Роберт Стивенсон - Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Сент-Ив. Стихи и баллады

• Название: Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Сент-Ив. Стихи и баллады
• Автор: Роберт Стивенсон
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1981

В пятый том вошли следующие произведения Р.Л.Стивенсона: «Сент-Ив», «Стихи и баллады».

Издание 1981 года — библиотека «Огонек».

---

— Мне нечего вам возразить, сэр, — признался я. — Я пренебрег всеми предосторожностями, и вы вправе негодовать. À propos, мистер Роумен, как вы-то сами оказались в этом доме и давно ли вы здесь? — прибавил я, задним числом удивившись, что не слышал, как он подъехал.

— Я приехал в карете, запряженной парой лошадей, — отвечал он, — Любой мог бы меня услышать. Но вы, я полагаю, не прислушивались? Вы были веселы и беззаботны, несмотря на то, что находитесь в доме своего заклятого врага и к тому же вам грозит смертная казнь! Я здесь уже достаточно давно и успел уладить ваши дела. Да-да, я сделал это, бог мне судья, сделал, даже не спросив объяснений по поводу сей заметки. Завещание подготовлено было раньше, теперь оно подписано, и ваш дядя ничего не знает о вашем последнем художестве. Вы спросите, почему? Да потому, что я не желал тревожить его на смертном одре; могло оказаться, что обвинение ложное, а кроме того, по мне уж лучше убийца, нежели шпион.

Да, спору нет, поверенный был на моей стороне, однако столь же бесспорно, что дурное расположение духа и тревога за исход всего предприятия побуждали его выражаться весьма неделикатно.

— Быть может, вам покажется, что я излишне чувствителен, — заговорил я, — но вы употребили одно слово...

— Я употребляю слова, которые точно определяют суть дела, сэр! — воскликнул он, хлопнув ладонью по газете. — Вот тут все написано черным по белому. И напрасно вы так спокойны: суда ведь еще не было и вас еще не оправдали. Это — скверное дело, оно дурно пахнет. Сейчас все это весьма некстати. Я отдал бы на отсечение собственную руку... вернее сказать, я выложил бы сотню фунтов, лишь бы не иметь к этому никакого касательства. Но при том, как все сложилось, нам надо действовать немедля. Выбора нет. Вам следует немедля покинуть Англию и отправиться во Францию, или в Голландию, или хоть на Мадагаскар.

— Я хотел бы сказать два слова.

— Ни единого звука, — возразил он. — Тут не о чем спорить. Все ясно как божий день. Вы умудрились поставить себя в такое чудовищное положение, что следует надеяться единственно на отсрочку разбирательства. Возможно, придет время, когда дело примет другой оборот. Но не сейчас, сейчас вам грозит виселица.

— Вы сильно заблуждаетесь, мистер Роумен, — сказал я. — Я вовсе не стремлюсь на скамью подсудимых. Напротив того, я не менее вас желаю отложить свое первое там появление. С другой стороны, я вовсе не намерен покинуть Англию: она чрезвычайно пришлась мне по вкусу. Я малый не промах, у меня хорошо подвешен язык, вполне приличный выговор, и благодаря дядюшкиному великодушию карманы полны денег. При столь удачном стечении обстоятельств странно было бы, ежели бы мистер Сент-Ив не обрел где-нибудь тихого пристанища, покуда власти тешат себя поисками Шандивера. Вы забываете, ничто не связует эти две личности.

— А вы забываете о своем кузене, — возразил Роумен. — Вот вам и связующее звено. Вот вам и ключ к загадке. Он-то знает, что Шандивер — это вы. — Роумен приставил ладонь к уху, словно прислушиваясь, и тут же воскликнул: — Пари держу, вот и он сам!

Со стороны подъездной аллеи донесся своеобразный звук — словно портной кинул штуку материи на стол и отрывает от нее кусок: то мчалась к дому карета четвериком. Слегка раздвинув шторы, мы увидели на пологом склоне холма огни фонарей, с каждым мгновением они становились все ярче.

— Да-а, — молвил Роумен, протирая стекло, чтобы лучше видеть. — Да-а, так гнать лошадей может только он, больше некому! Сыплет деньгами, дурак набитый! Швыряет золото каждому встречному и поперечному, лишь бы поскорей поспеть, а куда? В долговую яму, вот куда, а то и похуже — в уголовную тюрьму!

— Так вот он каков?! — спросил я, вглядываясь в фонари кареты, словно они могли открыть мне, что за человек мой кузен.

— Он таков, что иметь с ним дело опасно, — отвечал поверенный. — Для вас эти огни — грозный знак, будьте начеку. Да, вот заговорил о нем — и призадумался: какое почтение и трепет внушал он прежде, как был представителен! И как близка минута, когда он будет повержен во прах! Здесь никто его не любит, скорее, мы даже ненавидим его, и, однако, у меня такое чувство... вряд ли в мои лета это можно назвать состраданием... вернее сказать, не хочется погубить нечто столь огромное и живописное, словно бы это даже не человек, а огромная фарфоровая ваза или огромная картина, которой нет цены. Ага, вот этого я и ожидал! — прибавил Роумен, когда замерцали огни второй кареты. — Теперь уже нет никаких сомнений. Первая карета была подпись, вторая — росчерк. Две кареты, во второй следует багаж — он всегда велик числом и увесист — и один из лакеев: без лакея виконт не может шагу ступить.

