Михаил Алексеев - Наследники

• Название: Наследники
• Автор: Михаил Алексеев
• Издательство: ДОСААФ СССР
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

В новую книгу известного советского писателя вошли давно полюбившиеся читателям произведения — «Дивизионка», «Биография моего блокнота», «Тетрадь, начатая под Сталинградом», «Наследники». Объединяет их общая тема — патриотизм народа в годы Великой Отечественной войны, единство поколений, готовых защитить Родину, слава ратных традиций доблестной Советской Армии.

Для массового читателя.

---

Совещание в штабе армии подходило к концу.

Офицеры, проверявшие другие части дивизии, уже доложили результаты генерал-полковнику, возглавлявшему инспекторскую комиссию. Слово было предоставлено полковнику Пустынину.

Федор Илларионович встал, непроизвольно коснулся ладонью, как часто делал со времени окончания второй академии, нарядных знаков на своем кителе и внимательно посмотрел сначала на генерал-полковника, потом на генерала Чеботарева, потом на Лелюха, а затем снова на генерал-полковника.

— Более обстоятельный доклад, товарищ генерал-полковник, наша группа представит вам через два дня в письменной форме, — спокойно начал он, взвешивая каждое слово. — Я вижу, все утомлены, и поэтому не буду задерживать надолго ваше внимание… Позвольте мне начать с основного. Часть, которой командует полковник Лелюх, мы нашли вполне боеспособной. Весь личный состав показал высокую огневую, тактическую, физическую и политическую подготовку, а также хорошее знание боевой техники. — Федор Илларионович передохнул, бросив короткий взгляд на Лелюха, смотревшего прямо перед собою и как бы совсем равнодушного и безучастного к тому, что здесь происходит. — К сожалению, мы не можем сказать это о строевой выучке — она оставляет желать много лучшего. Недостаточна выправка солдат, не в полной мере отработан шаг, нельзя назвать красивым отдание чести.

Голос Пустынина стал подчеркнуто строгим, даже немного торжественным.

— Неудовлетворительная строевая подготовка в полку находится, конечно, в неразрывной связи с неудовлетворительной дисциплинированностью личного состава. В этом полку, как вам уже известно, товарищ генерал, больше, чем в какой-либо другой части, дисциплинарных взысканий. Я вам докладывал точку зрения полковника Лелюха на этот счет. Я лично не нахожу ее основательной…

— Отчего же? — удивился генерал-полковник. — Мне, напротив, объяснения полковника Лелюха представляются весьма логичными. Скажу больше: они мне нравятся. Скажу еще больше: его точка зрения на дисциплинарную практику в армии единственно правильная! Много ли чрезвычайных происшествий в этом полку?

— За последний год — ни одного, если не считать случая…

Пустынин посмотрел на майора Шелушенкова, скромно притулившегося в самом дальнем уголке.

— Знаю, о чем вы хотите сказать, полковник, — перебил Пустынина генерал. — Я слышал об этом случае. Будем считать, что ЧП не состоялось! — И он неожиданно рассмеялся раскатистым, добродушным смехом. — Не состоялось! Ну и слава богу! Продолжайте, полковник!

Федор Илларионович на минуту задумался. Он, по-видимому, не ожидал, что дело обернется так. Нужно было срочно перестраиваться.

— Я, товарищ генерал, готов допустить, что в данном случае прав командир полка, а не я… Но, к сожалению, это не меняет положения. Мне думается, Генеральный штаб не может послать на предстоящие ответственные учения воинскую часть, имеющую такое большое количество дисциплинарных взысканий. Да и мы едва ли рискнем рекомендовать…

— Простите, товарищ генерал. — Лелюх поднялся с места и встал в положение «смирно». — Разрешите задать один вопрос полковнику Пустынину?

— Пожалуйста, товарищ Лелюх.

— Представим себе на минуту, что утром у нас на побережье высадился вражеский десант. Как бы вы, полковник, поступили в этом случае? Вы что же, и тогда не позволили бы моему полку принять бой с неприятелем?

— Разрешите, товарищ генерал, ответить полковнику? — Пустынин обиженно глянул на председателя комиссии.

— Прошу. Отвечайте.

— Слушаюсь. Нет, товарищ Лелюх, в таком случае никто не стал бы препятствовать. Но мы говорим о разных вещах. Нам поручили отобрать из вашего соединения один — понимаете? — один полк, и, разумеется, лучший. А который из них является таковым, позвольте судить комиссии. — И Федор Илларионович сердито поджал губы.

— У вас все, полковник? — спросил его генерал.

