Анна Тургенева - Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума

• Название: Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума
• Автор: Анна Тургенева
• Издательство: Новалис
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-86951-031-7

Тургенева Анна (Ася) Алексеевна (1890, Москва — 1966, Арлесгейм). Книга воспоминаний Аси Тургеневой, художницы, вместе со своим мужем поэтом-символистом Андреем Белым принадлежавшей к первому поколению русских антропософов, охватывает период с 1912 по 1925 год. Приехав в 1912 г. в Германию, Ася Тургенева и Андрей Белый знакомятся с Рудольфом Штейнером, вступают в круг его ближайших учеников и принимают участие в строительстве Гетеанума — здания антропософского центра в Дорнахе (Швейцария). Со своей позиции ученицы А. Тургенева воссоздает образ Р. Штейнера, сообщает его интереснейшие идеи, высказанные основателем антропософии в личных беседах с его русскими последователями. Книга является замечательным документом эпохи Серебряного века, свидетельством того, что развитие культуры русского символизма совершалось в том же направлении, когорте указывалось и антропософией. Вместе с тем "встреча" символизма и антропософии была отмечена чертами подлинного драматизма, проявившегося в судьбах конкретных людей. На русском языке воспоминания А Тургеневой, написанные по-немецки, публикуются впервые

---

Вскоре в Берлине состоялось общее собрание Антропософского общества, во время которого мы впервые увидели на фотографиях пластические формы модели Здания, колонн, капителей с подвижными архитравами над ними (это был совершенно новый строительный стиль). Руки рвались к работе: хотелось благодарить за то безмерное счастье, которое выпало на нашу долю. Это было начало новой культурной эпохи, — великое время. Над Европой все сильнее сгущались роковые тучи, и в душной предвоенной атмосфере, словно в кошмаре, мчалась на бешеном холостом ходу жизнь современной цивилизации. Но кто думал об этом? Также и нам, предчувствовавшим надвигающуюся беду и потому искавшим путь к Рудольфу Штейнеру, это апокалипсическое настроение не казалось актуальным из-за полноты все новых духовных откровений. Доктор Штейнер был тем самым человеком, кто вновь и вновь пытался встряхнуть нас, предостеречь и призвать к большей бдительности. В его словах звучал глубочайший трагизм, бесконечно трогательная боль перед испытаниями, предстоящими человечеству. Нельзя было терять ни единого мгновения; пока время еще позволяло, надо было сказать все. Дух захватывало от той энергии, с которой он вел нас в светоносный мир спиритуального знания, как бы восходя в полете все выше и выше.

Тогдашние переживания лучше всего выразились в словах Христиана Моргенштерна из его стихотворения, посвященного Рудольфу Штейнеру: "К красоте ведет твое дело". — "Головокружительное чувство", о котором поэт говорит, что оно поднимает высоко над грозными облаками в область света, своей кульминации достигло в лейпцигском цикле "Христос и духовный мир". После того как в "Пятом Евангелии" нас ввели в те события, разыгравшиеся в мире перед крещением, с которыми был связан путь Иисуса, — теперь для нас прояснились сверхчувственные события, сопутствующие схождению в мир и воплощению космического Существа Иисуса, — Существа, Которое в предшествовавшей всемирной жизни определяло наше человеческое становление.

В один из тех дней состоялся утренник, во время которого Рудольф Штейнер произнес речь, посвященную Христиану Моргенштерну. Большой, празднично украшенный светлый зал составлял для этого события прекрасный фон. Христиан Моргенштерн, закутанный в шубу, — в его взгляде и лике уже сквозила близкая смерть, — слушал, как Мария фон Сиверс в первый раз читает его стихотворения из цикла "Мы нашли тропу".

В Дорнохе

Сияющий зимний день, почти такой, какие случаются высоко в горах, застала я в Дорнахе в феврале 1914 года. Склоны были покрыты глубоким снегом, который сохранялся на протяжении целого месяца при сухом, прогретом солнцем зимнем воздухе, — редкость для этой местности. Воскресный покой царствовал на холме, который был заметен уже издалека из-за высоких строительных лесов. В их пронизанных солнечным светом сквозных формах, возвышающихся над бетонным фундаментом, уже намечался двойной купол. В сопровождении незнакомого голландца я вскарабкалась наверх по выложенным спиралью доскам, которые образовывали внутри между лесами примитивную лестницу. Эти леса выполняли роль форм будущего внутреннего пространства Здания; вокруг них вскоре должны были вырасти его стены.

Вновь спустившись вниз, я встретила перед деревянным бараком — столярной мастерской — доктора Штейнера. В шубе и высоких сапогах он возвращался с работы над наружными моделями, которые располагались в небольшом помещении позади столярной. Он бережно вел под руку Марию фон Сиверс, укутанную в беличью шубку. — "Она растянула себе ногу, надо быть с этим внимательными, — сказал он. — А что, Бугаев остался в Базеле?"