— Вы все повторяете «огромный», — заметил я, — но вряд ли он такого уж крупного сложения.

— Нет, — отвечал поверенный, — он примерно вашего роста, я так и сказал портным и, как вижу, не ошибся. И, однако, он всюду и везде главенствует, у него во всем особенный размах, и своими каретами, скаковыми лошадьми, игрой в кости и уж не знаю, чем еще, он всю жизнь создает вокруг себя такой шум, что поневоле проникаешься к нему почтением. Мне кажется, когда комедия окончится и его запрут во Флитской тюрьме и больше некому будет поднимать в мире шум, кроме как Буонапарте, лорду Веллингтону да атаману Платову, — в подлунном мире станет куда тише и спокойнее. Но это к делу не относится, — прибавил Роумен с усилием и отворотился от окна. — Теперь мы под огнем, мистер Энн, как говорит ваш брат военный, и нам давно пора готовиться к бою. Виконт не должен вас видеть: это было бы губительно. Пока ему известно только, что вы на него похожи, — этого тоже сверхдостаточно. Если возможно, было бы очень хорошо, чтобы он не знал, что вы здесь, в доме.

— Уверяю вас, это совершенно невозможно, — сказал я. — Кое-кто из слуг явно держит его сторону, пожалуй, даже состоит у него на жалованье, к примеру, Доусон.

— Я тоже так думаю! — воскликнул Роумен. — И к тому же, — прибавил он в ту самую минуту, как лошадей первой кареты круто осадили перед портиком, — слишком поздно. Вот и он.

Мы стояли и тревожно прислушивались к разнообразным звукам, что возникли в безмолвном дотоле доме: хлопали, отворяясь и затворяясь, двери, совсем близко и в отдалении слышались торопливые шаги. Было очевидно, что для всех домочадцев приезд моего кузена — поистине событие, едва ли не торжество. И вдруг среди этой отдаленной и невнятной суматохи раздались быстрые, легкие шаги. Они приближались, становились все отчетливей — вот они уже на лестнице, в коридоре, вот затихли у моей двери, и тут же раздался негромкий, торопливый стук.

— Мистер Энн, мистер Энн! Впустите меня, сэр! — услышал я голос Роули.

Мы впустили его и мигом снова заперли дверь.

— Это он самый, сэр, — запыхавшись, вымолвил Роули. — Прикатил.

— То есть виконт? — переспросил я. — Мы так и полагали. Еще что, Роули? Выкладывай! У тебя еще какие-то новости, по лицу вижу!

— Верно, мистер Энн, — сказал мой слуга. — Мистер Роумен, сэр, ведь вы ему друг, правда?

— Да, Джордж, я ему друг, — отвечал Роумен и. к величайшему моему удивлению, положил руку мне на плечо.

— Так вот, стало быть, — сказал Роули, — мистер Поуль пристал ко мне с ножом к горлу! Чтоб я заделался доносчиком! Я знаю, он с самого начала метил меня к этому делу приспособить! С самого начала видать было, чего ему надо... все ходит вокруг да около, говорит все обиняками да намеками! А нынче ввечеру взял да напрямик и выложил! Чтоб я ему вперед говорил все, что вы собираетесь делать; и вон что дал, чтоб я не думал, будто задаром стараюсь. — И Роули показал нам монету в полгинеи. — Ну, я, понятно, взял! Почернеть мне и посинеть! — закончил он словами той шуточной клятвы и искоса глянул на меня.

Он совсем забылся и сам уже это почувствовал. Выражение его глаз мгновенно изменилось: из многозначительного стало умоляющим, то был уже не сообщник, а провинившийся, и с этой минуты перед нами предстал образцовый, отлично вымуштрованный слуга.

— Почернеть и посинеть?! — повторил стряпчий. — Он что, бредит?

— Нет, — возразил я, — просто он мне кое о чем напоминает.

— Что ж, надеюсь, на него можно положиться, — сказал Роумен. — Так, значит, ты тоже друг мистеру Энну? — спросил он юнца.

— С вашего позволения, сэр, — отвечал Роули.

— Это несколько неожиданно, — заметил Роумен, — но, мне кажется, ему можно верить. Я полагаю, он малый честный. Его родители — честные люди. Ну-с, Джордж Роули, можешь воспользоваться случаем и, не мешкая, отработать эту монету: поди скажи мистеру Поулю, что твой господин пробудет здесь самое малое до завтрашнего полудня, а то и дольше. Скажи, что у него здесь еще миллион дел, а еще того более — дел, которые нельзя должным образом оформить, иначе как у меня в конторе на Хай Холборн-стрит. Вот что... Давайте-ка с этого и начнем, — продолжал он, отпирая дверь. — Разыщи... мистера Поуля и все ему передай. И единым духом назад, я хочу поскорей расхлебать эту кашу.