Дмитрий Благово - Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово.

• Название: Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово.
• Автор: Дмитрий Благово
• Издательство: Наука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-397-04071-6

Елизавета Петровна Янькова ("бабушка" в книге Благово) не была литератором, но она была художником, прирожденным живописцем, и поэтому те многообразнейшие "сцены частной жизни", что развернуты в ее рассказах, оказались не только своего рода энциклопедией этой жизни, но и в подлинном смысле слова художественным полотном, ярко запечатлевшим колорит и самый дух ее времени.

---

Князь Николай Борисович Юсупов был очень по своему времени образованный человек, получивший самое блестящее воспитание. Он был при Екатерине II где-то [* В Турине.] посланником и потому долгое время жил при иностранном дворе. Император Павел при своем короновании пожаловал ему Андреевскую звезду и очень к нему благоволил. При Александре Павловиче он был недолго министром уделов и в большом почете, а при императоре Николае — начальником Кремлевской экспедиции, и под его ведением перестраивался малый Николаевский кремлевский дворец. Он имел все российские ордена, портрет государя,88 алмазный шифр,89 и когда не знали уже, чем его наградить, то была ему пожалована одна жемчужная эполета.90

Князь Юсупов был очень приветливый и милый человек безо всякой напыщенности и глупого чванства, по которому тотчас узнаешь полувельможу, опасающегося уронить свое достоинство; с дамами отменно и изысканно вежлив. Когда, бывало, в знакомом ему доме встретится ему на лестнице какая-нибудь дама, знает ли он ее или нет, всегда низко поклонится и посторонится, чтобы дать ей пройти. Когда летом он живал у себя в Архангельском и гулял в саду, куда допускались все желающие

<Н. Б. Юсупов. Акварель, гуашь, кость. Художник А.-Б. Рокштуль. Около 1849 г.> гулять, он при встрече непременно раскланяется с дамами, а ежели увидит хотя по имени ему известных, подойдет и скажет приветливое слово. Подчиненные его очень любили, и брат Петр Степанович (граф Толстой) его всегда очень хвалил и говаривал, что с ним очень легко быть и приятно беседовать. Вдовствующая императрица Мария Феодоровна к нему была очень благосклонна и на балах всегда танцевала, то есть ходила, "польский". При этом он снимал обыкновенно с правой руки перчатку и клал ее на два пальца (указательный и средний) и подавал их императрице, которая протянет ему тоже два пальца, и так они идут польский, а чтобы к императрице не обращаться плечом, что, разумеется, было бы непочтительно и невежливо, он как-то откинется назад и все идет боком. Не знаю, посещала ли императрица Екатерина князя Юсупова в его московском старинном доме, у Харитонья в Огородниках 91 (пожалованном его деду),92 но отец его принимал в этом доме императрицу Елизавету, а князь Николай Борисович был не раз удостоен высочайших посещений в Архангельском, где императрица Мария гащивала по нескольку дней, и в саду есть памятники из мрамора с надписями, когда и кто из высочайших особ там бывал. Принимая царственных своих гостей, Юсупов делал праздники, и последний, которым он заключил все пиры своей долголетней жизни, был великолепный праздник, данный им после коронования покойного государя императора Николая. Тогда было много иностранных послов, и все дивились убранству дома, местности, потому что местоположение Архангельского замечательно хорошо, и великолепию приема русского вельможи. Праздник этот был самый роскошный изо всех праздников, которые тогда были; обед, театр, бал с иллюминацией во всем саду и великолепный фейерверк.

Князь Юсупов был весьма богат, любил роскошь, умел блеснуть, когда нужно, и, будучи очень даже щедр, был, однако, с тем вместе и весьма расчетлив.

Он не знал на память всех своих имений, потому что у него были почти во всех губерниях и уездах, и я слыхала, что у него с лишком сорок тысяч душ крестьян. Когда у него спрашивали: "Что, князь, имеете вы имение в такой-то губернии и уезде?" — он отвечал: "Не знаю, надо справиться в памятной книжке". Ему приносили памятную книжку, в которой по губерниям и уездам были записаны все его имения, он справлялся, и почти всегда оказывалось, что у него там было имение. Он был богат как по себе, так и по своей жене, которая, как все племянницы Потемкина-Таврического, имела несметное богатство.[* Сестра князя Григория Александровича Таврического, Марфа Александровна, была замужем за Василием Андреевичем Энгельгарлг; у них лети: сын и пять дочерей. По смерти князя Потемкина им досталось все его наследство, и говорят, что будто бы на долю каждой пришлось по восемнадцати МИЛЛИОНОВ, кроме недвижимых имении и движимости, стоившей многих миллионов. Графиня Бранинкая не знала в точности своего капитала, но говаривала: "Мой капитал увеличился, и я думаю, что у меня должно быть миллионов двадцать восемь или немного более".]

