Грейс Тиффани - Кольцо с бирюзой

• Название: Кольцо с бирюзой
• Автор: Грейс Тиффани
• Издательство: ООО ТД «Издательство Мир книги»
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01813-8

1568 год. Ростовщик Шейлок Бен Гоцан, преследуемый испанской инквизицией, вместе с маленькой дочкой бежит в Венецию. Повсюду, куда бы ни бросала его жизнь, он возит с собой странное кольцо с бирюзой. Шейлок всегда выставляет его вместе с другими товарами в своей лавке, но оно не продается. Чтобы стать обладателем кольца, его нужно украсть. Но жизнь человека, к которому хотя бы однажды кольцо попадет в руки, будет ему уже неподвластна… Одни — обретут с ним счастье, другие — канут в бездну…

* * *

1568 год. Спасаясь от инквизиции, Шейлок Бен Гоцан вместе с маленькой дочкой бежит из Испании в Венецию. Что за таинственное кольцо с бирюзой увез он с собой? Притягательное и загадочное, каким образом кольцо воздействует на человеческие судьбы? Как оно связано с именами пяти женщин, сильно повлиявших на жизнь самого Шейлока? Яростные враги, страстная любовь, хитроумные интриги, подлоги, захватывающие приключения, отчаяние и сияние надежды — что принесет кольцо с бирюзой своему владельцу?..

---

Бассанио было рассмеялся, но потом резко прервал смех. «Должно быть, Антонио взглянул на него так, что он смутился», — подумала Джессика.

Мужчины переместились в дальний конец комнаты, и их разговор превратился в неразборчивое бормотание. Упоминались разные цифры, а потом Антонио произнес гневным тоном слово «процент», и она услышала, как ее отец что-то объясняет об Иакове, и Лаване, и Аврааме, и овцах. Она вспыхнула в темноте, представив себе, как Антонио и Бассанио обмениваются насмешливыми взглядами: еврей цитирует свое Писание вместо того, чтобы говорить о деньгах.

А именно ради денег они и пришли. Ясно, что они не принесли ни слова, ни записки от Лоренцо.

Джессика встала и пошла в свою комнату. Здесь она встала на колени у кровати и перекрестилась. Из-под матраса она вытащила четки и начала перебирать их, шепча слова, услышанные ею в церкви Сан-Марко: «Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum… Ave Maria…»[43]

Двадцать минут спустя внизу хлопнула парадная дверь. Она швырнула четки на кровать, на цыпочках быстро вышла на лестничную клетку и услышала последние слова посетителей.

— Проклятая сделка, да еще во время Рождества! — возмущался Бассанио. — Ты не должен был давать за меня клятву при таком договоре! Лучше бы я сначала отрезал свою собственную голову!

— Ну, не бойся, старина, не буду же я…

— Достаточно, ты меня убедил, — быстро проговорил Бассанио. — Завтра идем к нотариусу. А теперь скорее к воротам, пока стражники нас тут не заперли.

Антонио прошел в дверь перед Бассанио, и она не расслышала, что он еще сказал, но потом прозвучало имя Ланселота.

— И первые три дуката на зарплату этому парню Гоббо, чтобы забрать его из этого дома! — смеялся Бассанио. — Как ты думаешь, еврей доверяет ему подниматься в комнаты к прекрасной Джессике?

* * *

Остальное Шейлок рассказал ей за ужином на следующий день. Она бросила нож и уставилась на него.

— Что ты имеешь в виду, отец?

Он пожал плечами.

— Шутка. Эти двое смеются над моим ростовщичеством, как будто христиане в Европе тоже не занимаются этим.

Их гость покачал головой. Это был Тубал-кейн, который также работал на Риальто, а по четвергам вместе с ее отцом и раввином изучал Талмуд.

— Венеция утратит свое место среди других наций, не последовав в этом отношении за Англией, Германией и Нидерландами, — сказал он. — Если бы ее крупные коммерсанты при необходимости могли брать в долг не только у нас…

— У нас было бы меньше денег, закончил Шейлок.

Тубал-кейн ткнул ножом в сторону Шейлока:

— Но тогда бы нас меньше ненавидели.

— Не думаю. И умоляю, используй нож по назначению! Нет, я так не думаю, Тубал-кейн. Ненависть этих двоих, что были здесь сегодня, глубже, чем их пустые карманы. Они ненавидят себя, ненавидят за то, что заняли у меня деньги. Ты никогда не дождешься, чтобы эти пожиратели свинины признали правду.

— А в чем она, отец? — не удержалась и спросила Джессика, притворно сладким голосом.

Он нахмурился, услышав ее тон.

— Правда в том, что я даю в долг под высокие проценты потому, что я могу правильно оценить поручителя, и знаю, какие вложения принесут доход. Конечно, ты хочешь услышать, что им не хватает капиталов, потому что они великодушны, а у меня — излишки, потому что я кровожадный пес, жадный негодяй, хищный волк — все, что угодно! — Он снова пожал плечами и налил себе стакан воды. — Вот я и играю свою роль. Никаких процентов я с этих двоих не требую, только кровное обязательство. Возврат долга к празднику нашей пасхи, или Антонио ди Ардженто отдает мне фунт своего мяса. Почему бы и нет? Пусть на Риальто посмеются над этой историей.

Тубал-кейн нахмурился:

— Твое чувство юмора доведет тебя до беды. Что сказали бы наши отцы?

— Не знаю. Я не советуюсь с привидениями.

— Конечно нет! Кто в них верит? Но почему ты подписываешь договор, который грозит перевести тебя из еврейского суда в городской суд? Дохлый номер!

