Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)

• Название: Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)
• Автор: Юрий Слащинин
• Издательство: Ёш гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988
• ISBN: 5-633-00046-3

Используя гипнотический диктат, один из Верховных правителей Кселены влюбляет в себя девушку низшей касты и узнает о готовящемся на Планете восстании борцов за свободу. Борьба обостряется, когда он выпытывает тайну могущественного экл-Т-трона. Гибель повстанцев, казалось бы, неминуема. Да и можно ли противодействовать высшей касте, овладевшей секретом бессмертия? Оказывается, можно…

---

Обоим не дано было знать, что они вновь стали невольными жертвами политики Ворха, начавшего ужесточать надзор за мыслями. Случай с Бизом был для ведомства Ворха прекрасной находкой в силу своей сенсационной нелепости: звери разоблачают отступника, в то время как живущие с ним рядом кселензы заняты собой и не следят за соблюдением единомыслия и кастовой чистоты нравов. Раздуваемый ажиотаж давал Ворху богатейшие возможности для устранения неугодных лиц, поводом к чему могло служить теперь даже простое рычание соседского сербера.

С этого дня жизнь Ладен и Виза стала невыносимой из-за непрекращающихся бесцеремонных вторжений в их мозг соседей и бывших друзей, торопившихся заявить о своем разрыве с ними. «Ты слышишь меня, Виз?»

«Да- а…»

«Хопер говорит. Мы с Эг возмущены твоим предательством и больше не хотим знать вас». «А кто ты, Хопер?»

«Не притворяйся идиотом. И забери свой колесный дублет, иначе я выброшу его в утилизатор».

«Ладен, кто такой Хопер?»

«Твой лучший друг», — усмехалась Ладен. Она тоже вела непрекращающиеся ментальные диалоги.

«Как ты могла, милочка, так опозорить наш клуб пловчих? — выговаривали ей с торопливым возмущением. — Мы приняли тебя как родную, а ты…»

«Что я?… Чем я виновата?»

«Она еще спрашивает, чем виновата! Ты нарушила первую заповедь — быть для мужа главным воспитателем. Пусть в эгрегерах они занимают любые посты, но дома мужчины подчиняются женщинам как самым верным хранительницам устоев семьи и всей нашей касты. Твоя обязанность — знать, о чем муж думает дома, и направлять его мысли».

«Я так и буду делать».

«Надо было раньше. Клуб порывает с тобой все отношения. Прощай».

«А это я, я… Визи…»

«Тоже порываешь? — иронизировала Ладен. — Прощай».

«А ты не воображай из себя, — обозлилась Визи. — Ты… ты…»

Невозможно было укрыться от проникающих в мозг ментальных слов. Они жгли, кололи, терзали, доводили до сумасшествия. Несколько раз Ладен ловила себя на желании выбежать на межэтажную прогулочную площадку и, перевалившись через перила, броситься вниз. И однажды не выдержала, выскочила за дверь и… столкнулась с плачущим Гуликом.

— Мама, они меня бьют и не пускают играть, — показывал он на таких же малышей, воинственно загораживающих песочницу.

«Здесь тоже расправа», — поняла она, подхватила сына на руки, прижалась, как к спасителю.

И закричала мучителям с ненавистью:

— Вы грязь! Вы мерзость! Хуже скотов. Хуже зверья, которое терзает ради сытости. А вы от сытости жрете детей и женщин!

Оставили их в покое через несколько дней, когда в городе начались, по примеру столицы, общественные самоанализы, на которых заподозренные в чем-либо кселензы в присутствии их надзирающих цузаров доказывали свою невиновность и преданность касте, Новому Порядку. Не только в эгрегерах, но и в семейных и домашних клубах, в юношеских и детских группах поднимались на помосты в чем-либо заподозренные и клялись в преданности обществу, Новому Порядку. Самоанализы транслировались по видео. Видя на экране знакомое лицо, слушая торопливые саморазоблачения, покаяния, наблюдая униженные попытки добиться прощения в уличенных поступках, Ладен мстительно думала о саморазоблачающихся: так вот ты какой! Виз не помнил этих лиц, он спрашивал: «Почему они такие, Ладен?»

«Ты опять думаешь. Перестань!»

«Но как же не думать? Мысли сами плывут и плывут».

«Тогда тебе рано смотреть такие передачи. Иди займись Гуликом: он что-нибудь ломает».

Биз послушно ушел, а Ладен отметила, что он с удовольствием всегда уходит в детскую. И даже спит там. А к ней относится как к «постаревшей женщине» — вспомнила она тот, первый разговор… Прошло столько дней, а они ни разу не были близки. Первое время после унижения в Билярге Ладен было противно об этом думать вообще, позже — тошно от мысли, что за этим будет следить сотня бесстыдных сластолюбцев. Ладен видела, что Биз не знает, как себя вести с ней: юношеские понятия диктуют сдержанность, а ее заверения об их супружестве не подкрепляются ничем. Она усмехнулась. И обрадовалась своей усмешке. Ведь если дошло до усмешки, то придет день улыбок. Ах, как хочется избавиться от этого кошмарного сна!