Он очень любил картины, мраморы, бронзы и всякие дорогие и хорошие вещи и собрал у себя в Архангельском столько всяких ценных редкостей, что подобного собра'иия, говорят, ни у кого из частных лиц нет в России, разве только у Шереметева. По его милости разбогатели известные в Москве менялы: Шухов, Лухманов и Волков, которые все начали торговать с рублей и имели потом большие капиталы и огромные собрания. В Архангельском есть очень большая библиотека, занимающая весь второй этаж дома, несколько больших комнат; говорят, там после смерти князя оказалось около тридцати тысяч книг, все более нерусские.96

'Многие из иностранных ученых были с Юсуповым в переписке; он дружески был знаком со стариком Вольтером, не раз бывал у него в поместье Фернье, находился с ним в переписке и на память о нем велел изваять точное его изображение и поставил у себя в библиотеке.

Еще прежде чем сделаться посланником,97 он в молодости своей много путешествовал по Европе, что тогда было очень редко. Он любил вспоминать то время, когда, будучи во Франции, он посетил версальский двор и заветный Трианон в полном еще блеске.98 Он представлялся королю и прекрасной молодой жене его Марии-Антуанетте, обворожившей его своим приветливым обхождением, и как гость он немалое время прогостил в Версале и успел досыта насмотреться на все то, что чрез несколько лет уже не существовало.99

Сам вельможа, хотя и чужестранный, но воспитанный совершенно по-европейски, он всех удивлял своим умом, любезностью, познаниями L великолепием и между вельможами держал себя с большим тактом и достоинством. Он уезжал из Версаля, надеясь еще там побывать, но немного времени спустя и двор переехал в Париж, и начались смуты, окончившиеся революцией и смертью добродетельного короля и королевы.

Юсупов был в Англии, но она ему не полюбилась; ездил в Испанию, в Вене представлялся Иосифу II и подолгу с ним беседовал об его сестре 106 и о дворе версальском.

В Берлине он застал еще в живых старика Фридриха Великого и неоднократно бывал у него, но король был уже ветх и видимо разрушался. Л

Вот что Юсупов хранил в своих воспоминаниях; очень жаль, что не осталось писанного его дневника: много любопытного мог бы передать этот вельможа, служивший более шестидесяти лет при четырех государях, видевший три коронации, знавший стольких иностранных королей, вельмож, принцев и знаменитостей, живших в течение более полувека.

Последние годы своей жизни старичок Юсупов провел в Москве, и все его очень уважали; за обходительность он был любим, и если б он не был чересчур женолюбив, то можно было бы сказать, что он был истинно во всех отношениях примерный и добродетельный человек, но эта слабость ему много вредила во всеобщем мнении. Впрочем, за это нельзя его судить слишком строго, потому что он родился и был молод в такое время, когда почти и сплошь да рядом все вельможи так живали и, считая себе все дозволенным, не очень-то строго наблюдали за своею нравственностью, не считая даже и предосудительным, что не могли обуздать своих порочных слабостей. То, что они делали хорошего, да послужит им в искупление за их дурные увлечения.

Вот еще прекрасная черта его характера, доказывающая благородство его души: он был в дружественных отношениях с графом Ростопчиным, но почему-то у них вышла размолвка, и они перестали некоторое время видаться. Один меняла из их общих знакомых, желая подслужиться, вздумал Юсупову говорить дурно про Ростопчина; он остановил злоязычника на первом слове: "Вот что, мой любезный, я скажу тебе: хотя мы с графом теперь и не в ладах, но я не потерплю, чтобы мне кто-либо про него злословил, и я вполне уверен, что и он тоже этого не допустит; не теряй времени даром у меня, и если хочешь бранить его, ищи себе другого места, а в моем доме его нет для злоязычников".

Насмотревшись на спекуляцию Вольтера, который под старость сделался торгашом, вздумал было и Юсупов пуститься в аферы: завел у себя зеркальный завод, потому что в ту пору зеркала были все больше привозные и очень в цене; однако эта спекуляция ему не удалась, и он остался в большом накладе. Видя, что князю не приходится торгашничать, он тотчас прекратил зеркальное свое производство. Мне про Юсупова [много рассказывал брат Петр Степанович, который у него бывал каждый день; он был ему очень предан, и когда он умер, имея с лишком восемьдесят лет от рождения, брат провожал его тело в подмосковное его имение,103 где его схоронили в особой каменной палатке, пристроенной и церкви, рядом с его отцом.

По смерти старика Юсупова сын его князь Борис Николаевич [* Князь Борис Николаевич, гофмейстер, родился 9 июня 1794 года, скончался 25 октября 1849 года. Первая его жена, княжна Прасковья Павловна Щербатова, родилась 6 июля 1795 года, умерла 17 октября 1820 года; вторая, Зинаида Ивановна Нарышкина, родилась'* и 1810 году; во втором браке за иностранном графом де Шсво; от первого брака сын князь Николай Борисович, родился 12 октября 1827 года.] никогда не живал подолгу в Архангельском, и ни разу никто у него там не выпил и чашки чаю. Он был очень скуп и начал было многое оттуда вывозить в свой петербургский дом,104 но покойный государь Николай Павлович, помнивший, что такое Архангельское, велел сказать князю, чтоб он Архангельского не опустошал.