Питер Уоттс - Рифтеры

• Название: Рифтеры
• Автор: Питер Уоттс
• Жанр: Научная Фантастика

В одном томе представлен научно-фантастический цикл Питера Уоттса «Рифтеры / Rifters», один из самых увлекательных, непредсказуемых и провокационных научно-фантастических циклов начала XXI века.

«Морские звезды / Starfish (1999)»:

На дне Тихого океана проходит странный эксперимент — геотермальная подводная станция вместила в себя необычный персонал. Каждый из этих людей модифицирован для работы под водой и... психически нездоров. Жертва детского насилия и маньяк, педофил и суицидальная личность... Случайный набор сумасшедших, неожиданно проявивших невероятную способность адаптироваться к жизни в непроглядной тьме океанских глубин, совсем скоро встретится лицом к лицу с Угрозой, медленно поднимающейся из гигантского разлома в тектонической плите Хуан де Фука.

«Водоворот / Maelstrom (2001)»

Западное побережье Северной Америки лежит в руинах. Огромное цунами уничтожило миллионы человек, а те, кто уцелел, пострадали от землетрясения. В общем хаосе поначалу мало кто обращает внимание на странную эпидемию, поразившую растительность вдоль берега, и на неожиданно возникший среди беженцев культ Мадонны Разрушения, восставшей после катастрофы из морских глубин. А в диких цифровых джунглях, которые некогда называли Интернетом, что-то огромное и чуждое всему человеческому строит планы на нее, женщину с пустыми белыми глазами и имплантатами в теле. Женщину, которой движет только ярость; женщину, которая несет с собой конец света.

Ее зовут Лени Кларк. Она не умерла, несмотря на старания ее работодателей.

Теперь пришло время мстить, и по счетам заплатят все…

«Бетагемот / Behemoth (2004)»

Спустя пять лет после событий «Водоворота» корпоративная элита Северной Америки скрывается от хаоса и эпидемий на глубоководной станции «Атлантида», где прежним хозяевам жизни приходится обитать бок о бок с рифтерами, людьми, адаптированными для жизни на больших глубинах.

Бывшие враги объединились в страхе перед внешним миром, но тот не забыл о них и жаждет призвать всех к ответу. Жители станции еще не знают, что их перемирие друг с другом может обернуться полномасштабной войной, что микроб, уничтожающий все живое на поверхности Земли, изменился и стал еще смертоноснее, а на суше власть теперь принадлежит настоящим монстрам, как реальным, так и виртуальным, и один из них, кажется, нашел «Атлантиду». Но посреди ужаса и анархии появляется надежда — лекарство, способное излечить не только людей, но и всю биосферу Земли.

Вот только не окажется ли оно страшнее любой болезни?

---

Кларк уже поняла, что это, в сущности, не его вина.

– Эй, – жужжит она в десяти минутах от «Атлан­тиды».

– Да?

– Ты со мной?

– Да. Это только приступы... – Неразборчивое щел­канье. – Я то в отключке, то норм.

– Ты помнишь, что я говорила?

– Ты меня позвала.

– Помнишь, зачем?

– Какая‑то эпидемия?

– Ага.

– И ты... вы думаете, корпы...

– Я не знаю.

– Нога болит...

– Извини.

И тут у него в мозгу что‑то приходит в движение и снова дергает в сторону. Кларк хватает и держит, пока приступ не проходит. Пока он отбивается от того, что находит на него в такие моменты.

– ...еще здесь, вижу...

– Еще здесь, – повторяет Кларк.

– Хорошо, Лен. Пожалуйста, не делай так.

– Извини, – говорит она ему. – Извини.

– Я вам на хрен не нужен, – скрежещет Бханде­ри. – Все забыл.

– Вспомнишь.

Должен вспомнить!

– Ты не знаешь... ничего не знаешь про... нас.

– Немножко знаю.

– Нет.

– Я знавала одного... вроде тебя. Он вернулся.

Это почти ложь.

– Отпусти меня. Пожалуйста.

– Потом. Обещаю.