Шейлок развел руками, как бы говоря: «Разве это не очевидно?»

— Это никогда не дойдет до муниципалитета. Антонио ди Ардженто отправил один корабль в Триполи, другой — в Индию, третий — в Мексику, четвертый — в Англию, не сосчитать, сколько серебра он выбросил на воду. Он промотает эти деньги, когда серебро вернется в порт, но кое-что останется. И немало. Так что я получу свой долг прежде, чем он потратит остальное на своего дорогого Бассанио ди Пьомбо.

Шейлок одним глотком отпил полстакана воды.

— Кроме того, даже если все предприятия Антонио провалятся, у меня будет шанс опозорить его. Я не стану настаивать на договоре. Что мне делать с фунтом мяса? Это ведь не баранина. Будь я каннибалом, каким меня считают, я нашел бы для ужина мясо менее жилистое, чем у него. Я съел бы этого маленького жирненького попугая Грациано ди Пезаро, который, как верный пес, следует по пятам за ди Пьомбо и не переставая болтает. Венеция меня за это наградила бы.

Тубал-кейн хихикнул, и уголки губ Джессики дрогнули. Она поднесла руку ко рту.

— Мне не нужны деньги ди Ардженто, — продолжал Шейлок. — Я проявил бы к нему милосердие, которое, как считается, может быть только христианским, и простил его банкротство перед всей Венецией. Полей горячее масло на его голову, разве не так говорил Назаретянин? Или он рекомендовал горящие угли?

— Откуда мне знать? — отозвался Тубал-кейн. — Вы многое узнали за один визит к лютеранам в Вальядолиде, Шейлок. И вы никогда не перестаете говорить об этом.

— Ди Пьомбо пригласил меня поужинать с ними, — рассказывал далее Шейлок. — Видели бы вы лицо синьора Антонио, когда он это сказал! Как вы думаете, что сделал бы совет, согласись я на это?

— Вы сами знаете, что сделал бы совет старейшин. Зачем спрашивать? Они поступили бы с вами как с бедным Мардохеем, который пил некошерное вино с христианином, торговцем льном, из Гамбурга. Исключили бы вас из числа молящихся.

— Как плохо должны думать обо мне синьоры за то, что я не пришел, — сказал Шейлок. — И всего-то за несколько молитв.

— Три тысячи дукатов! — воскликнул Тубал-кейн. — На что им такая сумма?

— Не на честную торговлю, я уверен. Какие-нибудь обезьяньи дела. У синьора Бассанио долги. Он должен всем, включая этих сквернословов близнецов, которые развлекаются, тыча евреев в их значки, Соланио и Салерио делла Фатториа. Эти двое родились в клетке? — Шейлок отодвинул свой стул, будто хотел дать выход гневу. — Не говоря уже об этом шимпанзе, который болтается с остальными возле биржи, хотя делать ему там нечего. Этот рыжеволосый кавалер ди Скиммиа!

Джессика застыла, хотя она знала, что это имя будет упомянуто.

— Не сомневаюсь, всем им хочется иметь новое платье, чтобы произвести впечатление на дочерей дожа, — сказал Шейлок, глядя прямо на Джессику. — Разве ты не назвала бы их бесполезным племенем, дочь?

Она встала из-за стола с застывшим лицом, поклонилась гостю и поднялась по лестнице. Через минуту дверь в ее комнату захлопнулась.

Морщина на лбу Шейлока разгладились, он посмотрел на своего друга и вздохнул.

Глава 14

Ланселот вернулся — от Лоренцо ни слова.

Он прождал, сказал Ланселот, два часа у двери квартиры Лоренцо на набережной ди Гречи, вода промочила его туфли. Наконец камердинер Лоренцо поднял окно и недовольно схватил записку Джессики, сказав, что приложит ее к стопке писем и счетов, ожидающих хозяина, но не рискнет отправиться на его поиски. Ему платят слишком мало, даже за то только, чтобы он приглядывал за домом.

— Я думаю, парень вправе жаловаться, — проворчал Гоббо. — Из-за этих поручений, которые я выполняю для вас, ваш отец сокращает мне жалованье. — Он протянул руку. — Возместите мне разницу, голубка моя.

— Вот тебе золотой, — раздраженно сказала Джессика, кладя ему на ладонь крузадо. — Но ты скоро узнаешь, что его недовольство тебе выгодно. Он уступил тебя Бассанио ди Пьомбо.

— Неужели? — спросил Ланселот, широко ухмыляясь. — Ди Пьомбо! Я ему подойду. В этом человеке есть поэтическая жилка.

— И ты считаешь, что и у тебя тоже?

— Я знаю, что у меня она есть. Ах, свобода! — Ланселот подпрыгнул и щелкнул своими мокрыми каблуками. — Больше не нужно прочесывать рынок гетто в поисках бескровной говядины суккота[44] и рыбы, приготовленной кешью!

— Кошерно, — поправила Джессика. — И наш мясник называется шохет, а не суккот. Но тебе эти слова больше не понадобятся. Практикуйся во французском, а не в еврейском. Отныне ты будешь бродить среди торговцев мужской одеждой в поисках плащей с капюшонами по французской моде. Дукаты моего отца пойдут и за них тоже!

— Как это?

— Он взял в долг, твой Бассанио. Ты знаешь, где он живет?

— Знаю.

— Мой отец велел тебе уйти сегодня вечером, до того как он вернется с молитвы. Теперь, можно не сомневаться, я буду делать за тебя твою нудную работу. — Она посмотрела на него озабоченно и сердито. — А кто будет передавать мои записки?