Юрий Куранов - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Юрий Куранов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1984

В сборник известного русского прозаика Юрия Куранова вошли повести и рассказы разных лет. Время действия их — война, послевоенные годы и наши дни. Лирическая интонация, характерная для творческой манеры писателя, пронизывает повесть о нелегком военном детстве «Облачный ветер», повесть в письмах, своеобразное признание в любви — «Дом над Румбой», рассказы, связанные сюжетом с Псковщиной, с пушкинскими местами.

Не только люди, но сама природа русской земли у Юрия Куранова живет своей одухотворенной жизнью.

---

— Кто это? — спросил Енька.

— Не знаю, — сказал Олег.

А Енька все думал, где он слышал этот голос.

— Иди-ка, Енька, принеси мне воды, — крикнула из окошка старуха Епифаньева, — спина что-то захрясла.

Старуха вынесла на крыльцо ведра и коромысло. Енька пошел через улицу к Санькиному колодцу, побрякивая ведрами и раскачивая коромысло. За ним побежала пятнистая старухина кошка, вытянув спину и высоко подняв хвост. Кошка села на колодезный сруб и стала смотреть, как Енька набирает воду. Енька подцепил ведра на коромысло и пошел. Кошка обиженно замяукала, продолжая сидеть на срубе. И пока Енька не вошел в ограду, кошка все жаловалась.

— Ты чего же Полынку оставил? — сказала Епифаньева, снимая с коромысла ведра.

— А куда же ее? Не тащить же на себе.

— Тащить и надо было, — засмеялась Епифаньева. — Она же у меня, милая, все со мной по воду прохаживается. Наберу ведра, подниму с земли да к ней подхожу, она и прыг мне на спину. Так и едет до крыльца.

— Приучила, — сказал Енька.

— Такая уж она, Полынка. Да приучила ее не я, Ваня еще до армии приучил ее. Она у него и по двору на задних лапах похаживала. Теперь уж раззабыла, поди. Вот с войны-то Ваня вернется, опять всему ее выучит.

— Наверное, — сказал Енька. — Ну, я пойду.

— Иди, милый, спасибо на добром деле. Браги-то наварю, приходи отведать. Напою, так вся душа запропашится.

Енька пришел домой и налившимся горячим телом лег на холодный крашеный пол, как на лед. Лег лицом вниз, раскинул руки и заснул, некоторое время сквозь сон еще слышал, как мать доит в ограде, а молоко громко бьет в ведро.

Ему снился полдень густой и жаркий, запах трав. Из-за этого запаха трудно было дышать и кружило голову. Енька шагал через луг, широко взмахивая руками, но литовки в руках не было. Далеко впереди, засунув руки в карманы военных брюк, нагорбив спину, уходил от него отец. Енька спешил за отцом, но никак не нагонял. А отец был маленький ростом. Енька спешил догнать отца, схватить на руки и унести домой. Как вдруг откуда-то выскочил давешний заяц. И оказалось, что он медный. Заяц, ослепительно сверкая на солнце, высокими скачками мчался через поле. И на каждом прыжке в зайце раздавался удар, как в колоколе. Удары низко и тревожно покачивались над лугом. И сквозь удары Енька услышал голос матери.

Енька открыл глаза и услышал, что мать громко зовет его с улицы. Енька побежал к окну и увидел за прогоном черный столб дыма. Мать уже бежала туда, под этот столб, огромными шагами, раскинув руки, словно торопилась обхватить весь дым. Енька через окно выскочил на дорогу и по глубокой горячей пыли помчался к коровнику, в прогон.

Коровник, длинный, со стенами из толстых бревен, с соломенной крышей, весь шипел и задыхался от дыма. Зеленая ядовитая туча густо проламывала крышу, корчила солому, дыбила ее и вздымала в небо. Огня из-под крыши еще не пробивало. Но огонь гудел там, внутри, и трещал каким-то диким горлом, словно ему мешали дышать.

А на гумне с другой стороны деревни кто-то бил в плужный лемех.

Калина огородами прямо по картошке мчалась лошадиными скачками и громко кричала:

— Стервец ведь там! Панко — гадский потрох! Из поля видела, как убег.

Ворота коровника кто-то прикрыл и подпер снаружи колом. Калина отшвырнула кол и распахнула ворота. Из глубины зеленого дыма прямо над головой Калины вырвались две летучие мыши и низко понеслись над землей, ослепленные солнцем. Они шарахались над головами сбегающихся людей и с треском бились сухими крыльями в стены сарая, телятника и овчарника.

— Ну! — крикнула Калина, пригнувшись перед раскрытыми воротами и разгребая дым руками. — Ну, стерва! Выходи!

Там в глубине глухо загудело пламя. И тогда Калина схватилась руками за голову и кинулась туда, в глубину, как в воду. Крышу со стороны поля вздувало, кровля поднялась на дыбы, и налетевший ветер завернул ее, как подол, схватил и понес вместе с огнем к деревне. Красное длинное пламя хлестнуло сквозь стропила, дым почернел и клубами покатился ввысь.

«Неужели от папиросы!» — подумал Енька и остановился между коровником и сараем в горьком потемневшем воздухе и часто дышал, чувствуя, как по всему телу выступает пот.

— Черт с ним, с Панко! — оглушительно заорал Гришка. — Черт с ним! Не удержишь коровник-то! На крыши, бабы! Мария, на сарай! Санька! Где Бедняга? С ведрами. Все ведь изойдет.