Она оправдывает себя на ходу и ни на минуту себе не верит

Лени помогает не только себе, но и ему. Оказывает ему услугу. Спасает от образа жизни, неизбежно ведущего к смерти. Гиперосмос, синдром слизистого имплантата, отказ механики. Рифтеры – чудо биоинженерии. Благо­даря несравненному устройству гидрокостюмов они мо­гут даже гадить на природе – но для разгерметизации вне атмосферы подводная кожа предназначена не была. А отуземившиеся то и дело снимают маски под водой, впускают через рот сырой океан. И он разъедает и загряз­няет внутренний раствор, защищающий их от давления. Если проделывать это достаточно часто, рано или поздно что‑нибудь испортится.

«Я спасаю тебе жизнь», – думает она, не желая про­износить этого вслух.

«Хочет он того или нет», – отвечает из памяти Алике.

– Свет! – хрипит Бхандери.

В темноте перед ним проступают отблески, уродуют идеальную черноту мерцающими язвами. Бхандери ря­дом с Кларк напрягается, но не убегает. Она уверена, что он выдержит – всего две недели назад она застала его в головном узле, а чтобы попасть туда, ему пришлось вытерпеть более яркие небеса. Не мог же он за столь ко­роткий срок так далеко уйти?

Или тут другое – не ровный ход, а резкий скачок? Может быть, его беспокоит вовсе не свет, а то, о чем свет ему теперь напоминает?

«Бабах! Взрыв».

Призрачные пальцы легонько постукивают по имплантатам Кларк. Кто‑то впереди прощупывает их со­наром. Она берет Бхандери под руку, держит деликатно, но твердо.

– Рама, кто‑то...

– ...Чарли, – жужжит Бхандери.

Перед ними всплывает Гарсиа в янтарном сиянии, омывающем его со спины и превращающем в привиде­ние.

– Твою мать, ты его нашла! Рама, ты тут?

– Клиент...

– Он меня вспомнил! Охрененно рад тебя видеть, дружище. Я думал, ты уже покинул сей бренный мир.

– Пытался. Она меня не пускает.

– Да, мы все извиняемся, но твоя помощь очень нуж­на. Только ты не напрягайся, чувак. У нас получится. – Он оборачивается к Кларк. – Что нам понадобится?

– Медотсек готов?

– Одна сфера загерметизирована. Вторую оставили на случай, если кто сломает руку.

– Хорошо. Свет придется выключить – во всяком случае, на первое время. Даже наружное освещение.

– Легко.

– ...Чарли... – щелкает Бхандери.

– Я тут, дружище.

– ...будешь моим техником?

– Не знаю. Могу, наверное. Тебе нужен техник?

Маска Бхандери поворачивается к Кларк. В его манере

держаться что‑то резко изменилось.

– Отпусти меня.

На этот раз она подчиняется.

– Сколько я не бывал внутри? – спрашивает он.

– Думаю, недели две. Самое большее, три.

По меркам рифтеров, это хирургически точная оценка.

– Могут быть... трудности, – говорит им Бханде­ри. – Реадаптация. Не знаю, смогу ли я... не знаю, в ка­кой степени я смогу вернуться.

– Мы понимаем. – жужжит Кларк. – Только...

– Заткнись. Слушай. – Бхандери дергает головой – движение рептилии, уже знакомое Кларк. – Мне пона­добится... толчок. Помощь в начале. Ацетилхолин. Еще... тирозингидроксилаза. Пикротоксин. Если я развалюсь. Если начну разваливаться, вам придется мне это ввести. Поняли?

Она повторяет:

– Ацетилхолин, пикротоксин, тиро... м‑м...

– Тирозингидроксилаза. Запомни.

– Какие дозы? – спрашивает Гарсиа, – и как вво­дить?

– Я не... черт, забыл. Посмотри в медбазе. Макси­мально рекомендованная доза для всего, кроме гидрокси... лазы. Ее вдвое больше, наверное. Думаю, так.

Гарсиа кивает.

– Еще что‑нибудь?

– О да, – жужжит Бхандери. – Будем надеяться, я вспомню, что вообще...

ПОРТРЕТ САДИСТА В КОМАНДЕ

У Элис Джовелланос были свои представления о том, как надо извиняться.

«Ахилл, – начала она, – ты иногда такой кретин, что поверить невозможно!»

