Клайв Баркер - Искусство

• Название: Искусство
• Автор: Клайв Баркер
• Издательство: Мой Друг Фантастика
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015

Содержание:

Пропащие души (рассказ, перевод Б. Аникина), стр. 7-16

Явление тайны (роман, перевод К. Лопашинова), стр. 19-480

Эвервилль (роман, перевод К. Лопашинова), стр. 499-974

---

– Да, твоя мечта сбылась. Все для всех.

– Похоже, что так. По крайней мере, мы на это надеемся.

– У тебя сыр на подбородке.

– Сейчас мы его стряхнем.

– Погоди… Я рад тебя видеть. Но я никак не могу взять в толк… Слушай, тебя еще молено звать Теслой?

– А почему нет?

– Но вас же там двое?

– Тело ведь мое.

– Да. Я выгляжу очень ошарашенным?

– Да нет. А ты ошарашен?

– Нет. Только удивлен.

– Все тот же мой Грилло.

– Скажи еще «наш Грилло».

– Нет. Мой. Можешь перетрахать всех лос-анджелесских красоток, все равно останешься моим. Я остаюсь с тобой.

– Это что, сценарий?

– Он тебе не нравится? Грилло улыбнулся.

– Не такой уж плохой. Она взяла его за руку.

– Могу я рассчитывать на тебя?

– Ты же знаешь, что да.

– Как я и думала, ничего еще не закончилось.

– Погоди. Скажи сперва, откуда ты приехала?

– Терпение! Д'Амур полагает, что теперь они попытаются осуществить вторжение в Нью-Йорке. Поэтому он собирает половину команды там, а меня отправил сюда.

– А я тебе зачем?

– Ты знаешь что-нибудь об Омахе, округ Небраска?

– Не очень много.

– Там ведь все началось. В почтовом отделении Омахи.

– Опять разыгрываешь?

– Именно там Яффе услышал об Искусстве. Краем уха.

– Что это значит?

– Он толком не знал, что такое Искусство. Даже Киссун этого не знал. Оно необъятно и сводит все воедино. «Прошлое, будущее и сон между ними, в одном бесконечном дне».

– Чудесно.

– Как бы отнесся к этому Свифт?

– К черту Свифта. Значит, в Омаху?

– Начнем оттуда. Там собирается вся недоставленная почта Америки, и там сходятся многие концы. Люди немало знают, Грилло. Даже если не понимают.

– И они пишут об этом?

– Да. И посылают по случайному адресу.

– А письма оказываются в Омахе.

– Некоторые. Плати за чизбургер. Я подожду на улице. Они встали.

– Что-то я проголодался, — сказал он.

Д'Амур ушел только вечером, оставив в доме двух совершенно выжатых рассказчиков. По ходу повествования он то и дело открывал свой блокнот, записывая важные детали.

Когда Хови и Джо-Бет выговорились, он вручил им карточку со своим нью-йоркским адресом и записал на ней второй секретный телефон.

– Приезжайте, как только сможете. Никому не говорите, куда вы едете. Ни одному человеку. И когда приедете, смените имена. Скажите, что вы муж и жена.

Джо-Бет рассмеялась.

– Старомодно, но что поделать? — сказал д'Амур. — О женатых ходит меньше сплетен. Сразу звоните мне и скажите, где я смогу вас найти. Я тут же свяжусь с вами, ангелов-хранителей не обещаю, но мы постараемся вас защитить. У меня есть подруга по имени Норма. Я уверен, что вы ей понравитесь. У нее замечательные сторожевые собаки.

– Собаку мы и сами можем купить, — сказал Хови.

– Но не такую. Уверяю вас, не такую. Спасибо за все, что вы рассказали. Мне пора. Предстоит долгий путь.

– Вы едете в Нью-Йорк? На машине?

– Ненавижу летать. У меня был плохой опыт. Правда, без самолета. Напомните потом, чтобы я вам об этом рассказал. Вы должны знать про меня, ведь я теперь знаю про вас.

Он вышел, оставив за собой едва уловимый аромат дорогого табака.

– Хорошо бы подышать воздухом, — сказал Хови, едва д'Амур ушел. — Пошли погуляем?

На улице было холодно, но прогулка сняла напряжение, вызванное разговором. Они долго шли молча, потом Джо-Бет сказала:

– Ты рассказал ему много такого, о чем я не знала.

– О чем же?

– О том, что случилось на Эфемериде.

– Ты имеешь в виду Бирна?

– Да. Интересно, что он там увидел?

– Он сказал, что расскажет мне, если мы выживем.

– Я бы хотела посмотреть сама.

– Вернуться на Эфемериду?

– Да. Даже в тот раз мне там понравилось.

Так, разговаривая, они дошли до озера. Свежий ветер обдувал их лица.

– А ты не боишься, что Субстанция опять возьмется за нас? — спросил Хови.

– Нет. Если мы будем вместе.