Когда на следующий день мы с Бугаевым шли сюда из Арлесгейма, нам навстречу в чистом зимнем воздухе уже издалека доносился через заснеженные поля оживленный стук молотков с лесов Здания; удары о деревянные балки были мягкими и ритмичными. Более трехсот рабочих трудились на лесах и в прилегающей к Зданию столярной мастерской. Примерно восемнадцать членов Общества руководили работами и осуществляли надзор. Мы встретили их всех, когда они вместе с доктором Штейнером сосредоточенно наблюдали за тем, как стройное, свинченное из досок ребро, покачиваясь в воздухе, направлялось на свое место, где его устанавливали на строго вертикальный участок деревянной стены. Эти деревянные стены, стоящие на бетонном фундаменте, состояли из толстых балок, лежащих горизонтально одна на другой. К вечеру уже были установлены несколько купольных ребер. И теперь также распознавались первые очертания малого купола вместе со стеной восточного помещения, как бы намекая на то, что за этим последует.

Работа продвигалась с невероятной скоростью. Быстро выросли стены большого купола, а через несколько дней появилась внешняя форма двух взаимопроникающих пространств. Затем сюда добавились два боковых флигеля, а ребра купола были устланы гибкими, блестящими досками.

Вскоре после нашего прибытия мы были приглашены на обед доктором Гросхайнцем и его супругой. У них в старом Бродбекхаусе (впоследствии — "склон Рудольфа Штейнера") жили Рудольф Штейнер и Мария фон Сиверс. Беседа велась в основном хозяевами дома.

Строители Здания

Время для художественных работ еще не настало. Только два художника — Хайнц Митчер из Кёльна и Освальд Дубах, русский швейцарец, помогали доктору Штейнеру разрабатывать пластические мотивы для наружной отделки Здания. Похожий на великана швейцарский юноша Поль Бэй рассчитывал для столяров профили, по которым в будущем склеивались архитравы из прочных деревянных досок примерно шестисантиметровой толщины. Тадеуш Рихтер, обходившийся без шляпы и пальто, перемещался взад и вперед между Дорнахом, Парижем, Силезией и Берлином, подготавливая порученную ему будущую работу надоконными стеклами. Ходило много анекдотов о его смешной манере ругаться по-польски. Предполагалось, что я ему буду помогать. До того мы должны были с моей сестрой, которая вместе с Поццо вскоре приехала ко мне в Дорнах, калькировать и раскрашивать строительные планы в архитектурном бюро (впоследствии "Дом Ханси").

Несколько архитекторов работали и дискутировали в слишком тесном для них помещении верхнего этажа. Сюда нередко заглядывал главный архитектор Шмид-Куртиус, человек с мечтательным взглядом, с трудом выносящий величие своей задачи. Молодой вспыльчивый крестьянин, миролюбивый Мозер из Штутгарта, Эрнст Айзенпрайс, еще совсем молодой, — вот о ком я вспоминаю. Позже к ним прибавились Герман Ранценбергер и инженер Энглерт: они держались как правило в стороне от архитекторов, но постоянно были окружены другими строителями; затем господин Кобер со своей женой, которые уже давно жили в Арлесгейме; Ледебур — голландец, помогающий Тадеушу Рихтеру; Зеефельд, кому поручили рассчитываться с рабочими; пожилой Лидфогель, заведующий столярной мастерской; я думаю, там уже был и Кригер. Несколько позднее появилась в роли секретарши маленькая язвительная фрейлейн Хове из Прибалтики. Таков был почти весь тогдашний состав строителей. — У архитекторов я никогда не встречала доктора Штейнера, но вряд ли он не был осведомлен о том, что происходило в бюро. Например, однажды архитекторы развесили пять-шесть набросков в натуральную величину для предложенного им оконного триптиха. Он выбрал набросок Мозера и кое-что в нем поправил.

Бугаев был приставлен к господину Зеефельду в качестве помощника при расчете жалования рабочим. Для сына математика, который сам однако был поэтом-символистом, числа представлялись чем-то мистическим и вызывающим почтение. Они всегда до крайности возбуждали его, и я видела, как лукаво улыбался господин Зеефельд при разговоре о их совместной работе. Она продолжалась также не долго.

В марте мы опять последовали за доктором Штейнером — на лекции в Мюнхен и Вену. Хотя их темы не были непосредственно связаны со Зданием, тем не менее Здание и его миссия предстали в этих лекциях в еще более ярком свете. Но в словах Рудольфа Штейнера прозвучало пугающее предостережение: "Если нам будет дозволено завершить его…" — Разве это было под вопросом? — От впечатлений, полученных в Вене, осталось грустное настроение, — как от обреченной, преходящей красоты.

По возвращении мы встретились с новым обликом Дорнаха. На лугах, освобожденных от снега — цветущие вишни! Если идти к северу от территории Здания через небольшой ручей, разделяющий два кантона — Золотурн и Базельланд, то "дощатый путь" вел вверх по лугу к дому, где госпожа Дубах-Маликова за один франк готовила простой, но хороший обед. Помимо уже названных художников Хайнца Митчера и Освальда Дубаха приехали еще новые строители. Это были: Ханс Штраус — красивая, энергичная голова с детским открытым взглядом; тонкая блондинка — его жена и ее более полная сестра (они должны были вырезать одну и ту же каплевидную форму в большом куполе — справа и слева; одна оказалась стройной, а другая — широкой, но доктор Штейнер одобрил обе. Конечно, все это произошло позднее).