Эптон Синклер - Зубы Дракона

• Название: Зубы Дракона
• Автор: Эптон Синклер
• Издательство: Издательский дом ВАРЯГИ СОКОЛЬНИКОВ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016

Первый полный перевод на русский язык третьего тома Саги о Ланни Бэдде, охватывающий период 1929–1934 мировой истории, который был написан в 1941 году, опубликован в январе 1942 и получил Пулитцеровскую премию за 1943 г. Аннотация, написанная Синклером в 1941 году, когда нацистская верхушка чувствовала себя достаточно комфортно, и никто не знал, когда и как всё это закончится. «Войдите за кулисы нацистской Германии и посмотрите, как работает эта машина. Встретьтесь с Гитлером, Герингом, Геббельсом дома. Попытайтесь спасти еврея из концлагеря Дахау. Очутитесь в застенке во время Ночи длинных ножей!»

---

Они подтащили его к скамейке. Они вытряхнули его из одежды, так как он был не в состоянии сделать это сам. Он по-прежнему умолял, протестовал, кричал, умоляя о пощаде. Ему приказали лечь на скамейку. Его неспособность подчиниться раздражала их. Они бросили его на живот, оголив его спину, ягодицы и бедра, а его дряблые белые руки свисали к полу. Четыре полуголых нациста заняли свои места, по два с каждой стороны, и офицер поднял руку, командуя начать.

Тонкие стальные прутья свистели, рассекая воздух. Они сделали четыре удара по обнаженному телу, за которыми последовали четыре потока крови. Старик разразился ужасным криком боли. Они схватили его и бросили его вниз, и офицер закричал: «Лежать, Juden-Schwein! За это ты получишь еще десять ударов».

Бедная жертва лежала, дрожа и стеная, а Ланни, с болью и ужасом ждал следующих ударов. Он представил себе душевные страдания жертвы, потому что они наступают не сразу. Офицер ждал, и, наконец, спросил: «Ну, нравится?»

«Nein, nein! Um Himmel’s Willen!»[188]

«Тогда скажи, кто вывез это золото!»

«Я уже говорил тысячу раз, если я знал, я бы вам сказал. Что еще я могу сказать? Помилуйте меня! Я беспомощный старик!»

Лидер снова поднял руку, и четыре прута свистнули и ударили, как один. Человек вздрогнул. Боль скрутила его. Он кричал, как сумасшедший. Он ничего не знал об этом. Он сказал бы, если бы знал. Это было сделано кем-то, кто ничего об этом ему не сказал. Его голос стал пронизывающим. Затем постепенно начал утихать, Слова стали напоминать лепет человека в бреду. Его слова спотыкались друг о друга, его рыдания душили его крики.

Из четырех палачей тот, кто работал по плечам жертвы, по-видимому, был главным, он вёл счёт ударам. Каждый раз, после удара он назвал цифру вслух, и когда он сказал «десять» все остановились. Было приказано сорок ударов, и лидер подал знак человеку в штатском и в очках, которые оказался врачом. Высокая научная функция этого ученика Гиппократа было убедиться, сколько ударов жертва может выстоять. Он приложил стетоскоп к сырому мясу спины старого еврея и послушал. Затем он кивнул и сказал: «Можно ещё».

Лидер хотел было двинуть пальцем, чтобы дать сигнал, но процедуру пришлось прервать. Раздался голос, говорящий громко и ясно: «Вы грязные собаки!» Он продолжал: «Ihr dreckigen Schwei-nehunde, Ihr seid eine Schandfleck der Menschheit!»

Всех, кто был в этот момент в комнате, казалось, парализовало. Это было совершенно беспрецедентным, непредусмотренным любыми военными правилами. Но, не надолго. Офицер крикнул: "Rrraus mit ihm!» и две статуи возле Ланни внезапно ожили и вывели его. Но он смог громко и четко повторить: «Я говорю, что вы позорите человеческий род!»

Вернувшись в камеру, Ланни подумал: «Я напросился на неприятности! Для меня они изобретают что-то особенное». Он обнаружил, что его безумие, его вдохновение, всё то, что это было, быстро прошло. В темноте и тишине он понял, что он сделал что-то очень глупое, что-то, что не принесёт ничего хорошего бедному старому банкиру, а себе может нанести огромный вред. Но не нельзя всё отменить, нельзя причитать, нельзя дать своим костям снова обратиться в желе. Он должен был вернуть себе настроение гнева и решимости и научиться удерживать его, независимо от того, что может произойти. Это были очень трудные психологические упражнения. Иногда он думал, что добился успеха, но затем в его мозгу раздавался свист тех страшных стальных прутьев, и он чувствует, что его охватывает позорная дрожь.

Хуже всего было ждать. На самом деле он думал, что почувствует облегчение, когда откроется дверь его камеры. Но когда он услышал идущие шаги, то обнаружил, что опять испугался, и опять пришлось брать себя в руки. Он не должен им позволить думать, что они могут запугать американца. Он плотно сжал руки, стиснул зубы и выглянул в коридор. Там в тусклом свете стоял эсэсовец, к которому он был пристёгнут наручниками в течение целой ночи. А за ним, глядя через его плечо, глубоко обеспокоенное лицо обер-лейтенанта Фуртвэнглера!

«Так, так, герр Бэдд!» — сказал молодой штабной офицер. — «Что они делали с вами?»

