» » » Франц Кафка - Певица Жозефина, или Мышиный народец


Авторские права

Франц Кафка - Певица Жозефина, или Мышиный народец

Здесь можно купить и скачать "Франц Кафка - Певица Жозефина, или Мышиный народец" в формате fb2, epub, txt, doc, pdf. Жанр: Короткие истории, издательство Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2, год 2016. Так же Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги на сайте LibFox.Ru (ЛибФокс) или прочесть описание и ознакомиться с отзывами.
Франц Кафка - Певица Жозефина, или Мышиный народец
Рейтинг:
Название:
Певица Жозефина, или Мышиный народец
Автор:
Издательство:
неизвестно
Год:
2016
ISBN:
нет данных
Вы автор?
Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Как получить книгу?
Оплатили, но не знаете что делать дальше? Инструкция.

Описание книги "Певица Жозефина, или Мышиный народец"

Описание и краткое содержание "Певица Жозефина, или Мышиный народец" читать бесплатно онлайн.



«Нашу певицу зовут Жозефина. Кто ее не слышал, тот не ведает, какой может быть магия пения. Нет человека, который не потерял бы голову от ее пения, что особенно следует оценить, если вспомнить, что народец наш не очень-то любит музыку. Уют и покой – вот для него лучшая музыка; ведь живется нам тяжко, и мы, если и пытаемся стряхнуть с себя груз посконных забот, то все одно не воспаряем в такие далековатые сферы, как музыка. И – никаких по сему поводу огорчений; еще не хватало; вот изрядная деловитость и хватка – это да, это веселит нас и утешает; что же до музыкальных радостей, какие нам не даны, то мы легко миримся с их отсутствием, как и с другими лишениями. Только Жозефина среди нас исключение; она-то музыку любит и умеет ее исполнять; но она одна такая, с ее уходом исчезнет из нашей жизни и музыка – и никто не может знать, как надолго…»






Но что же побуждает народец наш так угождать Жозефине? На этот вопрос так же трудно ответить, как и на вопрос о качестве ее пения, с которым он неразлучен. Вообще-то он был бы праздным, если бы можно было утверждать, что мы безоговорочно преданы Жозефине ради ее пения. Но ведь это не так; о безоговорочной преданности нет и речи; такой народец, как наш, может быть предан только пронырливому своему лукавству да пустой своей болтовне где ни попадя, никакой другой преданности он не ведает, и Жозефина это знает, и она борется с этим, не щадя своей слабой глотки.

Правда, подобными суждениями не следует увлекаться; в целом-то народец наш Жозефине предан, пусть и с оговорками. Нельзя не признать: в ней немало смешного, а всякие смешочки, несмотря на тяготы жизни, нам любы; однако на самом-то деле над Жозефиной мы не смеемся. Порой мне кажется, что народец наш склонен жалеть Жозефину: мол, это хрупкое, беспомощное, по-своему незаурядное – благодаря пению, как она сама считает, незаурядное – существо вручено ему на заботу и сохранность; почему так, никто не может сказать, но такая уверенность существует. А над тем, что тебе доверено, смеяться не станешь; смех тут сродни попранию долга; так что самое злое, на что способны у нас самые злые, – это сказать: «Нам не до смеха, когда мы видим Жозефину».

Так вот и заботится народец наш о Жозефине, как родной отец о чаде своем, простирающем к нему ручонки то ли в мольбе, то ли в капризе. Казалось бы, нам должны претить узы отцовства, но мы следуем им, хотя бы в этом случае, образцово; никому по отдельности это бы не удалось, только всем вместе. Конечно, силы общности и отдельного лица несоизмеримы; там, в тепле, любой почувствует себя под защитой. Правда, с самой Жозефиной никто не осмеливается заговаривать о подобном. «Свистеть я хотела на вашу защиту!» – только и скажет она в ответ. «Да, да, ты все свистишь», – думаем мы про себя. К тому же она это не со зла; так, пустой каприз, детский лепет, нечего обращать внимание.