Она взяла его за руку. Внезапно им стало жарко, несмотря на холодный ветер, как тогда, когда их взгляды впервые встретились у Батрика. С той минуты прошло не так уж много времени, но они преобразились.

– Теперь мы оба — искатели приключений, — сказал Хови.

– И никто никогда нас не разлучит.

– Хорошо, если так.

– Так. Ты ведь знаешь.

Она подняла руку, которую он все еще держал в своей.

– Помнишь? Субстанция соединила нас.

– Пойдешь за меня замуж?

– Поздно. Уже пошла.

Они стояли на краю озера, но, конечно же, это был не Мичиган. Это была Субстанция. Мысль о ней причиняла боль. Так болит всякая живая душа, когда ее коснется тихий шепот моря снов. Но они, видевшие это море наяву и знавшие, что оно реально, чувствовали боль резче и острее.

До рассвета оставалось недолго, и с первыми лучами солнца они отправились спать. Но пока свет не рассеял чары воображения, они стояли в темноте и ждали со страхом и с надеждой, что то, другое, море позовет их на свои берега.

Эвервилль

Память, предвидение и фантазия —

прошлое, будущее и миг сна между ними —

составляют единый мир,

проживающий один бесконечный день.

Знать об этом — Мудрость.

Использовать это — Искусство.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ БЫЛО, ЕСТЬ И БУДЕТ

I

1

Их погубила надежда. Надежда и уверенность в том, что провидение уже заставило их достаточно пострадать за свою мечту. Слишком многих они потеряли в пути — детей, целителей, предводителей — и потому решили, что Господь больше не допустит утрат, а вознаградит за тяготы и лишения и приведет в изобильные земли.

Когда они увидели первые признаки снежных бурь, когда впереди появились тучи, в сравнении с которыми грозовые пики Вайоминга казались ничтожными, и полетела в лицо ледяная крошка, они сказали друг другу: это испытание — последнее. Если сейчас мы повернем назад, устрашившись непогоды и холода, то все, кого мы похоронили в пути, умерли напрасно, и страдания их, а вместе с ними и наши страдания, тоже напрасны. Нужно идти вперед. Нужно, как никогда раньше, твердо верить в свою мечту. В конце концов, сказали они друг другу, октябрь только начался, идет первая неделя. Пусть непогода застанет нас в горах раз-другой, но, когда начнется настоящая зима, мы уже будем по ту сторону, на зеленых лугах.

Значит, вперед. Вперед во имя мечты.

Потом возвращаться было поздно. Даже если бы снег, выпавший в последнюю неделю месяца, не завалил перевалы, все равно: лошади слишком исхудали и обессилели, что бы тащить повозки назад через горы. У переселенцев не осталось выбора, кроме как идти дальше. Хотя они давно перестали понимать, где находятся, и лишь слепо брели наугад в кромешной, как ночная тьма, белизне.

Порой ветер на мгновение разрывал завесу туч, но и в разрывах не было видно ни неба, ни солнца. Только очередная гора, равнодушная к людям, вырастала на пути между ними и землей обетованной. Снег сползал с вершины, похожей на мягкую шапку, и заваливал те самые склоны, где им волей-неволей предстояло пройти, чтобы выбраться.

К тому времени их надежда истаяла и продолжала таять день ото дня. Из восьмидесяти трех душ, что отправились в дорогу весной 1848 года из городка Индепенденс, в штате Миссури (по пути к ним прибавилось шестеро новорожденных), выжил тридцать один человек. За первые три месяца, пока они пересекли Канзас, прошли ао Небраски и одолели четыреста восемьдесят семь миль по равнинам Вайоминга, умерло всего шестеро. Трое утонули. Двое отбились от каравана и, как считалось, были убиты индейцами. Еще одна повесилась на дереве. Но с приходом летней жары начались болезни, и тяготы путешествия в полной мере дали себя знать. Протухли мясо и вода, и первыми стали погибать дети и старики. Потом, когда припасы совсем иссякли, ослабели даже здоровые мужчины и женщины, крепкие и отважные, полгода назад полные сил. Земля, где им были обещаны радость и отдохновение, оказалась пустынной и суровой. Мужчины уходили на поиски пропитания и после нескольких дней блужданий возвращались с голодным взглядом и пустыми руками. К наступлению холодов путешественники окончательно обессилели, и многие не выдержали этого последнего испытания. За первые три недели зимы умерло со рок семь человек — замерзшие, засыпанные снегам, голодные, измученные, потерявшие надежду.

После гибели доктора Ходдера счет смертям вел Герман Дил — из выживших он более других смыслил во врачевании. Когда они доберутся до Орегона, до прекрасной земли на Западе, сказал он людям, они вместе помолятся за тех, кто не дошел, и воздадут долг всем и каждому, кого он отметил у себя в дневнике. А до той поры, до той счастливой поры, живые не обязаны заботиться о мертвых, выбиваясь из последних сил. Мертвые отошли в теплые любящие объятия Господа и вряд ли обвинят тех, кто вырыл им не слишком глубокие могилы или произнес краткие отходные молитвы.