пришел конец — пусть горит все синим пламенем! Плевать, что дальше — хоть сама преисподняя. Она садится пьяной за руль и понимает, что обратного пути нет… Но каким-то необъяснимым образом она оказывается в далеком прошлом. В мире, где все совершенно по-другому. Даже имя ее другое. Как совладать с такими переменами? И главное — с собственным сознанием сорокалетней бестии, с ее циничным и даже хамским отношением к жизни… в теле ребенка?!! Что это? Сон? А, может, именно так и выглядит ад? Или ей дали второй шанс: что-то вспомнить, выполнить обещание, понять то, что она не хотела понимать? Может даже спасти чью-то жизнь? И способна ли она справиться с новыми обстоятельствами? А, может, Валерия просто сошла с ума и стала заложницей собственного бреда?..

---

— Обезьяны тоже когда-то не знали, что можно взять палку, — пробормотала Лера с набитым ртом.

— Что? А при чем тут это? Я говорю про пижонство.

— А я про эволюцию. Коко Шанель, например, сделала настоящий переворот в моде…

— Чем твоя башка забита? Ты что — Коко Шанель? — возмутилась мать.

— Хорошая мысль, — заметила Лера. — Почему бы, кстати, и нет?

— Какой стыд, — протянула мать, трагично качая головой. — Какого надменного ребенка я рощу!

— Может, ты и права, — грустно подытожила Валерия. — Вырасту, скорее всего, циничной сволочью.

— Ну все, — вскипела мать. — Вон из кухни и чтоб я подобных речей больше не слышала! Ты сегодня без ужина. Посиди голодной и подумай о своем поведении.

Лера, успев налопаться помидор, спокойно поднялась и пошла к себе в комнату. Она подумала о том, что у нее еще осталось много золотой краски. Не пропадать же добру. Золотые аксессуары могут заинтересовать еще кого-то. Почему бы не наведаться завтра в школу? Ведь на хорошей идее можно хорошо заработать, главное, найти клиента. Можно начать с простого, с ремней и браслетов, например…

Она как раз перебирала свой гардероб с множеством непонятных вещей, ломая голову над тем, как все это можно «переиграть», когда вошла мама и позвала ее ужинать.

— Но я же сегодня не ужинаю, — напомнила Лера.

— Я тебя прощаю, но чтоб больше подобной чепухи я от тебя не слышала, — сказала мать с претензией на примирение.

— Тогда мне прийдется отказаться от всех ужинов, обедов и даже завтраков, — вздохнула Лера.

— Это еще почему?

— Потому что я не смогу бросить моду. Я скорее умру, чем откажусь от нее…

— Ясно. — Мать сдержанно кивнула. — Это все влияние. Поживем — увидим. Пока окончишь школу, еще семь раз передумаешь…

«Хотелось бы мне, чтобы ты была права, мама, — подумала Валерия. — Но даже, если мода станет самым большим моим разочарованием в жизни, но ничего другого я просто не могу и не умею. Через десять лет ты еще порадуешься за меня, вот увидишь…»

- 6

Снова жесткий старый матрас, холод, проникающий под одеяло, и воробьиный галдеж за окном.

Мамино «Вставай… Опоздаешь — пеняй на себя…»

Ее четвертое утро в бреду!

Лера встала в неописуемо злобном настроении. Голова раскалывалась, словно она билась ею о стену весь вечер накануне. Что это — акклиматизация?!! Привыкание к новым обстоятельствам? Какого черта она засыпает и просыпается здесь уже которые сутки подряд?!! Это уже не смешно!

— Что такая надутая? — спросила мать, когда Лера вошла на кухню, но она скорее напоминала поломанную марионетку со спутанными волосами и трагичным взглядом. Ей было страшно, казалось, еще страшнее, чем тогда, в первое утро. Она посмотрела на мать.

«Пырни меня ножом… Ударь… Сделай что-то такое, чтобы я поняла, где я и что со мной происходит…» — не терпелось крикнуть в отчаянии. Но мать смотрела так опасливо и напряженно, что Лера не посмела.

— Все нормально, — сказала она усталым чужим голосом.

— Ты в школу идешь?

— Чаю только выпью…

— Ну смотри мне. — Еще один быстрый взгляд напоследок.

«Да пеняю я! Уж как пеняю! — закончила про себя Лера. — Вот встану сейчас и расшибусь о стену — и тогда уж буду пенять во всю силу…»

Она сидела на кухне очень долго, находясь в состоянии, приближенному к ступору. Сердцебиение замедлилось, глаза не двигались и дыхание стало совершенно неощутимым. Лишь немного сдавленные виски, отдаленный гул в голове и периодически прорывающееся чириканье напоминало что-то общее с реальностью.

Какие-то более менее четкие мыслеформы в ее сознании так же не наблюдались, скорее, проплывали небольшие тучки, размазанные и блеклые, как неровный туман. Она слишком отчаялась думать. Она устала каждую минуту тщиться понять причину происходящего. Устала удивляться и протестовать. Устала искать ответы, на которые никто не желал отвечать. Она в этом месте, но у нее уже нет сил сплетать это с логикой, объяснять это, как сон, в котором ты просто принимаешь некие решения, даже что-то творишь, только потому, что и во сне мы обязаны что-то делать, как-то реагировать, совершать процесс движения и развития.

