Макс Пембертон - Железный пират

• Название: Железный пират
• Автор: Макс Пембертон
• Издательство: Печатное дело
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-88763-070-1

Очередной сборник «Библиотека приключений продолжается…» составили авантюрно-приключенческие романы Макса Пембертона, чье имя среди читающей публики России в начале века было не менее популярно, чем имена Эмара, Герштеккера, Лори, Сальгари и других признанных мастеров приключенческой прозы.

---

— Да, благодарю вас, ваши соотечественники так же щедры, как, вероятно, будете щедры и вы, ваше сиятельство.

Гастон понял, что и здесь повторяется старая история. В то время как маркиза хвалится преданностью своих слуг и молодой Джиованни клянется, что все они готовы умереть за нее, один из них одинаково охотно служит и ей, и французам, только бы ему платили хорошо за услуги. Очевидно, Вильтар действительно имел серьезные причины желать, чтобы он оставался в этом доме. Гастон с радостью решил исполнить желание своего друга, тем более что оно совпадало с его собственным.

Он дал лакею дукат и продолжал заканчивать свой туалет.

Комнаты, в которых он находился, со всеми сокровищами, наполнявшими их, казались еще уютнее при дневном свете, вливавшемся в огромные окна. Ему нравились старинные книги, стоявшие на полках под рукой, прелестные миниатюры, висевшие в золотых рамках на стенах, чудный письменный стол с красивым письменным прибором и безукоризненной бумагой и перьями. Весь дом этот, по-видимому, свидетельствовал об изысканном вкусе самой хозяйки, которая усыпала путь Гастона розами, чтобы искуснее заманить его в эту золоченую клетку. Гастону нравилась эта клетка, но не нравилось одиночество в ней. Может быть, он сам не сознавал, насколько страстно желает видеть маркизу, пока совершенно неожиданно не увидел ее внизу в саду у фонтана, где она, по-видимому, поджидала его.

Гастон быстро шагнул к дверям, открытым теперь настежь, и, спустившись по винтовой лестнице, очутился в саду около маркизы. Ему многое надо было сказать ей, но когда он так внезапно очутился лицом к лицу с ней, он не мог вымолвить ни слова, так ослепительно хороша она была вблизи. Он видел ее до сих пор только всегда в полумраке собора и никогда не встречался с нею на улицах. Гастон был так поражен, что стоял, как окаменелый, его молчание было лучшим комплиментом, который он мог бы сказать прелестной маркизе де Сан-Реми.

— Итак, граф, я вижу, что вы еще сердитесь на меня? — произнесла она первая, улыбаясь.

Она протянула ему белую нежную ручку, совершенно утонувшую в большой руке гусара. Он наклонился, галантно поцеловал ее и наконец решился взглянуть прямо в черные глаза, обворожившие его.

— Сударыня, — произнес он прочувствованным тоном, — если я могу в чем-нибудь упрекнуть вас, так это только в излишней доброте. Если причины, по которым я оказался в этом доме, и представляются мне недостаточно обоснованными, то все же я благодарен вам за ваш поступок. Я благодарю вас, жену француза, как француз, которому вы хотели оказать услугу.

Все это было сказано очень красиво, но звучало немного странно, если принять во внимание, что оба они уже в продолжение многих недель вели совершенно иной разговор взглядами в церкви св. Марка. По всей вероятности, мысль эта пришла тоже в голову маркизы, так как она весело рассмеялась и, отнимая свою руки, горевшую еще от его поцелуя, ответила немного презрительно:

— Я не только хотела оказать услугу французу, я ее оказала вам, граф де Жоаез. Неужели вы думаете, что я решилась бы опрометчиво вызвать вас из вашего дома, возбудить ваше подозрение и подвергнуть опасности вашу жизнь и свободу только потому, что мне показалось, что вам грозит серьезная опасность? Нет, граф, я действовала так, потому что знала все наверняка. Если бы вы не провели сегодняшней ночи под моей кровлей, меня обвинили бы сегодня в вашей смерти. Но пойдемте лучше в комнаты, где мы можем говорить без свидетелей и прежде всего подкрепим свои силы легким завтраком.

Они вернулись в дом и прошли в маленький белый салон, где уже был накрыт для них завтрак, а затем, закусив, они перешли пить кофе в смежную комнату, выходившую на открытую веранду, с которой открывался вид на площадь перед церковью и на узкие каналы, кишевшие гондолами. Маркиза все время поддерживала оживленный разговор, сопровождаемый выразительными жестами. Она расспрашивала Гастона о Франции, о французском народе, о республике, о только что пережитых страшных днях революции, но ни слова не сказала про Наполеона, пока в комнате еще находились слуги. И только когда Джиованни Галла, получив от нее секретные инструкции, удалился, закрыв за собой дверь в салон, она опять перешла к интересовавшей их обоих теме.