Ланни должен был изменить с молниеносной скоростью свое настроение. Он очень ненавидел всех нацистов. Но не испытывал ненависти к этому наивному и преклоняющемуся молодому карьеристу. «Герр обер-лейтенант!» — воскликнул он с облегчением, как молитву.

«Выходите», — сказал другой, и осмотрел своего друга в поисках признаков повреждений. — «Что они с вами сделали?»

«Они доставили мне довольно много неудобств», — ответил пленник, возвращаясь к англо-саксонской манере поведения.

«Очень жаль!» — воскликнул офицер. — «Его превосходительство будет огорчен».

«Я был ещё больше», — признался пленник.

— Почему вы не сообщили нам?

— Я сделал все возможное, чтобы кто-то об этом узнал, но я не преуспел.

«Это позорное происшествие!» — воскликнул собеседник, обращаясь к эсэсовцу. — «Кто-то будет серьезно наказан».

«Zu Befehl, Herr Oberleutnant!» — ответил эсэсовец. Это звучало, как: «Скажите мне застрелиться, и я готов».

— На самом деле, герр Бэдд, я не знаю, как извиниться.

— Ваше присутствие достаточное извинение, герр обер-лейтенант. Вы, как говорят у нас в Америке, a sight for sore eyes[189]

«Я чувствую себя виновным за ваши больные глаза», — серьезно заявил штаба офицер.

Это было похоже на внезапное пробуждение от кошмара, и ощущение, что все эти ужасные вещи никогда не случались. Ланни последовал за своим другом по узкой каменной лестнице и обнаружил, что не нужно больше никаких формальностей для его освобождения, как их не было необходимо для его ареста. Несомненно, форма этого офицера давала ему власть. Он сказал: «Я беру на себя ответственность за этого господина», и эсэсовец повторил: «Слушаюсь, герр обер-лейтенант».

Они вышли к служебной машине, которая их ждала. Шёл дождь, но никогда день не казался более прекрасным. От света Ланни пришлось закрыть глаза, но ему удалось попасть внутрь без посторонней помощи. Опускаясь в мягкое кресло, ему нужно было сделать усилие, чтобы осознать, что было реальностью: это кресло или то подземелье! Конечно, эти обе реальности не могут существовать в одном и том же городе, в одном и том же мире!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Глубже слез

I

Ланни жил в калейдоскопе. В такой трубке, где видно одну картинку, а повернув на небольшой угол, совершенно другую. Он был готов на всё, буквально на всё. Но когда он услышал, как его друг отдал приказ: «В резиденцию Его Превосходительства», он вздрогнул и стал тем, кем он был всю свою жизнь, представителем бомонда, для которого правила приличия были инстинктивными и обязательными. «Конечно», — запротестовал он: «вы не повезёте меня к Его Превосходительству в таком состоянии! Посмотрите на мою одежду! На мою бороду!» Ланни провел рукой по ней, интересуясь еще раз, не поседела ли она.

— «Где ваша одежда, герр Бэдд?»

— «В отеле в Мюнхене».

— «Абсурд! Я позвоню им утром».

«А мои деньги?» — добавил другой. — «Их у меня отобрали в Штаделхайме. Но если вы отвезёте меня в Адлон, я уверен, что там обналичат мой чек».

Приказ был изменен, и молодой штабной офицер с изумлением наблюдал, как магия современного гостиничного сервиса превращает его друга в респектабельного джентльмена. В то время как гость отмывал себя в ванне, камердинер приводил его одежду в порядок с помощью губки и утюга, а коридорный помчался к ближайшему галантерейщику за рубашкой, галстуком, платком и пр. Пришел парикмахер и побрил его, но седых волос обнаружено не было. Через полчаса обер-лейтенант снова увидел светского молодого человека, готового встретить весь мир и свою жену.

Это было действительно смешным, когда они приехали в официальную резиденцию министра-Президента Пруссии, и их провели в его частные апартаменты. Этот могущественный персонаж был облачён в форменную одежду по своей должности: синие брюки с широкой белой полосой, голубой мундир с белым поясом и широкой белой лентой через плечо, многочисленные золотые шнуры и звезды, погоны и знаки различия. Но был пылающий жаркий день середины июля, и все это благолепие стало нетерпимым толстяку. Он стал раздеваться и сам повесил всё на ближайший стул, и остался за своим столом в трусах и большим количеством мягкой белой кожи, которой наделила его природа. Бусинки пота показались на коже прежде, чем на ум Ланни пришёл образ еврейского банкира. Невозможно было удержаться от представления этой еще большей массы тела и жира, положенной на пропитанную кровью скользкую скамейку, задницей вверх!

II

У генерала было намерение представить несчастный случай с Ланни Бэддом в самый разгар очень тяжелой истории, как дивертисмент в комической опере. А для Ланни была возможность принять игру и сделать то же самое. «Ja aber, mein lieber Herr Budd!» — воскликнул Его Превосходительство и поймал руку Ланни в тиски, которые показали, что он не весь состоял из жира. «Was ist Ihnen denn passiert?»217 — настаивал он, услышав всё о злоключениях плейбоя. «Вы боялись?» — он хотел это знать. Ланни ответил: «Подождите, пока дойдет ваша очередь, Exzellenz, и посмотрите, будете ли вы бояться».