— Да, все. Впрочем, если разрешите, одну минуту… Имеется еще одно обстоятельство, которое не позволяет мне рекомендовать полк товарища Лелюха. Я внимательно ознакомился с личными делами офицеров, в том числе и с личным делом командира полка. В своей автобиографии полковник Лелюх сообщает, — Пустынин говорил медленно, растягивая слова и таким тоном, будто Лелюха тут не было вовсе, — Лелюх сообщает, что подвергался партийному взысканию. Сами понимаете, мы не можем пройти мимо… Кроме того, нужно учесть, что полковник Лелюх не окончил военной академии. Так что при всех его заслугах…

— Хорошо, полковник, — остановил генерал Пустынина. — Достаточно. Теперь послушаем немного командира полка.

Задвигались стулья. Все невольно повернулись в сторону Лелюха.

Лелюх не торопился. И только когда вновь стало тихо, он заговорил:

— Товарищ генерал! На таком совещании командиру полка неудобно давать какую бы то ни было оценку вверенной ему части. И я этого не буду делать. Ясно, что комиссия сама отберет достойных участников межокружных учений. И тут я полностью согласен с полковником Пустыниным… Несколько слов о моем взыскании. Признаюсь, меня удивляет, что полковник Пустынин забыл, — Лелюх сделал ударение на этом слове, — забыл добавить, что выговор с меня снят. В сущности, я мог бы и не сообщать о нем. Но я все-таки написал, потому что счел это необходимым.

— За что вы получили выговор?

— За то, что в сорок шестом году развелся с первой моей женой, товарищ генерал.

— Что же, характерами не сошлись? — иронически улыбнулся генерал-полковник.

— Именно так, товарищ генерал. Не сошлись характерами.

— А точнее? — Генерал сделался строгим.

— В какой-то момент поняли, что ни я, ни она… не любим друг друга. И решили окончательно разорвать то, что больше уже не могло нас связывать. Вот и все.

— Это ж очень хорошо! — воскликнул по простоте душевной генерал-полковник. Но вдруг спохватился, нахмурился опять и спросил: — А дети были?

— Есть дочь.

— Ну и как же вы… с ней?

— Плачу алименты.

— Только и всего! Алименты? А кто за вас, молодой человек, воспитывать ее будет?

— Далеко они с матерью от меня, товарищ генерал…

— М-да… — сокрушенно и горестно вздохнул генерал и от этого стал еще более похож на доброго и милого старичка, очень хорошо научившегося понимать людей за долгие годы своей суровой жизни. — Что ж, бывает… У вас все?

— Товарищ генерал, я бы просил позволения сказать еще кое о чем.

Федор Илларионович почувствовал, что внутри у него что-то екнуло: «Вот оно, началось!»

— Продолжайте, полковник.

Лелюх повернулся лицом к Пустынину, и по его исполненному злой решимости взгляду Федор Илларионович понял, что дело пахнет скандалом.

— Полковник Пустынин утверждает, что он внимательно ознакомился с моим личным делом. Если это так, то он не мог пройти мимо другого, куда более тяжкого взыскания, которому я был подвергнут. Не только в автобиографии, но и во всех моих документах сказано, что в сорок втором году я был осужден военным трибуналом к десяти годам лишения свободы…

— Мне эта история известна, полковник, — остановил его генерал.

— Тогда у меня все, товарищ генерал… Ну а что касается военного образования, товарищ генерал, то тут, как говорится, ничего не попишешь. Академии я не кончил. Учусь вот заочно во Фрунзенской[16], да трудновато — далеко от Москвы…

— Зачем же вы отказались поехать на учебу? Вам еще нет тридцати пяти.

Лелюх недоуменно пожал плечами и вопросительно посмотрел на комдива. Чеботарев поднял ладонь и попросил слова.

— Товарищ генерал, — сказал он. — Лелюх не отказывался. Это я не отпустил его.

— Почему? — удивился генерал-полковник.

— Если разрешите, я доложу об этом после.

— Хорошо. Ну что ж, товарищи, вот мы и разобрались. На сегодня хватит. Завтра продолжим нашу работу. Вы свободны, товарищи офицеры.

9

Полковник Лелюх направился по длинному коридору к выходу, когда услышал за спиной чьи-то шаги. Он обернулся и увидел Пустынина.

— Прошу прощения, — заговорил тот прерывающимся голосом. — Вы меня очень обяжете, если… если зайдете ко мне в кабинет ровно на пять минут.

— Пожалуйста, — сказал Лелюх устало. Войдя в небольшую комнату, он тяжело опустился на стул. Им вдруг овладела странная апатия.

— Я не хотел, но вы меня вынудили, — с трудом выговорил Федор Илларионович.

— Не хотели предаваться воспоминаниям?

Они не глядели друг на друга.

— Может быть, мы все-таки не станем, — предложил Лелюх вяло. — Ни вам, ни мне эти воспоминания не доставят удовольствия. Да и не к чему!

Лелюх закурил, но, видя, что папироса дрожит в его руках, сунул ее в пепельницу.

— Что ж, я вас слушаю, — сказал он хрипло.