Енька подбежал к колодцу, опустил журавль, и огромная бадья с гулом пошла вниз. Теперь уже по всей крыше сарая зашевелилась от жара солома. Она побурела. Хвостатые золотые полосы высоко летели по воздуху и садились на сарай. Санька вынырнула откуда-то из дыма с длинной лестницей, приставила ее к сараю и полезла, все оглядываясь на коровник. Мать взбиралась на сарай по углу, обхватив торцы бревен и крепко прижимаясь к ним животом. Она тоже оглядывалась отчаянными глазами и кричала:

— Калина! Калина сгорит!

Из ворот коровника дым уже не валил, в них с шумом тянуло воздух, и там, в глубине, стояло мглистое зарево. Огонь кружился над стропилами, свистел вдоль потолочного настила. Стропила выгибались, как ребра, лопались и летели в разные стороны.

И вдруг из сарая вылетела небольшая красная телка с высокой шапкой пылающей соломы на рогах. Она вылетела и ударила задними ногами, прыгнула в сторону и помчалась в поле боком, прыжками, закидывая голову.

Наконец показалась Калина. Она пятилась, широко упираясь ногами в землю. Голыми багровыми руками она тащила за собой на цепи солового быка. Цепь увесистым белым кольцом ходила у быка в ноздрях. Бык сопел, упирался, тяжело вращал зрачками, изо рта у него текла пена. Калина кричала, тянула быка и оглядывалась алым лицом. От боков и спины бугая шел пар. Бугай мелко дрожал всей гладкой шерстью и порой наступал на Калину рогами. Цепь жгла Калине руки. Она торопливо перехватывала по цепи пальцами, потом прихватила подолом, подскочила к быку и стала бить его ногой в брюхо. Наверху что-то затрещало. Калина бросила цепь, схватила быка за хвост и принялась бить его сзади пятками между ног. Бык качнулся и медленно выбежал на воздух. Калина вышла вслед за ним, отплевывалась и хрипела:

— Стерва, мужичья морда… Гад!

Из носу у нее шла кровь. Калина голым локтем размазывала кровь по лицу.

Мать бегала по крыше сарая с ведрами, хлестала водой головешки. Ведра подавала ей с лестницы Санька, Саньке от колодца — Олег, а вычерпывал Енька. На Марию дуло жарким ветром с красной крыши коровника; она поднималась по крыше, как в гору, волосы ее заворачивало с затылка на лицо. Мария тогда, не отпуская ведер, локтями разгребала волосы с лица. Потом она опрокинула сразу оба ведра на крышу и швырнула их Еньке к колодцу. Между тем коровник затрещал и весь рухнул, разломив потолок надвое. Кто-то взревел там под огнем и кинулся, ломая балки, но затих. Пылающий воздух с силой ударил в сарай, запрокинул на Марии платье и покатил ее с крыши. Над колодцем ветер подхватил падающие пустые ведра и понес их к огородам. Мария покатилась вниз, закрывая лицо руками от огня и дыма. Она ударилась спиной о землю, но вскочила. По крыше уже бегала Санька. Калина лезла по лестнице с двумя ведрами. Она отплевывалась и ругалась.

— Сеялку, сеялку вытаскивай! — свирепо орал Гришка и топором рубил замок на воротах сарая.

— Пожарники! Едуть! — пропел где-то Бедняга.

— Мария! Мария! — звал Гришка и рубил топором огромный замок, и летели из замка искры.

— Пожарники! — закричала из деревни Наташа.

Она с ведром стояла на крыше дома и махала ведром над головой.

Ветер с воем раздувал огонь по всему рухнувшему коровнику, накалял воздух, и бересты вдоль двора скручивались, подскакивали, сами катились по земле.

Тройка с огромными колокольцами, с красной бочкой, грохоча, летела по деревне. Пожарники, сверкая касками, на ходу спрыгивали и бежали на огонь. Впереди скакал начальник в синей милицейской гимнастерке и грел коня хлыстом.

— Товарищ Париков! Гражданин начальник! — вскрикивал Бедняга, поднимая руки над головой, горестно показывая на пожар.

Начальник промчался мимо и спрыгнул с коня возле сарая. Тройка развернулась, и пожарники вытащили из-под бочки две длинные кишки и побежали с ними, как с винтовками. Подкатила вторая тройка, тоже с бочкой, с насосом. Насос поставили возле колодца. Начали качать воду.

Бедняга откуда-то вытащил длинный черный лом. Гришка и Париков поддели ломом замок, вывернули его вместе с пробоем. Ворота распахнулись, из них повалил дым. И тут вся крыша сарая со всех сторон одним духом вспыхнула. Санька и Калина пятились перед огнем на конек, отмахивались от жара пустыми ведрами. Пламя шло по крыше волглыми языками.

Первая струя ослепительно разлетелась в воздухе, ударила в небо и крупно посыпалась на сарай. Санька боком легла на кровлю, поджала ноги, закрыла лицо руками и покатилась вниз. Калина, размахивая руками и что-то крича, побежала с крыши и высоко прыгнула через пламя. Одежду на ней вздуло и обдало огнем. Юбка вспыхнула. Калина летела в небе, перебирая длинными ногами, будто ехала на велосипеде. Она руками сбивала с юбки огонь. Кто-то полоснул раскатистой струей с земли в Калину и поливал, пока она не упала на землю.