Ладен выключила видео и упала на постель. Прислушалась к звукам из детской — тихо. Что там такое? — настроилась она на Биза и увидела личико сына, его внимательные глаза. Биз рассказывал ему сказку:

— Давным-давно жил повелитель. Был он не хуже и не лучше других, но зато мог по-волшебному заглядывать в чужие головы. Как только он узнавал, что есть кто-то умный, он приглашал его к себе во дворец, заглядывал в голову и все умное забирал себе. Повелитель умнел, а несчастный уходил от него и ничего уже не помнил…

— Как ты? — спросил Гулик, и Ладен уловила, как у Биза перехватило горло.

Биз кивнул, смутно вспоминая потное, злое и раздосадованное лицо цузара, с которого, по словам Ладен, начался отсчет его новой жизни. Сверкал шлем цузара, утыканный спицами, между которыми подрагивали свитые в спиральки разноцветные провода датчиков, чем-то похожие на ядовитых червей, выползающих из цузаровой головы.

— Говори дальше, — дергал Виза за руку Гулик. И Виз отбросил видение, погладил сына, кивнув: сейчас.

— Так как повелитель был и не плохой и не хороший, то захотел он с помощью своего волшебства стать самым умным. Пригласил во дворец своих полководцев, поковырялся у них в голове и все военные таланты забрал себе.

Потом привели ему ученых, поэтов, художников, врачей — и у них повелитель отнял все таланты. И так понравилось ему умнеть, что вскоре во дворец стали приводить простых скотоводов, пахарей, портных, так как умнее их уже никого не оставалось. Последний раз заглянул повелитель в голову своего повара и остался без обеда, потому, что тот навсегда позабыл, как готовить:

— Хи- хи… — смеялся Гулик.

— Остался повелитель без прогулки на моторсе, потому что механики позабыли, как надо ездить. И без вечерних сказок остался повелитель, потому что поэты больше не умели их сочинять.

— И без флайеров, — подсказывал Гулик. — И… и…

— И даже без штанишек, — сказал Виз, и Гулик опять заливисто засмеялся.

Виз тоже смеялся, продолжая рассказывать. — Конечно. Ведь портные позабыли, как шить и клеить одежду. Но самое страшное было потом. Не только повелителю, но и всем стало нечего есть, негде жить, не во что одеваться — все все позабыли.

И началась разруха. Падали дома, потому что их не умели строить. Рассыпались глайдеры, потому что их не умели делать. В море сталкивались корабли, в небе — флайеры. Увидели все это рабы и подумали, что теперь они стали умнее правителей. Подняли восстание и пошли в наступление на дворец. Повелитель рассердился, собрал армию, а командовать полками некому. Ведь все полководцы позабыли, как воевать с врагом. А я сам, решил повелитель, умнее всех полководцев. Приказал палить из пушек, но пушкари забыли, как пушки заряжать.

Заменить полководцев можно было, их мало. Но где взять тысячу новых пушкарей?… Обрадовались рабы и всю армию кулаками переколотили, а самого повелителя выгнали из дворца…

Гулик молчал, поджав губу. Думал.

— Понравилась сказка? — спросил Виз.

— Нет. Он дурак! — без колебаний заявил Гулик.

— Правильно понял. Молодец. А теперь спи.

— А еще расскажи.

— Мы договаривались об одной. Еще будет завтра.

Ладен забеспокоилась: Виз не понимает, что рассказывает. Где только услышал такое! Она позвала мужа в спальню, мысленно показав, что не может без него снять запутавшуюся в волосах заколку. Он вошел, робко приблизился к Ладен, сидевшей на постели в ночном белье, и принялся осторожно высвобождать заколку.

«Где ты раскопал эту сказку?»

«Слышал».

«По видео?»

«Нет- ет… В голове».

«Как это, в голове?! — вскинулась Ладен, чтобы увидеть его лицо: шутит, нет? Он не шутил. Ладен стала допытываться: — Что ты имеешь в виду? Тебе ее нашептал кто-то. Только так ты мог услышать ее в голове. Нас хотят погубить, ты понимаешь?»

«Не- ет., Не нашептали. Я сам ее вызвал», — изобразил он что-то, похожее на глаз.

«Не понимаю. Что это?»

«Ты говорила, раньше я умел думать, а не сказала, как это делать. Стал присматриваться к Гулику и понял: все дети умеют думать, а их потом отучивают…»

В памяти Ладен всплыл зловещий облик Билярга, но Виз не придал этому значения, развивал мысль:

«А потом я стал учиться думать, начал присматриваться к тому, как появляются мысли. Оказывается, от предмета! Вот ты сейчас смотришь на меня, и у тебя побегут мысли обо мне. Посмотришь на кресло — побегут о кресле. Что-нибудь вспомнишь — побегут о том, что вспомнила. И так у всех, я проверял. В головах сутолока, суета, ничего интересного. Но если не спешить и задержать на чем-нибудь внимание до тех пор, пока установится в голове черное молчание…»