Но тут примешивается еще кое-что, что плохо вяжется с такими вот представлениями об отношениях народца и Жозефины. У нее-то другое, противоположное мнение на сей счет: она считает, что это она защищает народ. Будто бы ее пение спасает нас от политических и хозяйственных передряг; то есть если и не гонит прочь катастрофы, то дает силы их перенести. Она не говорит об этом открыто, как и о чем-либо еще, она вообще, по обыкновению, помалкивает, в отличие от нас, болтунов, но в глазах-то ее эта мысль посверкивает постоянно, как и легко прочитывается она в ее стиснутых губках – только она у нас умеет держать рот на замочке. Стоит появиться любой дурной вести – а в иные дни они сыплются кучей, мешая с небылицами правду, – как она, только что падавшая от усталости, выпрямляется, вытягивает шею, озирая свою паству, как пастух своих овечек перед грозой. Похоже на избалованных, своенравных деток, но в отличие от них у Жозефины есть на то свои основания. Что говорить, она, конечно же, никак не спасает нас и не прибавляет нам сил; выставлять себя спасителем такого народца, как мы, вообще дело нехитрое; ведь мы только внешне такие терпеливцы и самоистязатели, а на самом-то деле буяны, прущие на рожон, но и не забывающие пополнять свои ряды отчаянным деторождением; мы вытаскиваем себя посредством чудовищных жертв всегда сами из любых несчастий – да так, что у историков-хроникеров волосы потом встают дыбом, но кто у нас интересуется их никому не нужными хрониками… И все-таки верно, что в годину несчастий мы особенно любим послушать голосок своей Жозефины. Опасности, которые нас тогда подстерегают, делают нас смиреннее, покладистее перед лицом ее властных замашек; мы охотнее сходимся вместе, сплачиваемся и ищем забвения, словно торопимся – а торопиться есть куда, Жозефина об этом не помнит – осушить мирный кубок перед решающей битвой за выживание. Все это походит больше на народное собрание, чем на обычный концерт, и тишина воцаряется тогда больше обычного; слишком серьезен час для пустого посвиста и болтовни. Жозефине, конечно, и этого бывает мало. При всей своей мнительности, подогреваемой ее неясным положением в обществе, Жозефина многого не замечает и легко может впасть в заблуждение, особенно в окружении несметных льстецов, хлопочущих якобы о нашем общем благополучии, но петь просто так, частичкой программы такого собрания, то есть жертвовать своим высоким искусством, она бы не стала.

Да у нее и нет в том нужды, ибо искусство ее пользуется признанием. Даже если мы заняты в такой миг другим и тишина царит не ради Жозефинина пения – кое-кто даже и не смотрит в ее сторону, уткнув нос в меховой воротник соседа, так что может показаться, будто зря она разливается там на подиуме, но на самом-то деле, – нельзя отрицать – голосок ее и в такие минуты бывает нам внятен. И голос этот, когда другие, притихнув, помалкивают, как народный глас, обращенный к каждому из нас в отдельности; в такой жуткий час тоненький писк Жозефины – отражение жалкой судьбы народца нашего в передрягах враждебного мира. Ничтожный вроде бы голосок, ничтожное с виду искусство – а как утверждает себя в наших сердцах, и как отрадно об этом думать. Настоящего виртуоза, буде такой нашелся бы среди нас в этот час, мы не стали бы слушать, отвергли бы как неуместную ненужность. Вот только не прознала бы сама Жозефина, что сам тот факт, что мы слушаем ее в такое время, свидетельствует против ее искусства. Кое о чем она, скорее всего, догадывается, иначе с чего бы ей уверять с таким пылом, будто мы ее вовсе не слушаем, хотя она-то продолжает петь как ни в чем не бывало.