Он не сделал распечатки. Не нуждался в этом. Он был правонарушителем, затылочные участки коры постоянно работают в ускоренном режиме, способности к сопостав­лению и поиску закономерностей, словно у аутиста. Он один раз прокрутил ее письмо, посмотрел, как оно ухо­дит за край экрана, и с тех пор перечитывал сотню раз в воспоминаниях – не забыв ни единого пикселя.

А сейчас он сидел, застыв, как камень, и ждал ее. Ночные огни Садбери бросали размытые пятна света на стены его номера. Слишком многое просматривается с ближайших зданий, отметил Ахилл. Надо будет к ее при­ходу затемнить окна.

«Ты прекрасно знаешь, чем я рисковала, когда вчера тебе призналась, – диктовала программе Элис. – И ты знаешь, чем я рискую, отправляя тебе письмо, – оно автоматически удалится, но наши уроды могут просканировать что угодно, если захотят. И это часть проблемы, вот почему я вообще решилась тебе помочь...

Я слышала, как ты говорил о доверии и предательстве, и может, в некоторых твоих словах больше истины, чем мне хотелось бы. Но разве ты не понимаешь, что спра­шивать тебя заранее не было никакого толку? Пока на сцене Трип, ты не можешь дать ответа сам. Ты наста­иваешь, что тут я ошибаюсь, талдычишь о судьбоносных решениях, которые принимаешь, о тысячах переменных, которыми жонглируешь, но, Ахилл, дорогой мой, кто тебе сказал, что свободная воля – это всего лишь какой‑то сложный алгоритм?

Я знаю, что ты не хочешь терять объективности. Но разве порядочный честный человек – не страж самому себе, ты об этом не думал? Может, совсем и необязательно позволять им превращать себя в большой условный реф­лекс. Просто ты сам хочешь этого, ведь потом ты ни за что не несешь ответственности. Так легко, когда не надо принимать решений самому. Это почти как наркотик. Мо­жет, ты на него подсел, а сейчас у тебя синдром отмены».

Она так в него верила. И верила до сих пор: собира­лась прийти сюда, ни о чем не подозревая. Номер с за­щитой от наблюдения обходится не дешево, но старший правонарушитель свободно мог позволить себе категорию «суперприватность». Система охраны в этом здании не­проницаема, беспощадна и начисто лишена долговремен­ной памяти. После ухода посетителя о нем не остается никаких записей.

«В общем, то, что они украли, мы вернули. И я хочу тебе рассказать, что конкретно мы сделали, потому как невежество порождает страх, и все такое. Сам знаешь. Ты в курсе насчет рецепторов Минского в лобных до­лях и что нейротрансмиттеры вины привязаны к ним, а ты воспринимаешь это как угрызения совести. Корпы создали Трип так: они вырезали из паразитов парочку генов, отвечающих за изменение поведения, и подпра­вили их: чем более виноватым ты себя чувствуешь, тем больше Трипа закачивается тебе в мозг. Он связывается с нейротрансмиттерами, которые в результате изменяют конформацию и фактически забивают двигательные пути, а у тебя наступает паралич.

В общем, Спартак – это аналог вины. Он взаимо­действует с теми же участками, что и Трип, но конформация у него немного другая, поэтому Спартак забивает рецепторы Минского, но больше не делает практически ничего. К тому же он распадается медленнее, чем обыч­ные трансмиттеры вины, достигает более высокой кон­центрации в мозгу и в конце концов подавляет активные центры простым количеством».

Он вспомнил, как щепки старинного деревянного пола рвали ему лицо. Вспомнил, как лежал в темноте, привя­занный к опрокинувшемуся на бок стулу, а голос Кена Лабина спрашивал где‑то рядом:

– Как насчет побочных эффектов? Естественного чувства вины, например?

В тот миг связанный, окровавленный Ахилл Дежарден увидел свою судьбу.

Спартак не удовлетворился тем, что разомкнул выко­ванные Трипом цепи. В этом случае еще была бы надеж­да. Он бы вернулся к старому доброму стыду, который и контролировал бы его наклонности. Остался бы непол­ноценным, но ведь таким он всегда был. А вот оставлять его душу без надсмотрщика было нельзя. Он бы спра­вился – даже вне работы, даже если б ему предъявили обвинения. Справился бы.