— Я вполне доверяю своим слугам, — сказала маркиза, — но, чтобы не вводить их в искушение, я стараюсь им не говорить ничего. Теперь мы с вами одни и можем снова вернуться к прежнему разговору.

Гастон в эту минуту вовсе не был расположен к серьезному разговору; вино возбуждающим образом подействовало на него; присутствие хорошенькой женщины располагало к легкой салонной болтовне, и он невольно подумал, что хорошо было бы, если бы вместо всяких разговоров маркиза взяла лютню и спела ему что-нибудь… Но она не дала ему времени предаваться приятным мечтам.

— Дело в том, — начала она, — что я не буду говорить теперь ни о вас, ни о себе; мы, в сущности, ведь отдельные единицы, исчезновение которых пройдет почти незамеченным в истории. Не будем же враждовать между собою, вы должны вполне довериться мне и быть уверенным, что я имела серьезные причины поступить так, а не иначе; а я, со своей стороны, постараюсь подавить в себе недоверие к вашей мудрости. Вы — невольный пленник в моем доме, и вы жаждете свободы, как ребенок тянется к солнечному лучу. Вы ни на одну минуту не забываете, что я женщина, и говорите себе: «Разве она может судить о подобных вещах? Неужели же я послушаюсь ее?» Я за это, собственно говоря, и не очень осуждаю вас. Мужчины так привыкли недоверчиво относиться к уму женщины, что вполне понятно, если в данном случае и вы думаете, как и все мужчины. Вы не доверяете мне, и вот с этого-то пункта мы начнем и, таким образом, скорее дойдем до конца, верьте мне, граф.

Гастон выслушал ее с интересом, но с чувством некоторого разочарования. До сих пор он приписывал ее поступок расположению к нему и заботе о нем, которые заставляли ее сильно преувеличивать опасность, угрожавшую ему. Но теперь он убедился в том, что маркиза не похожа на других женщин Венеции. Он почувствовал даже некоторый страх перед ней и в душе своей не мог не сознаться, что в умственном отношении, пожалуй, даже уступает ей. Подобное чувство, конечно, не могло возбудить в нем особенной радости. Он решился не уступать и доказать ей, что мужская самостоятельность не так-то легко покоряется чужой и особенно женской воле.

— Дорогая маркиза, — начал он, — я прекрасно понимаю, какими мотивами вы руководствовались в этом деле, и я очень благодарен вам за оказанную мне услугу. Но в то же время позвольте сказать вам, что, в сущности говоря, я не особенно верю в опасность, о которой вы говорили; конечно, по отношению к другим эта опасность существовала, что доказывает таинственное исчезновение и убийства моих соотечественников, но не забудьте, что я — адъютант самого генерала Бонапарта.

Он посмотрел на нее с таким видом, как будто хотел добавить: «вы видите, что это невозможно», но она выслушала его молча и терпеливо, как мать выслушивает лепет неразумного ребенка.

— Да, это правда, что вы — адъютант генерала Бонапарта, — сказала она с горечью, — адъютант человека, который послал вас сюда с гнусной целью шпионить за нами; вы — адъютант того, кто готов продать за один дукат честь родного отца, только бы этим подвинуться хоть на один шаг ближе к нашим воротам. Благородная должность, нечего сказать! Позвольте вам сказать, что я глубоко сожалею вам, что вы принуждены ее занимать.

— Мне очень жаль, маркиза, что вы повторяете слова других, которые знают о генерале Бонапарте то, чего никогда не было на деле и что создано их воображением. Когда-нибудь вы будете глубоко сожалеть о сказанном, маркиза. Я знаю, что поступаю правильно, что я нахожусь под начальством величайшего гения наших времен и за целое царство не согласился бы оставить своей теперешней службы. Я верю в этого корсиканца, маркиза, и вы должны с этим примириться, если хотите, чтобы между нами установились дружеские отношения.

Маркизе понравился жар, с которым Гастон произнес свою короткую речь, хотя содержание ее, конечно, не могло поколебать ее давно сложившихся убеждений. Несмотря на то, что на язык ее просились теперь самые нежные слова, она сдержалась и снова заговорила холодным убедительным тоном:

— Я очень добра к своим друзьям, граф, но требую от них полного доверия. И только если доверие их завоевано мною, я говорю, что наконец-то они начинают понимать меня. Впрочем, что об этом говорить? Вот возьмите, прочтите это, и тогда вы заговорите со мной иначе.

Она наклонилась к маленькому письменному столику, придвинутому к ее креслу, и достала с него пачку бумаг, скрепленных золотою брошью. Гастон сейчас же признал в них оригиналы или копии тех секретных документов, которые рассылаются инквизицией ее младшим исполнительным органам в Венеции. Пробегая глазами одну за другой эти бумаги, Гастон понял, что читает подробное описание своей жизни за последние три месяца, проведенные им в Венеции. Нечего и говорить о том, насколько заинтересовало его подобное чтение.