Однако ей есть, есть чем утешиться: ведь мы все, кто меньше, кто больше, но слушаем ее как настоящую знаменитость, да что там – ни одна знаменитость не имела бы у нас такого успеха, какой имеет она с ее скромным дарованием. Виной тому, видимо, наш образ жизни. Наш народец не помнит юности, разве что промелькнувшее детство. То и дело оглашаются у нас требования дать больше воли детишкам, больше ухода, признать их право жить без забот, бездумно резвиться, играть, и не только признать это право, но всячески претворять его в жизнь; такие требования раздаются, против не выступает никто, да и кто будет против, но и провести их в жизнь в наших условиях невозможно; все мы одобряем их и даже пытаемся что-то сделать, но все тут же возвращается на круги своя. Наша жизнь такова, что всякий ребенок, едва научится бегать и чуть-чуть осваиваться в этом мире, уже должен сам заботиться о себе наравне со взрослыми; области нашего вынужденно рассеянного проживания слишком велики, врагов у нас слишком много, опасности, которые нам угрожают, слишком внезапны – и мы не можем выключить деток из повседневной борьбы за существование, если не желаем их преждевременной гибели. Среди этих скорбных причин есть, правда, и одна утешная: дело в том, что плодовиты мы чрезвычайно. Одно поколение – как всегда, многочисленное – наступает на пятки другому, дети не успевают побыть детьми. Другие народы могут заботливо растить свою поросль, заводить для малышек учебные заведения, из коих младое племя, будущее нации, что ни день гурьбой высыпает на улицу, и так это длится там долго, и дети все остаются детьми. У нас школ нет, зато не успеешь оглянуться, как из всех углов и щелей изливаются нескончаемые потоки наших детишек, которые визжат и попискивают, ибо свистеть еще не умеют; которые катятся кучей под напором тех, что сзади, ибо толком ходить еще не умеют; которые слепо сметают все на своем пути, ибо еще не прозрели, – таковы наши детки! И не так, как у них в тех самых школах, – одни и те же дети, нет, у нас волна за волной притекают все новые и новые, сменяющие друг друга, мелькающие в сплошной кутерьме розовые от счастья мордашки! Правда, сколь ни прекрасен этот наплыв, которому по праву завидуют другие народы, но обеспечить малышам счастливое детство мы не в состоянии. А это ведет к известным последствиям. Неизживаемая, неискоренимая детскость – вот присущая нам черта, которая губит иной раз и то лучшее, что в нас есть, разумную, сметливую деловитость; и как же по-детски нелепы бываем мы в своих поступках: безрассудно расточительны, не к месту великодушны, легкомысленны – и все это капризной забавы ради. Без той полной радости, какую имеют от своих штучек дети, но, конечно, с ее запоздалыми остатками в душе. Из этой нашей детскости извлекает свою выгоду и Жозефина.

Однако народец наш не только дитя, но и старец, детство и старость у нас не таковы, как у прочих народов. Юности мы не знаем, сразу становимся взрослыми и остаемся взрослыми слишком долго, отсюда та усталость, то неверие в лучшее, что омрачает нашу жизнестойкую в целом натуру. Отсюда и наша немузыкальность; для музыки мы слишком стары; ее волнительные порывы разбиваются о нашу тяжелую неподъемность; и мы, утомленные, отмахиваемся от нее, возвращаясь к своему тихому посвисту: тихий посвист – вот и все, что нам нужно. Никому не ведомо, возникают ли и среди нас музыкальные дарования; если и возникают, то подавляются нашей общностью еще в зародыше. Потому-то вольно Жозефине пищать или петь, или как она это называет, нам это не мешает, напротив, нам это в лад; и если есть в том капелька музыки, то ведь самая капелька: традиция не увядает, но и не тяготит нас.


На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Похожие книги на "Певица Жозефина, или Мышиный народец"

Книги похожие на "Певица Жозефина, или Мышиный народец" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.


Понравилась книга? Оставьте Ваш комментарий, поделитесь впечатлениями или расскажите друзьям

Все книги автора Франц Кафка

Франц Кафка - все книги автора в одном месте на сайте онлайн библиотеки LibFox.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Отзывы о "Франц Кафка - Певица Жозефина, или Мышиный народец"

Отзывы читателей о книге "Певица Жозефина, или Мышиный народец", комментарии и мнения людей о произведении.

А что Вы думаете о книге? Оставьте Ваш отзыв.