Что толку ей силиться что-то понять? Она здесь… Случилась какая-то подмена… Специально или нечаянно — уже не имеет значения.

Да, она здесь… И, черт побери, как же хочется выпить чего-то покрепче!!! Затянуться поглубже…

В соседней комнате послышался кашель и Лера внезапно очнулась.

Она медленно поднялась и прошла в коридор. Остановилась у двери и прислушалась.

Он снова закашлял. Ее отец…

* * *

Отец не отличался многословностью, а в те минуты, когда его что-то волновало, становился еще молчаливее. Лицо оставалось сосредоточенным, даже отстраненным, а мысли погружались в такие материи, каких не мог вообразить ни один болтун.

Только будучи уверен в том, что мнение его принесет пользу, а решение принято незыблемо, он высказывался короткими, конструктивными фразами.

Лера имела довольно неполные и немного двойственные представления о собственном отце.

С одной стороны — военный. Несомненный ум, воля, вышколенность и сдержанность во всех проявлениях. Командирский дух. Но, что несвойственно командирам, — никакой требовательности к окружающим. Полное невмешательство в дела других без сопутствующей прямой просьбы.

Слова отца — залог трезвой оценки, если он считал уместным разбираться в ситуации. В иных случаях — это человек-невидимка, молча занимающий свое место за столом, в комнате, или в гараже, который никак себя не проявляет и ничем не интересуется.

Лера слишком мало с ним общалась. Даже боялась его.

Но тогда она была ребенком. Тогда ей казалось, что в свои пятьдесят с небольшим он почти уже древний старец, что их разделяет целая вечность. А теперь ей сорок!

Она не могла проигнорировать тот факт, что он там, за стенкой, сидит в абсолютном одиночестве, страшно мучимый своими переживаниями, — что слишком очевидно!

Очевидно для Валерии, а не для Вали.

Депрессия.

Депрессия того сорта, когда хороший служащий, отдавший себя без остатка, внезапно оказался за бортом. Как сброшенный балласт. Списанный со счетов. Вычеркнутый из всевозможных списков значимости. Холостой выстрел. Пустое место. Ноль.

Все усилия, на которые была растрачена жизнь, все надежды, стремления, самоотверженность — все теперь перечеркнуто самым жестоким образом. В том возрасте, когда можно надеяться только на повышение, настоящую служебную заслугу, возможность в полной мере осуществить на практике свой опыт и потенциал.

Но вместо этого — Delеte! Профнепригодность. Вместо командира, гордо носящего свой мундир, — больной старик!

Да. То была депрессия особого сорта, когда отставники, оказавшись в подобном положении, не видели другого способа покончить с муками изувеченной гордости, кроме дула пистолета во рту, мгновенно разрешающего все терзания.

Нет. Он не пойдет таким коротким путем. Отстрадает все — до последнего. А Лера так и не узнает своего отца настолько хорошо, как хотелось бы. Он навсегда останется для нее неким «человеком дождя». И когда она подарит родителям дом, его мгновенной реакцией послужит инфаркт.

Только тогда Лера взглянет на него другими глазами.

Узнает, что в молодости он получил облучение в ракетных. Что имел отменные командные качества и делал превосходную карьеру, но тело все заметнее сдавало позиции. Ему позволили отпраздновать 38-й год рождения со званием капитана, и практически сразу же отправили в отставку. Как поломанные часы снимают с руки и кладут в ящик. О них вспоминают, если случайно наткнутся, но больше не носят и не озадачиваются ремонтом. Так же случилось с ним. Превосходный служащий с дрянным здоровьем. Если ты нам понадобишься, мы тебя позовем.

После этого, максимум, что ему полагалось — не слишком внушительная пенсия и несколько часов в неделю в качестве учителя ДПЮ в периферийном училище.

Да, она поняла, хоть и поздно, какую травму это нанесло его душе.

Сама фортуна, не проявив ни жалости, ни сострадания к лучшему из своих сыновей, списала его, как битую пешку в неумолимой игре человеческих судеб. Как если бы его подвел ремень безопасности и он просто выпал из собственного ковша, ему одному предназначенного в этой гигантской карусели. И так, если бы невесомость и разлад стали отныне естественным положением дел, неудачи отца с того печального момента лишь начинались…

Мечта построить дом для семьи обратится в прах. Он с трудом выбьет участок земли, с невероятными усилиями начнет застройку, которая затянется на десятилетия. Будет вынужден без конца экономить. А потом грянут известные всем перемены 90-х и у него практически отберут этот недостроенный клочок земли, который придется отстаивать из последних сил, собственной грудью, а всевозможные знакомства и заслуги прошлого уже ничего не будут значить. И этот человек переживет еще немало боли. Но так и не достроит свой дом. А ее подарок встретит, как очередную насмешку судьбы…